Наверное, именно этот день официально стоит считать днем зарождения движения задрочества. По крайней мере, именно девятое апреля Роман Кириллов назвал в интервью журналу «Фобос» незадолго до снятия с должности, и заведения на него уголовного дела, а также ареста активов возглавленной им корпорации. Но обо всем по порядку…
…В тот день шел противный мокрый снег, и весенняя столица вдруг неожиданно погрузилась в зиму, как погружается недавно выздоровевший больной в не долеченный, перенесенный на ногах, грипп. Москва грипповала пробками, снежными завалами, мокрыми, склизкими тротуарами, по которым скользили, как на водных лыжах, вечно, даже в субботу, озлобленные прохожие.
В ту памятную теперь субботу Роман побывал на встрече одноклассников, на которой окончательно понял, что любая социальная сеть, по сути своей асоциальна, как скажем, асексуальна хрипящая в трубку ахи и вздохи тетка, зарабатывающая сексом по телефону. Встречу собирали скоропостижно, словно хоронили свое прошлое, зато хоронили всем классом, как будто от этого срочного собрания, а по сути, безудержной пьянки, зависело будущее всех его членов…
Накануне, в пятницу, во «Второгодниках» было разослано сообщение о том, что в субботу в шесть вечера надлежит собратья всем ученикам «А» класса домодедовской школы номер такой-то. Сейчас уже неизвестно, кто первым послал это сообщение, но в итоге в кабак под названием «El Chupacabra», набилось столько народу, что пришлось сдвигать столы…
Весь класс был настолько обескуражен тем, что ему так неожиданно и внезапно удалось собраться практически всем составом, кроме помершего от передозировки Ваньки Кощеева, свалившего в Израиль Саши Иванова и пары-тройки совсем серых личностей, чьих имен не вспомнить даже, водя пальцем по групповой школьной фотографии, что немедленно принялся знакомиться заново, хотя многие и так были взаимно зафрендены во «Второгодниках» и «В контракте».
Рома думал, что социальная сеть асоциальна потому, что она, по сути, не соединяет, а разъединяет людей. Понял он это после того, как сопоставил свои скудные знания о философии марксизма со своими еще более скудными знаниями об Интернете. Он понял, что то самое отчуждение человека от человека, о котором писал Маркс, было завершено уже после его смерти в современной Интернет-формации, и именно при помощи феномена социальных сетей, прикрывающихся благим, вроде бы, намерением объединять людей по интересам… Рома же давно решил, что, превратившись в аватар и анкету, человек вообще может исчезнуть. Рома боялся этого, но все равно вынужден был следовать моде на социальные сети, сетевые дневники, блоги и прочие «твиттеры». Сначала «Живой журнал», потом «Второгодники», потом «В контракте», затем «Твиттер» (обширно рекламируемый президентом РФ) и «Фейсбук» (мода на который резко подскочила после успеха последнего на тот момент фильма Дэвида Финчера), и вот от тебя уже ничего не осталось – только десяток фотографий в трусах на фоне прибоя и подпись, что тебе нравится такая же картинка в чужой анкете. А еще несколько коротких сообщений о том, как ты удачно сходил в кино и в туалет… Впрочем, разговоры о том, что дневники ходящих в туалет людей бесполезны, всегда были такими же бесполезными, как и сами эти дневники…
Пока в кабаке не были сдвинули столы, Рома стоял в геометрическом месте точек, удаленном от центра тусовки в окружении своих лучших друзей – Яши и Гуки, которых подсознательно подозревал в латентном гомосексуализме. Себя он тоже в нем подозревал, особенно имея в виду тот факт, что секса у него не было уже года полтора, с того самого момента, как он случайно лишился девственности. А ведь ему было уже под тридцать. Склонный к полноте, но одаренный язвенным колитом, он был скорее упитанным, чем толстым, можно было бы даже сказать, что крепким, хотя это была только видимость. И теперь он стоял рядом со своими друзьями, такими же неудачниками, болтая в руке граненым бокалом с коричневым виски на донышке, в ожидании, когда очередная лохудра, подойдет к нему, чтобы удостовериться в его некондиционности, даже несмотря на сносную рубашку, которую подарила ему мама…
«Впрочем, стоп! - сказал себе Рома. - Я использую какие-то неправильные термины».
Действительно, слово «неудачник» уже давно никто не использовал, «лохудра» – тоже...
«Какое же это слово, которым обозначают таких, как я?» – напряженно подумал он, и тут услышал его. Славка Овчаренко – детина в пиджаке, с важно выпяченной грудью - рассказывал остальным «спортсменам» о превратностях вождения «тойоты кэмри» в условиях московского бездорожья.
- И вот этот задрот меня подрезает на своем «хендае», я ему сигналю, и мы создаем аварийную ситуацию!
- Да-да, а слева еще эта тупая телка… на своем «дэу матице» оттормаживается, - вторил ему Витька Володин. – Мы их чуть обоих всмятку не раздавили, лохов этих…
«Вот кто мы, - подумал Рома. – Задроты и тупые телки».
К троице подкатила тупая телка Иванова – однофамилица свалившего в Израиль русского мальчика.
- Ну что, Айзенберг, в Израиль не смотался? – спросила она Яшу.
В отличие от Иванова, Яша Айзенберг не собирался никуда уматывать и вполне комфортно чувствовал себя в Москве, по крайней мере, покуда здравствовала его энергичная мамаша, готовившая лучший форшмак во всем районе Домодедово. Во всяком случае, Рома не знал больше никого в Домодедово, кто вообще готовит форшмак. Яша был невысокого роста, или проще говоря, роста маленького, курчавый, почти не носатый, немного кривоногий. При этом носил зауженные внизу джинсы, подражая Говарду Воловицу из «Теории большого взрыва».
Сама же Иванова раздулась в размерах, словно окуклилась, и, также будучи невысокого роста, за одиннадцать лет, пролетевших после выпускного, стала вообще сферической формы. При этом прикинута была неплохо, и вела себя пафосно и стервозно…
«Тупая телка» - проговорил про себя Рома обреченно, а ведь в каком-то из старших классов она подавала надежды, от которых теперь ничего не осталось. Отсекая карем уха плотскую шутку Яши, который парировал выпад Ивановой, Рома пробежался взглядом по толпе собравшихся.
И вот за спинами «спортсменов» он увидел Ее… Сомнения не было, это была Она, хоть и стояла она к нему спиной. Ее волосы были все того же светлого, словно немного выгоревшего, цвета. Ее тонкая спина, обтянутая недешевым вечерним платьем с эдаким декольте, выдвигающим на всеобщее обозрение две мраморные лопатки, показалась Роме самой сладкой и желанной спиной на свете.
Он прикрыл глаза и вспомнил, как просидел с Леной за одной партой все три последних класса. Именно тогда у него стало портиться зрение, и его посадили вперед, к Ней. А Она, завзятая отличница, всегда сидела впереди, потому что всегда все знала. Впрочем, к одиннадцатому классу правильная, с картинки, отличница превратилась в расписную блядь.
Рома отчетливо помнил пошлую золотую цепь на короткой кожаной мини-юбке и синяки под глазами своей напарницы по парте. Впрочем, все это, в том числе и прерванная беременность, о которой болтали в курилках, не помешало ей окончить школу с золотой медалью и поступить в МГИМО, тогда как сам Рома закончил МАИ, где изучал аэродинамику и сопромат… а так же медленно спивался без женского внимания, в то время как Лена, говаривали, вышла замуж за мини-олигарха. Она выглядела взрослой, статной, знающей себе цену, и цена эта была очень высока. Мраморные лопатки, которым не было холодно под кондиционерами в «El Chupacabr’е», вздымались, словно крылышки, и Рома не мог отвести от них взгляд.
Стоит ли говорить о том, что все эти годы, все одиннадцать лет после школы и последние три класса, Рома был болезненно и безответно влюблен в Лену… О чем так и не смог ни разу сказать ей за все это время, да и виделись они раз в три года на таких вот встречах, которые в последнее время стали проходить с завидной регулярностью, из-за роста популярности социальных сетей…
«Лена не тупая телка», - глупо проговорил про себя Рома. Он просто стоял и смотрел на нее, боясь, что она повернется к нему и увидит его. Он не знал, что ему предстоит сделать, но уже заранее боялся того момента, когда это случится…
- Кириллов, ты все те же очки носишь? И рубашку?
Засмотревшись на Лену, Рома не заметил, как Яша отшил Иванову, и ее место заняла Утконос. Рома не успел ответить, а Утконос уже успела облить своей бабьей желчью его друзей.
- Айзенберг, мазал тов, как твоя бар мицва? Гука, ты все так же безнадежен в социальном и безудержен в сексуальном плане?
- Слушай, Уткина, - сказал Рома как можно более дружелюбно, пока в груди окончательно не рассосалось чувство, оставленное появлением на тусовке Лены. – Шла бы ты отсюда, а то всех мужиков распугаешь…
Несмотря на Ромины наезды, Уткина не была страшной, она скорее была «нестандартной внешности». Нос имела самый обыкновенный, зато скулы у нее были какие-то гипертрофированные, как у актрисы, которая играла с Меттом Деймоном в фильме про вундеркинда. Рома догадывался, что у нее в каком-то классе могли быть к нему какие-то чувства, но эта тупая телка была, помимо прочего, одарена «богатым внутренним миром», писала стишки, рисовала всякую мазню, открывала выставки, и вообще была дамой тусовой и мелькала даже по телеканалу «Искусство».
Утконос и сейчас выглядела вызывающе, вся в каких-то блестящих побрякушках и дурацкой шляпе, которая, как ни странно, шла к ее нестандартной внешности.
- Ладно, Кириллов, - оставила его в покое Утконос. – Глазей на свою Маркину, правда, она не Маркина уже давно…
Утконос ретировалась, хлопнув Гуку по заднице и подмигнув ему. Гука, обычно застенчивый, как бревно, вдруг отпустил вслед Утконосу жуткую пошлость, заставив даже спортсменов прервать свой автомобильный диспут и уставиться на Гуку. Здесь сразу стоит отметить, что Гука, в целом, человек вполне вменяемый, страдал расстройством речевого аппарата из-за чрезмерного выделения слюны, а потому речь его походила на неприличное хлюпанье, и обычно мало кто ее понимал, как это было с Кенни из «Сауф Парка». Кроме того, считалось, что он страдал легкой формой синдрома Туретта – нервными тиками, которые заставляли его помимо прочего произносить всякие вопиющие неприличности. Поэтому все его фразы будут даны нами в косвенной речи, иначе мы буквы сломаем, пытаясь восстановить его рулады на бумаге.
Кличку свою он получил в честь «Закона Гука», которого никто из лиц, употреблявших эту кличку, так и не выучил. Зато кличка прилипла плотно, настолько плотно, что все забыли, как Гуку зовут на самом деле. Гука был высокий, более чем упитанный, носил длинные сальные волосы и черные майки с металлистскими картинками.
- Рома, привет, - услышал Рома, и у него чуть не случился инфаркт. – Привет, мальчики.
Лена стояла перед ним в вечернем платье. Вид у нее был такой же уставший, как и в последнем классе, она напоминала анорексичную топ-модель с кругами под глазами. Эта декадентская внешность придавала ей трагичности и изрядного эротизма, особенно учитывая полуоткрытую, чуть отвисающую уже с возрастом, грудь-троечку. Сердце Ромы сжалось оттого, что он в очередной раз осознал, что все еще любит ее.
- Пр… привет, - сказал он, натянуто улыбаясь. Гука и Яша также пробурчали что-то невнятное.
Рому взбесило, что она воспринимает их троих, как единое целое. В школе он готов был убить Гуку за то, что тот был его другом, в то время как ему не нужен был друг, а нужна была Лена.
- Как жизнь молодая? – спросила Лена Яшу. – У вас с Гукой детишек нет еще?
- Ладно, Маркина, - сказал Яша. – Ты нас прямо уже поженила.
- Ну, допустим, Рому бы я на вас женить не стала, - Лена дернула плечами и улыбнулась. – Но вас двоих – вполне можно было бы…
Гука с Яшей переглянулись с недоумением.
- В общем, мы… работаем… - ответил за всех Рома. - Ну а ты как поживаешь?
- Я замужем… - и она артистично откинула в сторону руку с дорогим кольцом на безымянном пальце. Впрочем, в бриллиантах Рома не разбирался, и понятия не имел, сколько оно стоит.
- А детишки где? – отомстил Яша.
- Издеваешься? – усмехнулась Лена. – Игорь целыми днями на работе. Какие дети…
Тут к ним подошел мощный мужик за тридцать с намечающимся начальническим пузом и начальническими же хамоватыми повадками альфа-самца. Окинув друзей презрительно сканирующим взглядом, и поняв, что соперников здесь нет, он, на мгновение, правда, задержался на Гуке. Затем вяло пожал парням руки, и утащил Лену к спортсменам, разговаривать о машинах.
Потом сдвинули столы, и встреча одноклассников плавно перетекла в пьянку с поеданием салатов. Кто-то заснул, кто-то говорил тосты. Наша троица сидела на отшибе стола, напротив двух девушек – Гаметы и Зиготы, которые в школе считались пушечным мясом, а сейчас выглядели не то чтобы миловидно – достаточно просто, но следили за собой и водили на коротких поводках совершенно одинаковых бритых кавалеров – не то гражданских, не то законных мужей…
«У этих тупых телок хотя бы есть парни, а мы сидим тут, действительно, как три гомика», - подумал Рома, заедая мимозу сырным цезарем.
В финале встречи, когда она, собственно, уже закончилась, произошел эпизод, который кардинально повлиял на ход мысли Ромы Кириллова, и на дальнейший ход всей нашей истории…
Время было за полночь. Народ разбредался из «El Chupacabr’ы», заплатив за разбитые бокалы и тарелки. Из-за мокрого снега многие кучковались внизу у крыльца, в ожидании такси, обнимаясь в последний раз, целуясь, споря и распевая школьные гимны – в основном из репертуара групп «Сектор газа» и «Кино».
Игорь, муж Лены, пьяный вусмерть, стоял, прислонившись к стене ресторана, и тщетно пытался попасть огоньком зажигалки в сигарету. Лена, нервно сверкая бедрами, под мокрым снегом уходила в сторону припаркованных на обочине машин, брезгливо отведя в сторону руку с болтающимися в ней ключами.
Рома стоял, совершенно обалдевший, глядя, как хлопья снега ложатся на голые плечи и посыпают купированные крылышки Лениных лопаток. Казалось, еще немного, и лопатки обрастут белым мокрым пухом, и тогда Лена сможет взмыть в сырое черное небо. Взмыть над этим пьяным адом и оставить, наконец, сердце Ромы в покое…
- Ну что, Роман Аркадьевич, - сказал ему Игорь. – Как живется тебе на свете?
Рома вздрогнул. Он был удивлен, ведь альфа-самец не только запомнил его имя, он еще и откуда-то знал его отчество.
- Откуда ты знаешь мое отчество? – спросил он, набычившись.
- Легко запомнить, как у Обормовича, - усмехнулся Игорь. – Только ты до своего тезки-олигарха явно не дотягиваешь чего-то…
- Ну, - пожал плечами Рома. – Может, мне этого и не надо…
- …Хотя рубашка хорошая, - закончил фразу Игорь. Рома не успел порадоваться, потому, что тот продолжил. – Да мне Ленка все время про тебя рассказывала. Какой ты был, как сидел с ней за одной партой, что рисовал все время какие-то самолетики. Я уж и ревновать стал, специально приехал сюда, чтобы посмотреть на тебя…
Рома со смешанными чувствами отвел глаза.
- Так как живется тебе с Леной? – спросил он, глядя в мокрый асфальт.
- Хреново мне живется, - с досадой ответил Игорь. – Ленка твоя – стерва и блядь, но бросить ее не могу…
- Какая ж она моя?
- Да знаю я, что ты влюблен в нее был. Или все еще?.. А хочешь, забирай ее? Прямо сейчас, вон вместе с «инфинити»!
Лена тем временем пыталась вырулить из ряда стоящих друг на друге припаркованных тачек.
- А может, и заберу! – сказал Рома с вызовом, глядя альфа-самцу в глаза.
- Она не пойдет, - усмехнулся Игорь. Он, наконец, попал зажигалкой в сигарету. – Да хрен с ней, с бабой, ты скажи мне, что с миром-то происходит?
- А чего происходит? – не понял Рома.
- Ничего! Куда мир катится?!
- Хз.
- Вот и я – хз, – злобно отозвался Игорь. - Ничего не понимаю, вроде учился, кандидат наук, МГИМО, магистр там, эмбиэй… Бизнес знаю, а вот чую я, что что-то меняется в мире. Какие-то задроты мир захватывают. Мы тут инвестиции выбивали. Так ко мне знаешь, кто на переговоры приехал? Такой выпиздырь в свитере с оленями и в очках как у тебя – с толстой черной оправой. Хмырь, замутил в Интернете какой-то ресурс по торговле чем-то, якобы какие-то инновации. Требует пять ярдов инвестиций, мать его, а ведет себя как Билл Гейтс, мать его! Я ничего не понимаю, куда мир катится?! Вот скажи мне…
- Я не знаю.
- Все ты знаешь, это же твои дружки, задроты, мир захватывают, пока мы его просираем!
- Да пошел ты, - сказал Роман и отвернулся. Игорь тут же забыл о нем, а Рома отыскал мокнущих в отдалении Гуку и Яшу, и они пошли ловить такси до «Домодедовской».
Наверное, именно этот день официально стоит считать днем зарождения движения задрочества. По крайней мере, именно девятое апреля Роман Кириллов назвал в интервью журналу «Фобос» незадолго до снятия с должности, и заведения на него уголовного дела, а также ареста активов возглавленной им корпорации. Но обо всем по порядку…
…В тот день шел противный мокрый снег, и весенняя столица вдруг неожиданно погрузилась в зиму, как погружается недавно выздоровевший больной в не долеченный, перенесенный на ногах, грипп. Москва грипповала пробками, снежными завалами, мокрыми, склизкими тротуарами, по которым скользили, как на водных лыжах, вечно, даже в субботу, озлобленные прохожие.
В ту памятную теперь субботу Роман побывал на встрече одноклассников, на которой окончательно понял, что любая социальная сеть, по сути своей асоциальна, как скажем, асексуальна хрипящая в трубку ахи и вздохи тетка, зарабатывающая сексом по телефону. Встречу собирали скоропостижно, словно хоронили свое прошлое, зато хоронили всем классом, как будто от этого срочного собрания, а по сути, безудержной пьянки, зависело будущее всех его членов…
Накануне, в пятницу, во «Второгодниках» было разослано сообщение о том, что в субботу в шесть вечера надлежит собратья всем ученикам «А» класса домодедовской школы номер такой-то. Сейчас уже неизвестно, кто первым послал это сообщение, но в итоге в кабак под названием «El Chupacabra», набилось столько народу, что пришлось сдвигать столы…
Весь класс был настолько обескуражен тем, что ему так неожиданно и внезапно удалось собраться практически всем составом, кроме помершего от передозировки Ваньки Кощеева, свалившего в Израиль Саши Иванова и пары-тройки совсем серых личностей, чьих имен не вспомнить даже, водя пальцем по групповой школьной фотографии, что немедленно принялся знакомиться заново, хотя многие и так были взаимно зафрендены во «Второгодниках» и «В контракте».
Рома думал, что социальная сеть асоциальна потому, что она, по сути, не соединяет, а разъединяет людей. Понял он это после того, как сопоставил свои скудные знания о философии марксизма со своими еще более скудными знаниями об Интернете. Он понял, что то самое отчуждение человека от человека, о котором писал Маркс, было завершено уже после его смерти в современной Интернет-формации, и именно при помощи феномена социальных сетей, прикрывающихся благим, вроде бы, намерением объединять людей по интересам… Рома же давно решил, что, превратившись в аватар и анкету, человек вообще может исчезнуть. Рома боялся этого, но все равно вынужден был следовать моде на социальные сети, сетевые дневники, блоги и прочие «твиттеры». Сначала «Живой журнал», потом «Второгодники», потом «В контракте», затем «Твиттер» (обширно рекламируемый президентом РФ) и «Фейсбук» (мода на который резко подскочила после успеха последнего на тот момент фильма Дэвида Финчера), и вот от тебя уже ничего не осталось – только десяток фотографий в трусах на фоне прибоя и подпись, что тебе нравится такая же картинка в чужой анкете. А еще несколько коротких сообщений о том, как ты удачно сходил в кино и в туалет… Впрочем, разговоры о том, что дневники ходящих в туалет людей бесполезны, всегда были такими же бесполезными, как и сами эти дневники…
Пока в кабаке не были сдвинули столы, Рома стоял в геометрическом месте точек, удаленном от центра тусовки в окружении своих лучших друзей – Яши и Гуки, которых подсознательно подозревал в латентном гомосексуализме. Себя он тоже в нем подозревал, особенно имея в виду тот факт, что секса у него не было уже года полтора, с того самого момента, как он случайно лишился девственности. А ведь ему было уже под тридцать. Склонный к полноте, но одаренный язвенным колитом, он был скорее упитанным, чем толстым, можно было бы даже сказать, что крепким, хотя это была только видимость. И теперь он стоял рядом со своими друзьями, такими же неудачниками, болтая в руке граненым бокалом с коричневым виски на донышке, в ожидании, когда очередная лохудра, подойдет к нему, чтобы удостовериться в его некондиционности, даже несмотря на сносную рубашку, которую подарила ему мама…
«Впрочем, стоп! - сказал себе Рома. - Я использую какие-то неправильные термины».
Действительно, слово «неудачник» уже давно никто не использовал, «лохудра» – тоже...
«Какое же это слово, которым обозначают таких, как я?» – напряженно подумал он, и тут услышал его. Славка Овчаренко – детина в пиджаке, с важно выпяченной грудью - рассказывал остальным «спортсменам» о превратностях вождения «тойоты кэмри» в условиях московского бездорожья.
- И вот этот задрот меня подрезает на своем «хендае», я ему сигналю, и мы создаем аварийную ситуацию!
- Да-да, а слева еще эта тупая телка… на своем «дэу матице» оттормаживается, - вторил ему Витька Володин. – Мы их чуть обоих всмятку не раздавили, лохов этих…
«Вот кто мы, - подумал Рома. – Задроты и тупые телки».
К троице подкатила тупая телка Иванова – однофамилица свалившего в Израиль русского мальчика.
- Ну что, Айзенберг, в Израиль не смотался? – спросила она Яшу.
В отличие от Иванова, Яша Айзенберг не собирался никуда уматывать и вполне комфортно чувствовал себя в Москве, по крайней мере, покуда здравствовала его энергичная мамаша, готовившая лучший форшмак во всем районе Домодедово. Во всяком случае, Рома не знал больше никого в Домодедово, кто вообще готовит форшмак. Яша был невысокого роста, или проще говоря, роста маленького, курчавый, почти не носатый, немного кривоногий. При этом носил зауженные внизу джинсы, подражая Говарду Воловицу из «Теории большого взрыва».
Сама же Иванова раздулась в размерах, словно окуклилась, и, также будучи невысокого роста, за одиннадцать лет, пролетевших после выпускного, стала вообще сферической формы. При этом прикинута была неплохо, и вела себя пафосно и стервозно…
«Тупая телка» - проговорил про себя Рома обреченно, а ведь в каком-то из старших классов она подавала надежды, от которых теперь ничего не осталось. Отсекая карем уха плотскую шутку Яши, который парировал выпад Ивановой, Рома пробежался взглядом по толпе собравшихся.
И вот за спинами «спортсменов» он увидел Ее… Сомнения не было, это была Она, хоть и стояла она к нему спиной. Ее волосы были все того же светлого, словно немного выгоревшего, цвета. Ее тонкая спина, обтянутая недешевым вечерним платьем с эдаким декольте, выдвигающим на всеобщее обозрение две мраморные лопатки, показалась Роме самой сладкой и желанной спиной на свете.
Он прикрыл глаза и вспомнил, как просидел с Леной за одной партой все три последних класса. Именно тогда у него стало портиться зрение, и его посадили вперед, к Ней. А Она, завзятая отличница, всегда сидела впереди, потому что всегда все знала. Впрочем, к одиннадцатому классу правильная, с картинки, отличница превратилась в расписную блядь.
Рома отчетливо помнил пошлую золотую цепь на короткой кожаной мини-юбке и синяки под глазами своей напарницы по парте. Впрочем, все это, в том числе и прерванная беременность, о которой болтали в курилках, не помешало ей окончить школу с золотой медалью и поступить в МГИМО, тогда как сам Рома закончил МАИ, где изучал аэродинамику и сопромат… а так же медленно спивался без женского внимания, в то время как Лена, говаривали, вышла замуж за мини-олигарха. Она выглядела взрослой, статной, знающей себе цену, и цена эта была очень высока. Мраморные лопатки, которым не было холодно под кондиционерами в «El Chupacabr’е», вздымались, словно крылышки, и Рома не мог отвести от них взгляд.
Стоит ли говорить о том, что все эти годы, все одиннадцать лет после школы и последние три класса, Рома был болезненно и безответно влюблен в Лену… О чем так и не смог ни разу сказать ей за все это время, да и виделись они раз в три года на таких вот встречах, которые в последнее время стали проходить с завидной регулярностью, из-за роста популярности социальных сетей…
«Лена не тупая телка», - глупо проговорил про себя Рома. Он просто стоял и смотрел на нее, боясь, что она повернется к нему и увидит его. Он не знал, что ему предстоит сделать, но уже заранее боялся того момента, когда это случится…
- Кириллов, ты все те же очки носишь? И рубашку?
Засмотревшись на Лену, Рома не заметил, как Яша отшил Иванову, и ее место заняла Утконос. Рома не успел ответить, а Утконос уже успела облить своей бабьей желчью его друзей.
- Айзенберг, мазал тов, как твоя бар мицва? Гука, ты все так же безнадежен в социальном и безудержен в сексуальном плане?
- Слушай, Уткина, - сказал Рома как можно более дружелюбно, пока в груди окончательно не рассосалось чувство, оставленное появлением на тусовке Лены. – Шла бы ты отсюда, а то всех мужиков распугаешь…
Несмотря на Ромины наезды, Уткина не была страшной, она скорее была «нестандартной внешности». Нос имела самый обыкновенный, зато скулы у нее были какие-то гипертрофированные, как у актрисы, которая играла с Меттом Деймоном в фильме про вундеркинда. Рома догадывался, что у нее в каком-то классе могли быть к нему какие-то чувства, но эта тупая телка была, помимо прочего, одарена «богатым внутренним миром», писала стишки, рисовала всякую мазню, открывала выставки, и вообще была дамой тусовой и мелькала даже по телеканалу «Искусство».
Утконос и сейчас выглядела вызывающе, вся в каких-то блестящих побрякушках и дурацкой шляпе, которая, как ни странно, шла к ее нестандартной внешности.
- Ладно, Кириллов, - оставила его в покое Утконос. – Глазей на свою Маркину, правда, она не Маркина уже давно…
Утконос ретировалась, хлопнув Гуку по заднице и подмигнув ему. Гука, обычно застенчивый, как бревно, вдруг отпустил вслед Утконосу жуткую пошлость, заставив даже спортсменов прервать свой автомобильный диспут и уставиться на Гуку. Здесь сразу стоит отметить, что Гука, в целом, человек вполне вменяемый, страдал расстройством речевого аппарата из-за чрезмерного выделения слюны, а потому речь его походила на неприличное хлюпанье, и обычно мало кто ее понимал, как это было с Кенни из «Сауф Парка». Кроме того, считалось, что он страдал легкой формой синдрома Туретта – нервными тиками, которые заставляли его помимо прочего произносить всякие вопиющие неприличности. Поэтому все его фразы будут даны нами в косвенной речи, иначе мы буквы сломаем, пытаясь восстановить его рулады на бумаге.
Кличку свою он получил в честь «Закона Гука», которого никто из лиц, употреблявших эту кличку, так и не выучил. Зато кличка прилипла плотно, настолько плотно, что все забыли, как Гуку зовут на самом деле. Гука был высокий, более чем упитанный, носил длинные сальные волосы и черные майки с металлистскими картинками.
- Рома, привет, - услышал Рома, и у него чуть не случился инфаркт. – Привет, мальчики.
Лена стояла перед ним в вечернем платье. Вид у нее был такой же уставший, как и в последнем классе, она напоминала анорексичную топ-модель с кругами под глазами. Эта декадентская внешность придавала ей трагичности и изрядного эротизма, особенно учитывая полуоткрытую, чуть отвисающую уже с возрастом, грудь-троечку. Сердце Ромы сжалось оттого, что он в очередной раз осознал, что все еще любит ее.
- Пр… привет, - сказал он, натянуто улыбаясь. Гука и Яша также пробурчали что-то невнятное.
Рому взбесило, что она воспринимает их троих, как единое целое. В школе он готов был убить Гуку за то, что тот был его другом, в то время как ему не нужен был друг, а нужна была Лена.
- Как жизнь молодая? – спросила Лена Яшу. – У вас с Гукой детишек нет еще?
- Ладно, Маркина, - сказал Яша. – Ты нас прямо уже поженила.
- Ну, допустим, Рому бы я на вас женить не стала, - Лена дернула плечами и улыбнулась. – Но вас двоих – вполне можно было бы…
Гука с Яшей переглянулись с недоумением.
- В общем, мы… работаем… - ответил за всех Рома. - Ну а ты как поживаешь?
- Я замужем… - и она артистично откинула в сторону руку с дорогим кольцом на безымянном пальце. Впрочем, в бриллиантах Рома не разбирался, и понятия не имел, сколько оно стоит.
- А детишки где? – отомстил Яша.
- Издеваешься? – усмехнулась Лена. – Игорь целыми днями на работе. Какие дети…
Тут к ним подошел мощный мужик за тридцать с намечающимся начальническим пузом и начальническими же хамоватыми повадками альфа-самца. Окинув друзей презрительно сканирующим взглядом, и поняв, что соперников здесь нет, он, на мгновение, правда, задержался на Гуке. Затем вяло пожал парням руки, и утащил Лену к спортсменам, разговаривать о машинах.
Потом сдвинули столы, и встреча одноклассников плавно перетекла в пьянку с поеданием салатов. Кто-то заснул, кто-то говорил тосты. Наша троица сидела на отшибе стола, напротив двух девушек – Гаметы и Зиготы, которые в школе считались пушечным мясом, а сейчас выглядели не то чтобы миловидно – достаточно просто, но следили за собой и водили на коротких поводках совершенно одинаковых бритых кавалеров – не то гражданских, не то законных мужей…
«У этих тупых телок хотя бы есть парни, а мы сидим тут, действительно, как три гомика», - подумал Рома, заедая мимозу сырным цезарем.
В финале встречи, когда она, собственно, уже закончилась, произошел эпизод, который кардинально повлиял на ход мысли Ромы Кириллова, и на дальнейший ход всей нашей истории…
Время было за полночь. Народ разбредался из «El Chupacabr’ы», заплатив за разбитые бокалы и тарелки. Из-за мокрого снега многие кучковались внизу у крыльца, в ожидании такси, обнимаясь в последний раз, целуясь, споря и распевая школьные гимны – в основном из репертуара групп «Сектор газа» и «Кино».
Игорь, муж Лены, пьяный вусмерть, стоял, прислонившись к стене ресторана, и тщетно пытался попасть огоньком зажигалки в сигарету. Лена, нервно сверкая бедрами, под мокрым снегом уходила в сторону припаркованных на обочине машин, брезгливо отведя в сторону руку с болтающимися в ней ключами.
Рома стоял, совершенно обалдевший, глядя, как хлопья снега ложатся на голые плечи и посыпают купированные крылышки Лениных лопаток. Казалось, еще немного, и лопатки обрастут белым мокрым пухом, и тогда Лена сможет взмыть в сырое черное небо. Взмыть над этим пьяным адом и оставить, наконец, сердце Ромы в покое…
- Ну что, Роман Аркадьевич, - сказал ему Игорь. – Как живется тебе на свете?
Рома вздрогнул. Он был удивлен, ведь альфа-самец не только запомнил его имя, он еще и откуда-то знал его отчество.
- Откуда ты знаешь мое отчество? – спросил он, набычившись.
- Легко запомнить, как у Обормовича, - усмехнулся Игорь. – Только ты до своего тезки-олигарха явно не дотягиваешь чего-то…
- Ну, - пожал плечами Рома. – Может, мне этого и не надо…
- …Хотя рубашка хорошая, - закончил фразу Игорь. Рома не успел порадоваться, потому, что тот продолжил. – Да мне Ленка все время про тебя рассказывала. Какой ты был, как сидел с ней за одной партой, что рисовал все время какие-то самолетики. Я уж и ревновать стал, специально приехал сюда, чтобы посмотреть на тебя…
Рома со смешанными чувствами отвел глаза.
- Так как живется тебе с Леной? – спросил он, глядя в мокрый асфальт.
- Хреново мне живется, - с досадой ответил Игорь. – Ленка твоя – стерва и блядь, но бросить ее не могу…
- Какая ж она моя?
- Да знаю я, что ты влюблен в нее был. Или все еще?.. А хочешь, забирай ее? Прямо сейчас, вон вместе с «инфинити»!
Лена тем временем пыталась вырулить из ряда стоящих друг на друге припаркованных тачек.
- А может, и заберу! – сказал Рома с вызовом, глядя альфа-самцу в глаза.
- Она не пойдет, - усмехнулся Игорь. Он, наконец, попал зажигалкой в сигарету. – Да хрен с ней, с бабой, ты скажи мне, что с миром-то происходит?
- А чего происходит? – не понял Рома.
- Ничего! Куда мир катится?!
- Хз.
- Вот и я – хз, – злобно отозвался Игорь. - Ничего не понимаю, вроде учился, кандидат наук, МГИМО, магистр там, эмбиэй… Бизнес знаю, а вот чую я, что что-то меняется в мире. Какие-то задроты мир захватывают. Мы тут инвестиции выбивали. Так ко мне знаешь, кто на переговоры приехал? Такой выпиздырь в свитере с оленями и в очках как у тебя – с толстой черной оправой. Хмырь, замутил в Интернете какой-то ресурс по торговле чем-то, якобы какие-то инновации. Требует пять ярдов инвестиций, мать его, а ведет себя как Билл Гейтс, мать его! Я ничего не понимаю, куда мир катится?! Вот скажи мне…
- Я не знаю.
- Все ты знаешь, это же твои дружки, задроты, мир захватывают, пока мы его просираем!
- Да пошел ты, - сказал Роман и отвернулся. Игорь тут же забыл о нем, а Рома отыскал мокнущих в отдалении Гуку и Яшу, и они пошли ловить такси до «Домодедовской».