Аккурат на цветущую весну кузнец Харитон и Евдокия съехались, обрели свое последнее, тихое счастье. (ссылка на первую часть истории про них в конце рассказа). Со всеми своими скромными пожитками, с рябыми курочками, козой и кошкой переехала Евдокия в холостяцкий дом, давно не знавший женской руки хозяюшки. Свой дом она не оставила без присмотра, каждый день протапливала. Дескать, нельзя чтобы изба выстуживалась ибо дом должен дышать. Харитон будто бы помолодел, прибавил в росте, стал охотлив на разговоры, да и от угрюмости не осталось следа.
Простыми, не кружевными радостями жили они в добре и мире с собой и окружающими. О том, что стали жить семьей детям написать духом не собрались. Будто боялись спугнуть свое счастьице негромкое.
— Это самое, оно, знамо, написать надо. Токмо боязно. Опять-таки ничего кроме хулы от них не жди. — Закряхтел Харитон, покуривая самокрутку.
— Обождем. Да и мир не без добрых людей, донесут. А пока в тиши поживём. — Мудро подытожила Евдокия.
Женщины в очереди за хлебом сельмага незлобиво малость посудачили новость, отшутились да и подостыли, не видя в этом ничего предосудительного, ибо житейское море дел житейских.
— Ну как, Харитон Силантич, небось, молодуха измотала тебя? Молотом махать сил не осталось? — Подшучивали над ним мужики, покуривая свои Беломорканалы да Примы.
— Это самое, всё фунциклирует нормально! Силушки не убавилось, а наоборот, о-го-го! — Улыбался он губами и нагнетал кузнечными мехами воздух в горн.
Сын Семена Михаил оказался толковым малым: все схватывал на лету и два раза объяснять нужды не было. На первых порах кузнец поставил ученика в молотобойцы: дескать, пускай руки набивает. Мастер показывал малым молотом куда бить и при каждом ударе молодого человека от раскаленного металла разлетались искры. Харитон даже начал подумывать, не оставить ли свое хозяйство на Михаила и уйти на заслуженный покой, лишь изредка приходить посмотреть на работу и понюхать каленого железа.
Вечерами, управившись по хозяйству, они пили чай, вели беседы о прошедшем дне и планах на следующий.
— Это самое, правление колхоза попросило председателю на юбилей подарок сделать. Дуняша, глянь что придумал. — Положил на стол мятый карандашный рисунок. — Листья лозы, ветки и подставку, думаю, из кованой меди делать. А вот из чего ягоды винограда делать ума не приложу. Что скажешь?
Она посмотрела, прищурилась и предложила:
— Янтарь сгодится? Красиво придумал, Харитоша. Председатель такому подарку будет рад. Тем паче сызмальства на винограде работает.
— Конечно, достать янтарь будет тяжко, это ж в Калининград писать надобно. Не иначе правление подсобит.
Услышав стук калитки, Евдокия склонилась к окну, прищурилась от закатного солнца и увидела длинную тень на молодой зеленой травке.
— Харитоша, глянь. Никак Банный лист пожаловал. — Харитон убрал со стола секретный эскиз виноградной лозы и взялся чинить кузнечный фартук.
— Мир вашему дому. — В избу вошел худой, высохший как жердь, на вид порядком поживший старик. Хотя хозяину дома он был одногодка.
— А, Тимофей, ну приходи, гостем будешь. Чай пить будем. — Незваный гость по хозяйски уселся за стол.
За глаза селяне называли незванно пришедшего Банный лист: прилипнет, рад бы снять да рука не дотягивается. Вредного, мерзкого характера сплетник почище любой бабы.
А ещё прижимистый любитель без приглашения заявиться на обед или ужин, усаживался за накрытый стол и хозяев всяко-разно поучал жизни. Однако куда больше любил всего халявного.
— Силантич, давай закурим твой табачок. — Из уст гостя это прозвучало не просительно, а очень даже повелительно.
— Это самое, у тебя ж свои папиросы есть. Вон, в правом кармане вижу топорщится.
— Так ведь чужая и редька слаще своей. А я до чужого страсть как охоч.
Банный лист нежалеючи отсыпал из хозяйского кисета махорки, языком смочил самокрутку, закурил и огляделся недобрым глазом.
— Гляжу Евдокия украсила твою берлогу: занавесочки, цветочки. Вон че женская хитрость делает. Захомутала тебя, подкаблучником сделала молодуха. — Выдавил из себя ехидный смех человек-жердь.
— Слушай, ты, Язва, говори да не заговаривайся! Это самое, а то не ровен час мой кулак поцелует твой нос. — Харитон решительно привстал было да Евдокия осадила, положив свою теплую руку ему на плечо.
— Харитоша, не надо. — Сказала она мягко, мол, такой он родился, что с него взять.
— Я, собственно, чего пришел? Бабы говорили Настасья почтальонша ездила в город да случайно встретила на почтамте твою дочь, Евдокия. — Тут рассказчик злонамеренно замолчал, раскуривая вторую цигарку. В избе воцарилась тишина, слышно было как на дальней улице собака не по делу брехала.
— Так вот, рассказала Настасья по правде про ваше житье-бытье. Так что день на день ждите дорогих гостей. А то и разъехайтесь, коли не хотите шуму-гаму и неприятного разговору. — Банный лист неприятно засмеялся, знал ведь собака чувствительное место.
Харитон и Евдокия посмотрели друг на друга, у обоих кровь отлила от лица и сердце ёкнуло.
—Ну всё, чаю попил, дармовой табачок покурил и ступай себе с Богом. — Выпроводила Евдокия Банного листа.
Долго они потом ворочались, не могли уснуть, думая как всё будет.
Как на пожар, точно сговорились приехали все дети и Харитона, и Евдокии в один день. И начался спектакль в двух актах: комедия и драма. В первом — состоялась ярмарка тщеславия. Нарочито вытаскивали на свет из сумок подарки, гостинца и показушно громко говорили: “Мама, это тебе. Папа, это тебе”.
Можно подумать соревнование устроили, кто больше любит своего родителя. А они сидели безучастно, сгорая от стыда за фальшивую комедию.
Во втором акте начался истеричный поток хулы, порицания, кои обрушили дети на головы родителей.
— Стыдно должно быть вам! Какая любовь в вашем-то возрасте?! Вам о внуках надо думать, хозяйством заниматься, а вы. — И так далее, и тому подобное.
Активными обличителями были только дочери и снохи. А сыновья и зятья молча покуривали и в постыдным судилище не участвовали, втайне от своих половинок, поддерживая стариков.
Харитон и Евдокия сидели на лавке плечом к плечу, безропотно слушали нравоучения и не могли взять в толк, что детей беспокоило: их моральное положение или имущественные риски.
Вдруг, Евдокия схватилась за сердце, с надрывом охнула и повалилась навзничь, чувств лишившись. Харитон тотчас поменялся в лице и первым подскочил. Дети даже не сразу заметили произошедшее, продолжаю свою тираду.
— Дуняша, что с тобой? — Ласково, задушевно спросил обеспокоенный Харитон.
Дети наконец умолкли и увидели его неподдельную, искреннюю заботу и волнение с которым хлопотал над женщиной. Евдокия очнулась.
— Не знаю, — Евдокия неопределённо повела плечом, хватилась за голову, — вдруг земля из-под ног ушла, сердце шилом кольнуло и в глазах потемнело. — Слабым голосом сказала она.
И только тогда открылись у взбалмошных детей глаза и только тогда другие разговоры пошли. А ведь у стариков все по-настоящему, нет у них корысти, с добром, с нежностью и заботой друг к другу — такое сыграть невозможно. Пусть уж друг о друге заботятся, тем более они не могут приехать и сидеть у постели больного родителя. Пусть они вместе доживает свой век, как могут, как того желают. Пусть у родителей будет свое запоздалое счастье. На том и порешили.
Наутро дети распрощались, наобнимались и расселись по своим “Жигулям” да “Москвичам” и уехали, пообещав привезти внуков на летние каникулы. Старики еще долго на околице махали руками, пока машины в пылевом облаке не скрылись за горизонтом.
Харитон и Евдокия под руку неторопливо возвращались домой, кивком головы приветствуя сельчан.
— Эх, не привезут. — Кузнец грустно выдохнул дымок махорки. — Каждый год одно и тоже: али с работы не пущают, али на море поедут. Это самое, видеть, растить и любить внучат будем по фотокарточкам.
— Харитоша, а знаешь, кто во мне умер? — Харитон недоуменно посмотрел на хитро улыбающуюся жену.
— Дуняша, это самое, как это?
— Я же притворилась умирающей. Иначе устроенный детьми шабаш было не остановить.
— Умереть не встать! Вот ты артистка! У меня чуть сердце не остановилось. Предупредила бы что ли как-то, моргнула.
— Тогда бы ты не был так натурален. — Евдокия потеребила руку в крепком локте Харитона. Они весело засмеялись.
Благодарю за внимание. С вами была СТАРАЯ ТЕТРАДЬ.