Однажды я была комсомолкой. Идейной. Потому что была влюблена в секретаря комсомольской организации школы – высокого брюнета с томным взглядом ярко-синих глаз.
Одной вступать в комсомол было скучно, поэтому я уговорила подругу Наташку. Наташка в ту пору любила Ретта Батлера, комиссара Катани и немножко Луиса Альберто (хотя в последнем и не признавалась) и потому моей трагической любви не разделяла. Но как верная подруга, честно выучила устав или чего-там-надо-было-знать и получила вместе со мной комсомольский билет.
- И все равно, этот Андреев – отстой. И взгляд у него, как у коровы, - сказала Наташка и, закрыв глаза, стала представлять себе волнительно дышащего Ретта Батлера.
Понятно, что до Ретта Батлера никакому комсомольцу не допрыгнуть, но Ретт Батлер волнительно дышал в телевизоре, а секретарь школьной комсомольской организации вполне себе сопел рядом. И может быть даже не менее волнительно, и может даже в ушко, в перерывах между заседаниями комсомольской ячейки, но, увы, не в мое. Любовь моя так и осталась неразделенной, о чем до сих пор напоминают пожелтевшие страницы комсомольского билета с неуплаченными членскими взносами…
И муж мой тоже был комсомольцем. А в армии его назначили комсоргом и доверили печать, чем он не замедлил воспользоваться и наставил в своем билете печати об уплате членских взносов на десятки лет вперед.
Это было в 90-е годы, и к тому времени все комсомольцы уже давно торговали на рынке джинсами-варенками, а особо предприимчивые продавали и скупали доллары, а совсем-совсем предприимчивые – фабрики и заводы.
А вот муж мой верил, что комсомол не умер, и штамповал доверенной печатью свой комсомольский билет.
И если вдруг завтра вернутся наши прежние партайгеноссе с красным знаменем, серпом и молотом, мой муж скажет:
- Видите, а я знал! Знал, верил и платил членские взносы.
И скромно протянет свой билет, проштампованный аж до 2035 года…