Приказали нам взять Маркендорф, что на юго-западе от Франкфурта. Выскочили наши "тридцатьчетверки" на открытое поле, и фрицы начали их утюжить прямой наводкой. Сразу сгорело несколько танков, а остальные попятились назад. Не за понюх табаку ведь никто подбитым быть не хочет. А комбригады опять всех командиров машин собрал, и приказывает: «Немедленно повторить атаку!» Без артподготовки опять поползли вперёд, через некоторое время результат аналогичный. А командир бригады опять за свое: «Сегодня сам товарищ Сталин будет смотреть с мавзолея салют в нашу честь! Нужно обязательно зачистить этот клоповник Маркендорф от фрицев!»
Среди танкистов начался лёгкий ропот, но все-таки пошли в наступление в третий раз. Однако начались и саботажи. Доходило до того, что некоторые командиры Т-34 приказывали своим экипажам выпрыгивать прямо на ходу. И тогда пустой танк шел дальше по прямой в гордом одиночестве, пока не доезжал до немцев. И они его сразу сжигали. Так очень быстро от роты танков ничего не осталось. Однако комполка никак не желал угомониться, и попытался организовать четвёртую атаку. Тогда незнакомый мне комбат подошёл к нему, расстегнул кобуру и сказал: «Или ты сейчас отменяешь этот приказ, или до свидания! Мне уже не важно, сгинуть сейчас сразу в танке, или пойти под трибунал!»
Тем временем моя батарея самоходок ИСУ-152 получила приказ пройти маршем параллельно линии фронта и занять другой плацдарм. Я собрал ребят, и сказал всем, чтобы через 15 минут вывели все машины на дорогу. И в тот момент, когда мы уже собирались начинать движение, над нашими головами промчался немецкий истребитель. Немецкий пилот дал резкий крен на крыло, и я увидел, как он погрозил из кабины всей нашей колонне кулаком. Я тогда подумал, что это может означать, что немецкие самоходки уже ушли из этого района. Ну хорошо, нам собственно какая разница? Мы всё равно передислоцируемся на другое место. Однако этого так и не произошло, так как тут же пришёл новый приказ: "Отменить марш и вернуться на старое место на опушку берёзовой рощи".
Я посмотрел в ту сторону, где была наша старая позиция. А оттуда со всех ног бежит какой-то старшина, и орёт на бегу: «Стойте! Там все наши танки только что укокошили! Немцы там теперь!» В этот момент из рощи показались несколько наших "тридцатьчетверок", вид у которых был весьма потрепанный. У одного было разворочено дуло ствола, у другого погнуты крылья. Они улепетывали из леса, как будто за ними гнался Леший, пребывавший сегодня в весьма мстительном расположении духа. Я сразу дал команду зарядить стволы и развернуть самоходки. Из рощи вышли пять "Тигров" и нагло попёрли на нас, стреляя на ходу. Через несколько минут уже четыре из них потеряли ход и начали отравлять небо чёрным дымом.
Пятый "Тигр" вовремя спохватился и включил заднеприводную передачу. Однако за стволами деревьев скрыться не успел, так как схлопотал в лобовую броню несколько прямых попаданий 152-го калибра. За тот бой мне хотели дать Красную Звезду, которую я так и не получил, так как документы на представление где-то потерялись в суматохе дней. Позже, вспоминая этот случай, я думал, что если бы всегда выдавали все ордена и медали, какие заслужили бойцы на этой войне, вешать их было бы просто некуда. Разве что на спину. Это особенность мировых войн, и от этого никуда не денешься.
Самоходный артиллерист Константин Шишкарев, умеющий нежно обращаться со 152-м калибром. «Воспоминания о той войне».