В моих воспоминаниях Якутск уже стал такой милой и хорошей пасторалью, как плексигласовый домик в стеклянном шарике с французской метелью из блесток. Мороз вкусно щиплет в носу, холод наносит марафет на ресницы, ветер дует ровно для того, чтобы полотнища флагов на демонстрациях и правительственных зданиях сочно хлопали, народ исключительно дисциплинированный, культурный. На остановке стоит и книги читает. Даже зимой, листая варежками или носом. Вслух.
Забывается потоп по весне, мой квартал Залог в грязи и лужах. Не хранит память бурых волн в центре города. Стирается актуальная во веки вечные дважды в год надпись на стене бунтарским спреем: «Везде бадаран, носи уу саппыккы»[1]. Забывается непроглядный туман, слезы на ветру и вода из носа, как села в автобус. Не, не муконазальный секрет, а растаявшая вода с волосков. Красивый иней ведь не только на ресницы нарастает.
Вокруг Якутии сплошные слухи и домыслы, несмотря на многолетние милионные вливания в имиджевую политику. (Один Айаал Адамов, Злой Мамбет, со своими шуточными PR-роликами о Якутии сделал больше, чем вся кампания, на энтузиазме, по-моему). Классика мифов, золотая книга сказок, алмазный фонд – это холода, бриллианты и олени. Дескать, олень с утра не завелся, видать алмазом подавился.
Не все верят в якутское жаркое лето. Как-то спрашивали, видела ли я раньше холодильник, все равно в Якутске они не нужны. Спрашивали, есть ли у нас комары, раз постоянно зима. Качали головами, как мы там со своими зарплатами под тысячу долларов, если деньги тратить некуда - кругом тайга, песцы и олени. Это, кстати, не индийцев реплики, с которыми я нынче живу, а соотечественников.
Вру. Один раз американец, сотрудник Стэнфордского Университета, спросил, почему у моего вуза на логотипе мамонт, а я пустилась в объяснения, что водились они раньше на территории нашего штата, до сих пор кость и мумии находят. А потом он спросил: «Сейчас тоже водятся?» Раньше, когда Северо-Восточный Федеральный был простым Якутским Госуниверситетом, а под каждым его корпусом щипали травку динозавры и мамонты, их рисовали на эмблеме учебного заведения. Так и было.
До какого-то момента не верили и в технологии. В начале нулевых брат стал активно пользоваться интернетом. Писал, мол, я из Якутска, кто тут еще, земляки, ответьте. Ему советовали не обманывать, потому что в тайге нет электричества. Он потом на этом состряпал себе целое альтер-эго якута, который самостоятельно постиг тонкости работы с персональным компьютером; ноутбук геологи забыли, а потом решили не отбирать в обмен на соболей. Чатлане, давайте. Пора запрягать собак и ехать к геологам заряжать, интернет ловит от полярной станции. Шутки шутками, конечно, такие заблуждения единичны. Понятно, что Якутск – столица региона со своей яркой и динамичной жизнью.
Если брать культурную жизнь, чем мне нравится город, так тем, что гостей позвать не стыдно хоть откуда. Развлечений на месяц хватает, без повторов, если в списке интересов не только пить, курить и ходить в клубы. Самое северное все. Самый северный цирк, самая северная мечеть, дацан, армянская церковь, самый северный зоопарк, самый северный на планете лес (на острове Тит-Ары). Царство вечной мерзлоты, городские легенды, памятники, дом духовной культуры Арчы.
Говорят, климат не может быть точкой притяжения сам по себе. Однако, больше половины людей Земли никогда не видели снег. И причины экономического толка не дадут многим увидеть его вовсе даже по телевизору. В Индии снег есть высоко в горах, например, в Гималаях. Температурами ниже нуля славится штат Джамму-Кашмир, который называют «рай на земле». Там стоят военные базы, разбавленные храмами в соотношении один к одному, где солдаты и монахи стойко переносят все тяготы и лишения службы. Они до последнего дыхания преданы своему народу, своей Индийской Родине и Индийскому правительству. Монахи – еще и индийским богам.
Высоко в горах стоит храм Шри Вайшно Деви, до которого можно добраться верхом на лошади или вертолете. Потом стоять в очереди с другими паломниками, ожидая, когда монахи впустят. Такой снег нам не нужен. Когда приглашают посетить, у меня пока железобетонная отмазка, что, кажется, Кашмир – один из запрещенных для иностранцев штатов, но все чаще звучит: «Да поедемте, я договорюсь». Зима в горах при влажном климате и ветре – это не та милая картина со сладких новогодних подарков, по которой я соскучилась. Это филиал ада по скандинавской версии (см. Старшую и Младшую Эдды), когда ты стоишь на склоне горы, в сырой одежде, ветер пронизивает до костей. Это не та зима.
Совсем другое дело Якутск! Сухой мороз. Минус сорок в сухом климате легче перенести, чем минус пятнадцать во влажном. В Якутске все в снегу, белое, голубое или серое в зависимости от времени дня.
Первый раз в жизни муж увидел под тридцать лет. Всякий аномальный индийский град не в счет. Никхил приехал в Якутск в крещенские морозы в своей самой теплой ветровке и зимних кроссовках, которые отлично выдерживают якутские сентябрьские ночи. Командир корабля сообщил, что за бортом минус сорок четыре, утро, тайга и зима последнюю тысячу лет. Было что-то около семи, а рассвет и не думал заниматься. Иллюминатор покрылся инеем, и за ним было черным-черно, только оранжевые огни порта мигали себе под нос. Бортпроводница взяла приросшего к креслу последнего пассажира за рукав и увлекла в выходу, как мальчика. Из проема потянуло сухим холодом, и стюардессы, сатанея, подпихнули Никхила поскорее прочь из самолета.
В зале прилета мой брат одел его, показал, как шнуровать берцы быстро. Подъехали к дому. Брат пошел машину ставить в гараж, я открыла дверь в подъезд. Держу, а никто не заходит. Мне в рукав без пяти минут февральские ледяные ветры залетают, рука на морозе усаживается, и кожа дубеет. Я подушечки пальцев от металла уже не чувствую! Оборачиваюсь, а Никхил стоит в проеме, как Леонов перед первым в истории человечества выходом в открытый космос. Молчит и смотрит. Человек первый раз за всю жизнь услышал тишину, увидел столько настоящего снега. Говорит, у вас в стране везде так духами хорошо пахнет. Какими духами?! Это мороз! Заходи в дом.
[1] «Везде грязь, носи резиновые сапоги» (як.)