Создатели «Неявных воздействий» Театра.doc уверенно подчеркивают отсутствие в спектакле-променаде какого-либо месседжа. Просто люди под знаменем трубкозуба ходят толпой по Москве, читают, слушают разные тексты, вызывают тревогу, озадаченность и интерес сотрудников полиции. Благодаря системе с разноцветными жетонами, действие разворачивается спонтанно: следующая локация и текст — неожиданность даже для актеров. Необычно, забавно, интригующе — мне все понравилось. Но я была внутри посвященного в происходящее полукруга зрителей. Хочется подумать о том, как это может быть «вне».
Театральный блоггер Виктор Вилисов, упоминая постановку в подборке «7 московских спектаклей, которых не заслуживает российский театр», в коротком сравнительном описании говорит так:
«Если продюсеры от Rimini Protokoll тщательно заключают договоренности со всеми владельцами и распорядителями общественных и частных мест, на которые участники спектакля заходят, то Лисовского и его актеров это интересует в последнюю очередь» — и оказывается прав.
Как это было: четверо актеров по очереди отыгрывают свои «сцены» то в пустынных, то в людных местах. В подземном переходе, уже на выходе из метро, актриса начала декламировать Канта, пристроившись возле ларька. Она периодически заглядывала в окошко, откуда доносился легкий шлейф шансона, стучала по стеклу, обращалась (кантовским текстом, естественно) к хозяйке ларька. Хозяйка реагировала предсказуемо: сначала искренне пыталась понять странную девушку, вслушиваясь в ее слова, но через некоторое время заметила снисходительно улыбавшуюся толпу, смутилась и отвернулась. Именно ее сосредоточенные попытки вникнуть в происходящее вызывали у зрителей раскатистый смех.
Потом, когда другая актриса громко и эмоционально читала текст, лежа на траве возле жилого дома под несвязные, но крайне гневные восклицания бодрой пожилой женщины, аудитория вновь вернулась к ироническим переглядкам и обостренным приступам хохота.
И так было много раз. Собственно, каждый, когда любой из прохожих имел неосторожность замедлить шаг с явно озадаченным лицом, глядя на вещающего, например, из мусорного бака, актера.
Разумеется, реакция людей на улицах бывает забавной (бывает и не очень). Но в таких ситуациях меня не покидает ощущение снисходительности взрослого к ребенку, учителя к ученику, гения к филистеру, которым заряжается воздух вокруг купивших билеты на спектакль. Я думаю, у большинства из них, из нас, хотя бы в первые несколько секунд возникнут вопросы, если дверь подъезда помешает открыть облокотившийся на нее горланящий матерный сюрреалистический текст молодой человек.
Еще один актер рассказывал о своем деревенском романе, полосуя шагами узкую дорогу и кладя руки притормозившим машинам на капот.
Потом он в образе кота медлительно полз по зебре, собрав приличный хвост из остановившихся машин. Влез на пожарную лестницу жилого дома и оттуда начал вопить (этого требовал образ). Из ближайшего окна высунулась филистерская женщина, сказала, что от человека в квартире только что уехала скорая — ему плохо, идите в другое место.
Актер остался там, где был и начал задавать женщине вопросы, которых требовал образ. Но координатор раза три крикнул ему: «Слезай!», и актер слез.
Возле жилого дома с кишащей детьми площадкой читали вульгарный текст. Прямо совсем. Хороший вульгарный текст, который всем нравится, потому что мы не ханжи, и там вообще не об этом, там же высмеивается зависимость от масскультуры. Всем нравится — мне тоже нравится, но объяснять своей бабушке, услышавшей нечто подобное во дворе, что это все — нормальные креативные ребята и искусство такое, я бы не хотела, да и не смогла. И не скажу, что поблагодарю за бесплатный спектакль, если у меня под окном начнут орать Хармса с самыми ужасающими интонациями, пока я сплю. Хоть Хармс мне тоже нравится.
Мне немного стыдно писать этот текст, но я себя преодолеваю, потому знаю — нет, за такое искусство мне не стыдно. Зато стыдно за снобизм, за неуважение к людям, которых театральные тенденции обходят стороной.
Искусство, театр и их деятели всегда требуют свободы, жаждут ее, задыхаются без нее и в итоге отнимают ее у других. Если создание творческого продукта — плод бешеного энтузиазма добровольно собравшихся вместе активистов, то и на выходе этот продукт не должен никого ни в чем ущемлять. Я не пытаюсь сказать: «Сидите тихо в своих помещениях с этой похабщиной», я пытаюсь сказать, что не знаю, что говорить и как поступать. Потому что мы все однажды оказываемся «вне» и имеем право быть «там» неприкосновенными.
Но «Неявные воздействия» мне нравятся. И перформансы. И Хармс.
