Катюша, я знаю, что ты не прочитаешь это письмо. Но я не могу его не написать – пришло время. Более-менее всё в душе уложилось по полочкам. Помнишь, на прошлой неделе разбирали старый шифоньер в спальне? Как открыли дверцы – там такой хаос: шмотки, тряпки, всякая дребедень… Давно не проводили ревизию. Но вместе справились по-быстрому – и аж приятно стало взглянуть, как чистенько. Вот и с души моей как будто стёрли пыль, и, пожалуй, впервые в жизни сейчас я счастлива.
Так, а к чему письмо?.. Прежде всего, это – моя мольба о прощении. Хоть ты и не обижаешься на меня, конечно, однако мне необходимо простить саму себя, иначе настоящего счастья не получится.
Ну вот опять – эгоизм сплошной. Не с того надо начинать, не с того…
Начну, как есть. Сначала начну, с детства. Я ведь стеснялась тебя, Катюша. Более того – я тебя ненавидела. И родителей наших я ненавидела, потому что была уверена: меня завели – именно завели, как собачку, - только для того, чтобы я занималась с тобой. Дома постоянно было слышно: «Карина, ты накормила Катю?», «Карина, ты проследила, чтобы Катя помылась?», «Карина, ты почему не идёшь с Катей гулять?»
Господи, какой же пыткой казались мне эти прогулки!.. Ты радовалась всему, что окружало: людям, домам, машинам, травке и небу… Солнышку – естественно, потому что сама была солнышком. Я же, напротив, видела мир в тёмных тонах. Представляла, как это выглядит со стороны: вот идёт обычная молодая девчонка, мрачнее тучи, а рядом – того же пола увалень, с раскосыми глазами и улыбкой до ушей. Нередко к нам подбегали ребята – отпустить какую-нибудь колкость, наподобие: «Урода выгуливаешь – хоть бы намордник надела!» Ты в ответ улыбалась, я – посылала обидчиков по известному адресу, защищая, впрочем, не тебя, а себя.
И жалела я лишь себя, полагая, что ни детства, ни юности у меня не было, вместо наслаждения лучшими своими годами – бесплатная работа нянькой.
Когда отец от нас ушёл, я так же самостоятельно сделала вывод: это ты виновата, что он не выдержал. Ты – со своей неуклюжестью, нечленораздельной речью, зверским аппетитом... Проскальзывали, разумеется, иные мысли – мало ли, по какой причине могут разойтись взрослые люди, но мне было проще и привычнее обвинить тебя. Я злилась на тебя даже больше, чем на отца, с которым, тем не менее, перестала общаться после предательства.
Мама в буквальном смысле слегла от горя – повылезали разные болячки, и одна из них оказалась смертельной. Угасая, мама повторяла: «Как же солнышко будет?.. Как же солнышко…» И заставила меня поклясться, что я буду продолжать о тебе заботиться.
Так мы остались с тобой вдвоём в родительской «трёшке». Я, не успев окончить техникум, сразу пошла работать в продуктовый магазин – на твою пенсию по инвалидности было не прожить. После рабочей смены, как правило, гуляла – по знакомым, по квартирам и подъездам, лишь бы отвлечься, лишь бы как можно дольше не возвращаться домой. Бывало, я бросала тебя на целые сутки… А ты, порой голодная и в одежде наизнанку, неизменно встречала меня, вымотанную и не всегда трезвую, со словами: «Карина, я соскучилась!» И пусть у тебя это не очень внятно выходило – я уже научилась понимать. Ты обнимала меня крепко-крепко, и у меня внутри к привычному раздражению начинал примешиваться стыд. А может быть, и что-то ещё.
Периодически я знакомилась с парнями, но не приводила домой – боялась их реакции при виде тебя, да и не чувствовала ни к кому чего-то прям космического. Так, мимолётные увлечения… Впрочем, очередное увлечение привело к серьёзным последствиям – моей беременности. Отца ребёнка я оставила в неведении о данном факте – то есть, как всегда, решила за другого человека, но на аборт не отправилась. Всё-таки подсознательно я стремилась к просвету в жизни. Чтобы было в ней что-то, помимо работы, гулянок… и тебя.
Жизнь действительно изменилась с рождением Лёвы. Кстати, размышляя над именем для малыша, я выбрала этот вариант, потому что как раз наблюдала, как ты лопаешь свои любимые конфеты – «Лёвушка». Вообще, я больше всего боялась, что мой ребёнок будет таким же, как ты. Но – обошлось: сынок родился здоровым. Единственный диагноз, поставленный неврологом позже, но проявившийся с младенчества, - гиперактивность.
Лёвушка и правда рос слишком беспокойным, нервным: беспрестанно заходился в истошном крике, не спал ночами… Меня это раздражало. Нет, не так – бесило. Дни напролёт проводя в четырёх стенах, я не могла совладать ни с сыном, ни с собой: меня пугало то, что собственный ребёнок вызывает во мне точно такие же эмоции, как и ты, когда я – вместо того, чтобы играть с подружками во дворе, - вынуждена была контролировать твой рацион и выводить тебя на прогулку. В мой закипающий мозг начали закрадываться сомнения: может быть, это я – больная? Может, я в принципе не способна никого любить – ни родную сестру, ни мужчин, ни ребёнка?..
Наверное, в один «прекрасный» момент я бы попросту сошла с ума… И возможно, этот момент настал бы именно тогда, когда Лёвушка снова проснулся посреди ночи (хотя покушал всего полчаса назад, за которые я сумела малость задремать) и принялся орать. Проклиная всё на свете, я отодрала голову от подушки и в следующий миг обомлела: ты, Катюша, стояла возле Лёвушкиной кроватки и, улыбаясь, качала маленького на руках. Я дёрнулась было – в порыве отобрать у тебя ребёнка, но, как ни странно, тот уже успокоился. Корчил забавные рожицы и причмокивал. Даже мне не удавалось провернуть этот трюк так быстро, как получилось у тебя, - всего за пару секунд!
С тех пор ты стала для Лёвушки второй мамой, а для меня – первой и незаменимой помощницей. Сын тянулся к тебе, а ты светилась ещё больше обычного, играя с ним сначала в «ладушки» и «ку-ку», потом – в прятки и догонялки… Я же, глядя на вас, не испытывала ни капли ревности – а только благодарность и неизведанное прежде душевное умиротворение.
Так, нервы мои потихоньку стали приходить в порядок, и вскоре я позволила себе, почти осознанно, мечтать о полноценной семье. Время от времени я умудрялась заводить новые знакомства – в основном в соцсети, даже открылась кое-кому из приглянувшихся парней, однако результат откровения во всех случаях был плачевным – узнав о моём положении, они исчезали.
Да я и не убивалась чересчур по этому поводу – мечты мечтами, а реальность реальностью. Уже начала смиряться, что моя не большая, но дружная семья состоит из сына и особенной сестры. Нам было уютно втроём, и иногда мне казалось, что этого достаточно для счастья… Пока в соцсети меня не нашёл Андрей, мой одноклассник.
Я вспомнила, что ещё в школьные годы он, будучи в курсе твоих особенностей, не дразнился, в отличие от большинства, наоборот – пару раз вызывался погулять вместе. Я, однако, принимала искренне проявление интереса за жалость и отказывала – не хотела привязываться, потому что Андрей мне очень нравился. Увидев его вновь через много лет, я не поверила своим глазам: он ничуть не изменился, разве что возмужал, и был невероятно привлекателен, а взгляд его лучился теплотой. Мы встречались несколько месяцев. Причём, как все нормальные люди – с романтическими уик-эндами, обоюдными приятными сюрпризами и биением сердец в унисон.
Когда Андрей предложил мне замужество, я осторожно напомнила: «Ты имей в виду, что у меня не один ребёнок, а двое». Вместо ответа он просто взял и обнял – так же крепко, как это всегда делала ты.
И вот, я пишу тебе письмо, сестрёнка, а мой муж, уставший за день на работе, слегка похрапывает (ничуть не противно, а даже мило) на диване. Скоро я прилягу к нему под бок, обниму и разомлею от нежности. Он спит чутко – конечно, проснётся и поцелует, и… После этого «и» мы будем ещё полночи перешёптываться, строить планы на будущее – Андрей хочет купить частный дом для нашей семьи, которая, возможно, станет когда-нибудь больше. И я мысленно восхвалю Бога, ведь, несмотря на все трудности, у меня есть то, чем может гордиться отнюдь не каждый. У меня есть уверенность. Уверенность в том, что мой любимый мужчина не предаст меня ни при каких обстоятельствах; что мой сын, который в соседней комнате смотрит с тобой мультики перед сном и весело смеётся, не вырастет моральным инвалидом, как те ребята, что смеялись над тобой в детстве, как мои бывшие бойфренды… И всё это – благодаря тебе!
Катюша, я знаю, что ты не прочитаешь это письмо – ты умеешь читать только отдельные слова, типа магазинных вывесок и газетных заголовков. Но, дописав его, я – прежде чем лечь к мужу – пойду помогать тебе и Лёвушке с отходом ко сну и, расправляя твою постель, незаметно положу литок под подушку. Ты обязательно почувствуешь всё, что я пыталась вложить в эти строки. Пусть ты не умеешь читать и писать, и много чего ещё, но зато ты умеешь чувствовать так, как мало кому дано.
Пожалуйста, прости меня, за всё, что было раньше. Хоть и не держишь зла – всё равно прости. Я люблю тебя, сестрёнка, солнышко моё.