Павел Орозий “История против язычников”:
1.
За 1300 лет до основания Города Нин, царь ассирийцев (как полагают те историки — “первый царь” 236 ), [170] ради расширения владычества вынес войны за пределы своей страны и в течение пятидесяти наполненных войнами лет 237 обагрил кровью всю Азию; 2. выступив с юга, [171] от Красного моря, он покорил, опустошая, Понт Эвксинский до крайнего севера и, победив варварскую Скифию, до того времени невоинственную и незлобивую, заставил ее пробудить в себе дремавшую свирепость, познать свои силы и питаться не молоком животных, а человеческой кровью.
Наконец, он убил поверженного в битве бактрийского царя Зороастра, 238 того самого создателя магического искусства. После этого, во время штурма осажденного им города, он, раненный стрелой, погиб.
2.
Что же касается росов, то они построились и вышли на равнину, стремясь всеми силами поджечь военные машины ромеев. Они не могли выдержать действия снарядов, которые со свистом проносились над ними: каждый день от ударов камней, выбрасываемых [машинами], погибало множество скифов. Эти машины охранял родственник государя, магистр Иоанн Куркуас. Заметив дерзкую вылазку врагов, [Куркуас], несмотря на то что у него сильно болела голова и что его клонило ко сну от вина (дело было после завтрака), вскочил на коня и в сопровождении избранных воинов бросился к ним навстречу. [На бегу] конь оступился в яму и сбросил магистра. Скифы увидели великолепное вооружение, прекрасно отделанные бляхи на конской сбруе и другие украшения — они были покрыты немалым слоем золота — и подумали, что это сам император. Тесно окружив [магистра], они зверским образом изрубили его вместе с доспехами своими мечами и секирами, насадили голову на копье, водрузили ее на башне и стали потешаться над ромеями [крича], что они закололи их императора, как жертвенное животное. Магистр Иоанн стал добычей варварского неистовства и понес, таким образом, кару за [преступления], совершенные им против святых храмов, — ведь говорят, что он разграбил в Мисии много [церквей] и обратил в свое частное имущество их утварь и священные сосуды.
Ободренные такой победой, росы вышли на следующий день из города и построились к бою на открытом месте. Ромеи также выстроились в глубокую фалангу и двинулись им навстречу.Был между скифами Икмор, храбрый муж гигантского роста, [первый] после Сфендослава предводитель войска, которого [скифы] почитали по достоинству вторым среди них. Окруженный отрядом приближенных к нему воинов, он яростно устремился против ромеев и поразил многих из них. Увидев это, один из телохранителей императора, сын архига критян Анемас, воспламенился доблестью духа, вытащил висевший у него на боку меч, проскакал на коне в разные стороны и, пришпорив его, бросился на Икмора, настиг его и ударил [мечом] в шею — голова скифа, отрубленная вместе с правой рукой, скатилась на землю. Как только [Икмор] погиб, скифы подняли крик, смешанный со стоном, а ромеи устремились на них. Скифы не выдержали натиска противника; сильно удрученные гибелью своего предводителя, они забросили щиты за спины и стали отступать к городу, а ромеи преследовали их и убивали.
И вот, когда наступила ночь и засиял полный круг луны, скифы вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разложили много костров и сожгли, заколов при этом по обычаю предков множество пленных, мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили [несколько] грудных младенцев и петухов, топя их в водах Истра. Говорят, что скифы почитают таинства эллинов, приносят по языческому обряду жертвы и совершают возлияния по умершим, научившись этому то ли у своих философов Анахарсиса и Замолксиса , то ли у соратников Ахилла.
Ведь Арриан пишет в своем «Описании морского берега» , что сын Пелея Ахилл был скифом и происходил из городка под названием Мирмикион , лежащего у Меотидского озера. Изгнанный скифами за свои дикий, жестокий и наглый нрав, он впоследствии поселился в Фессалии . Явными доказательствами [скифского происхождения Ахилла] служат покрой его накидки, скрепленной застежкой, привычка сражаться пешим, белокурые волосы, светло-синие глаза, сумасбродная раздражительность и жестокость, над которыми издевался Агамемнон, порицая его следующими словами: Распря единая, брань и убийство тебе лишь приятны.
Тавроскифы и теперь еще имеют обыкновение разрешать споры убийством и кровопролитием. О том, что этот народ безрассуден, храбр, воинствен и могуч, [что] он совершает нападения на все соседние племена, утверждают многие; говорит об этом и божественный Иезекииль такими словами: «Вот я навожу на тебя Гога и Магога, князя Рос»........
Император почитал мир гораздо больше войны, потому что знал, что мир сохраняет народы, а война, напротив, губит их. Поэтому он с радостью принял эти условия [росов], заключил с ними союз и соглашение и дал им хлеба — по два медимна на каждого. Говорят, что из шестидесятитысячного войска росов хлеб получили только двадцать две тысячи человек, избежавшие смерти, а остальные тридцать восемь тысяч погибли от оружия ромеев. После утверждения мирного договора Сфендослав попросил у императора позволения встретиться с ним для беседы. Государь не уклонился и, покрытый вызолоченными доспехами, подъехал верхом к берегу Истра, ведя за собою многочисленный отряд сверкавших золотом вооруженных всадников. Показался и Сфендослав, приплывший по реке на скифской ладье; он сидел на веслах и греб вместе с его приближенными, ничем не отличаясь от них. Вот какова была его наружность: умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с мохнатыми бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос — признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерные, но выглядел он угрюмым и диким. В одно ухо у него была вдета золотая серьга; она была украшена карбункулом, обрамленным двумя жемчужинами. Одеяние его было белым и отличалось от одежды его приближенных только чистотой. Сидя в ладье на скамье для гребцов, он поговорил немного с государем об условиях мира и уехал. Так закончилась война ромеев со скифами.
3.
Казалось, что наступает последний час существования Константинополя, и слава всемирных императоров уже отдается поруганию варваров. Однако, “Божья Матерь не допустила город до падения”.В 622 году Ираклий за большую сумму денег уговорил “скифов, кои суть русские”, не тревожить империю и потом отправился отомстить Хосрою.
Грузинский Летописец XII века, говоря о взаимных отношениях Тамары Великой и русского князя, мужа ее, утверждает (Картлис-Цховреба, т. I, стр. 288), что последний, “действовал подобно старому хагану-скифу: тот хаган-скиф осаждал царицу городов (Византию (Царьград) в 626 году, а этот теперь осаждает царицу цариц Тамару”.
На восьмой год царствования Фоки вступил на престол Ираклий по выбору всех князей и народа. Вся сила греческого царства была унижена и сокращена, и многократно сокрушена персами и “скифами, кои суть русские”.
Но скифский хаган, узнав, что царь Ираклий со всем своим войском отправился в Персию, улучил удобное время для своих злоухищрений, и то, что он замышлял издавна, захотел привести в исполнение теперь. Видя город сей без царя и войска, без всяких человеческих сил я помощи, он вообразил, что со всеми своими силами захватит его и покорит. И он, взяв свой народ, нагрянул на великий царствующий град.Все море вокруг города наполнилось вражескими лодочками; каждая из них выдолблена была из одного цельного дерева и на их варварском языке называлась “моноксвило”. С суши же конные и пешие воины приступили к городским стенам и стали биться с горожанами. Они спешили, подавая помощь друг другу с обеих сторон (с суши и моря), чтобы всячески ослабить город, взять его, покорить, сокрушить и опустошить.
3. Царь же Маврикий отдан был ему для наказания за следующий проступок. Маврикий, отправясь в поход против скифов, т. е. русские, с Божьей помощью одолел хагана, главаря скифского народа.
Хаган — скиф, узнав об этом, со своим войском опять поспешно напал на греков и, не найдя при них царя, разбил их и разметал; он пленил 12 тысяч человек и предложил царю Маврикию выкупить их, с платой за каждого по одному “дракани”, а по второму (предложению) за двух один “дракан
Готская история:
Когда Бигила двинулся в путь, мы оставались на месте один день после его отъезда, на следующий день отправились с Аттилой в северную частъ его страны. Проехав некоторое пространство вместе с варваром, мы свернули на Другую дорогу по приказанию наших проводников-скифов, объяснивших, что Аттила должен заехать в одну деревню, в которой он хотел жениться на дочери Эскама; хотя он уже имел множество жен, но хотел еще взять и эту по скифскому обычаю. Оттуда мы продолжали путь по ровной дороге, пролегавшей ло равнине, и встретили судоходные реки, из коих самыми большим после Истра были Дрекон, Тигас и Тифесac. Мы переправились через них на челноках-однодеревках, употребляемых прибрежными жителями, а остальные реки переплывали на плотах, которые варвары возят с собой на повозках для употребления в местах, покрытых разливами. В деревнях нам доставлялось продовольствие, притом вместо пшеницы просо, а вместо вина — так называемый по-туземному «мед» ; следовавшие за нами слуги также получали просо и напиток, добываемый из ячмени; варвары называют его «камос».
Съехавшись с ними на дороге и выждав, чтобы Аттила проехал вперед, мы последовали за ним со всей его свитой. Переправившись через какие-то реки, мы приехали в огромное селение, в котором, как говорили, находились хоромы Атгилы, более видные, чем во всех других местах, построенные из бревен и хорошо выстроганных досок и окруженные деревянной оградой, опоясывавшей их не в видах безопасности,. а для красоты. За царскими хоромами выдавались хоромы Онегесия, также окруженные деревянной оградой; но она не была украшена башнями подобно тому, как у Атгилы. Неподалеку от ограды была баня, которую устроил Онегесий, пользовавшийся у скифов большим значением после Атгилы. Камни для нее он перевозил из земли деонов, так как у варваров, населяющих эту область, нет ни камня, ни дерева, и они употребляют привозной материал.
Когда Аттила приблизился к дому Онегесия, мимо которого пролегала дорога к дворцу, навстречу ему вышла жена Онегесия с толпой слуг, из коих одни несли кушанья, другие — вино (это величайшая почесть у скифов), приветствовала его и просила отведать благожелательно принесенного ею угощения. Желая доставить удовольствие жене своего любимца. Аттила поел, сидя на коне, причем следовавшие за ним варвары приподняли блюдо (оно было серебряное). Пригубив также и поднесенную ему чашу, он отправился во дворец, отличавшийся высотой от других строений и лежавший на возвышенном месте.
На следующий день я пришел ко двору Аттилы с дарами для его жены, по имени Креки; от нее он имел троих детей, из которых старший стоял во главе акатиров и прочих народов, живших в припонтийской Скифии. Внутри ограды было множество построек, из которых одни были из красиво прилаженных досок, докрытых резьбой, а другие — из тесаных и выскобленных до прямизны бревен, вставленных в деревянные круги; эти круги, начинаясь от земли, поднимались до умеренной высоты.
Посланный к нему [г. е. Агтиле] Феодосием младшим в качестве посла Приск, между прочим, сообщает следующеее. Переправившись через огромные реки, именно Тисию, Тибисию и Дрикку, мы прибыли на то место, где некогда Видикула, храбрейший из готов, пал жертвой коварства сарматов. Оттуда мы вскоре достигли деревни, в которой пребывал царь Аттила: деревни, говорю я, похожей на весьма обширный город, в которой мы нашли деревянные стены, построенные из полированных досок, скрепления которых так искусно были заглажены, что даже при внимательном рассмотрении едва можно было заметить соединения досок. Там видны были просторные пиршественные залы и очень красиво расположенные портики. Площадь опоясывалась заборами на огромном протяжении, так что само пространство указывало на царский двор. Таково было местопребывание царя Аттилы, владевшего всей варварской страной; это обиталище он предпочитал взятым городам.
Хотя Аттила обладал таким характером, что всегда полагался на великие удачи, однако ему придавал еще более самоуверенности найденный меч Марса, всегда считавшийся священным у скифских царей. Историк Приск рассказывает, что он был найден по следующему случаю. Некий пастух, увидев одну из своих коров хромающей и не находя причины такой раны, в беспокойстве пошел по кровавым следам и, наконец, пришел к мечу, на который неосторожно наступила пасшаяся на траве корова; выкопав меч, он тотчас принес его к Аттиле. Обрадованный этим подарком, он по свойственному ему высокомерию решил, что он поставлен владыкой всего мира и что через Марсов меч ему вручена власть во всех войнах .
5.
ЖАК МАРЖЕРЕТ
СОСТОЯНИЕ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ И ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВА МОСКОВИИ
Эти русские с некоторых пор, после того как они сбросили иго татар и христианский мир кое-что узнал о них, стали называться московитами — по главному городу Москве, который носит княжеский титул, но не первый в стране, так как государь именовался некогда великим князем владимирским и теперь еще называет себя великим князем владимирским и московским.
Поэтому ошибочно называть их московитами, а не русскими, как делаем не только мы, живущие в отдалении, но и более близкие их соседи. Сами они, когда их спрашивают, какой они нации, отвечают: Russac, т. е. русские, а если их спрашивают, откуда, они отвечают: is Moscova — из Москвы, Вологды, Рязани или других городов.
Но нужно также знать, что есть две России, именно: та, что носит титул империи, которую поляки называют Белая Русь, и другая — Черная Русь, которой владеет Польское королевство и которая примыкает к Подолии. Господином этой Черной Руси называет себя польский король в своих титулах, когда говорит: великий князь литовский, русский, прусский и т. д. Об этом я хотел предуведомить читателя, чтобы он знал, что русские, о которых здесь идет речь, — это те, кого некогда называли скифами, а с некоторых пор ошибочно называют московитами, поскольку московитами могут называться жители всего лишь одного города; все равно как если бы всех французов стали называть парижанами по той причине, что Париж — столица королевства Франции, да и то с большим основанием, поскольку Париж — столица с незапамятных времен, а Москва является ею всего лишь сто или двести лет. Также сокращенный титул их государя — Zar Hospodar y Veliquei knes N. fsia Russia, что следует, собственно, понимать, как «король, господин и великий князь нас, всех русских» или «всей России», можно понимать и так; но не московитов или Московии. А чтобы отличать Черную Русь от этой последней, поляки все расположенное по ту сторону Днепра называют Белой Русью. Без этого различия можно подчас не разобраться в этом сочинении, в котором говорится только о Белой Руси, некогда Скифии, а ныне Московии.