Выход игры Conan Exiles, безусловно, повысил интерес к могучему воину родом из Киммерии — одной из стран Хайборийской эры истории человечества. Выдуманная свыше восьми десятилетий назад Робертом Ирвином Говардом, эпоха суровых представлений о добре и зле, со своим кодексом чести и своей правдой жизни, полюбилась многим, и до сих пор не просто пользуется огромной популярностью, но и развивается. Конан-варвар давно уже шагнул с книжных страниц в комикс-издания, на экраны телевизоров, даже на столешницы – ристалища настольных игр. В этой статье, не претендующей, конечно, на исчерпывающие сведения, мы постараемся рассмотреть все эти отдельные миры одной большой «Конан-вселенной», ну а начнем рассказ с личности творца самого известного варвара.
Боб с двумя пистолетами
К созданию самого яркого и запоминающегося своего героя Роберт Говард приступил всего за несколько лет до трагической гибели, набив к тому времени руку написанием историй, в том числе и про таких предшественников киммерийца, как Кулл и Бран Мак Морн. Писавший для непритязательной аудитории палп-журналов один из родоначальников героического фэнтези не только подстраивался под ее вкусы, но и вносил в создаваемые образы сильных личностей идеальные представления о себе самом. Говард родился и всю жизнь прожил в Техасе — в те годы этот штат еще являлся западным американским приграничьем. Писатель с юности питал слабость к оружию, высоко ставил развитое, физически крепкое тело и тренировками добился того, что и сам стал в некотором роде «горой мышц», был неплохим наездником и отлично боксировал. Тем не менее, Говард понимал необходимость гармоничного развития личности, что отразилось и в цикле произведений о Конане.
Если копнуть чуть глубже, в истоках истории о неустрашимом воине и авантюристе обнаружится роман воспитания: варвар Говарда не застывший тип дуболома. Он растет, приходит к осознанию того, что мало всех победить и сесть властвовать. Что он, принимая власть, принимает и ответственность за судьбы подданных. Писавшие о Конане после Говарда от подобного психологического реализма в большинстве отходили, но это и понятно: писать о всё новых приключениях можно лишь тогда, когда главный герой преимущественно воин, который в пути к своей цели.
Дух сурового индивидуализма, пронизывающий всю сагу, особенно если его еще и намеренно выдвигать на первый план, иногда был поводом для нелепых обвинений чуть ли не в фашизме, благо что не самого автора, скорее — атмосферы вселенной. В действительности сам Говард был приверженцем вполне либеральных, в их классическом понимании, ценностей и ценил такую свободу, которая не добивалась бы своего за счет других. Полемизируя в письмах с Лавкрафтом, отстаивавшим крайний консерватизм и необходимость аристократического подбора «особо достойных», он резонно указывал на то, что в таком случае неизбежна кастовость, приводящая к тирании одних над другими. Индивидуализм был для него лишь средством отстоять свое Я, никак не целью, и это отразилось в созданных им героях.
Что же до такой их черты, как бесстрашие и готовность рискнуть, играючи, жизнью, то это тоже личное, пусть подобное и характерно для жанра. Говард еще подростком романтизировал самоубийство, а с возрастом стал бравировать тем, что может его совершить. Он покончил с собой, когда врачи сообщили ему, что его мать не выйдет из комы, но, конечно, сваливать все на «Эдипов комплекс», как это делали многие позднейшие комментаторы, просто смешно.
Пиршество букв
История становления канонов такого жанра, как героическое фэнтези, окажется особенно любопытна, если задуматься над тем, что «инкубаторами» для него служили дешевые журнальчики, жившие с продаж каждого отдельного номера и потому заботившиеся прежде всего о том, чтобы их купили. Встречают по обложке — и, например, редактор Weird Tales Ф. Райт чуть ли не опытным путем установил, что полуобнаженные девицы с невинными глазами и в страшной беде привлекают внимание покупателей. Таким образом, путь на обложку открывало именно наличие подобных душещипательных сцен в тексте, и писатели это знали, потому и старались, ввести в рассказ или повесть «спящую красавицу», которую герой бы спасал, пусть даже и мимоходом. Все это смотрелось жутко картонно, зачастую только забивало место в тексте, но, тем не менее, вошло в канон и по-прежнему использовалось, даже когда книжный рынок стал лояльнее относиться к «низкопробному чтиву».
Сам Говард, если считать и черновики, дописанные уже после его смерти (Спрэг де Кампом, в основном), написал чуть больше, чем три десятка произведений о Конане. Часть из них очевидно использовала прежние, не только сквозные, идеи автора: писал он много, часто в ущерб качеству, правда ему это обычно прощали. Большинство рассказов подходят под определение «солдатских баек у костра»: пересказ отдельного эпизода, какой-нибудь авантюры, и сам писатель целенаправленно был против выстраивания их в хронологической последовательности. Тем не менее, он сочинил-таки истории Хайборийской эры, из которой ясно, что почти все крупнейшие государства древности и современности послужили прототипами стран Хайбории. При этом где-то в одно время с написанием этой работы Говард писал роман «Час дракона», в котором впервые рассматривалась предшествовавшая Ахеронская эпоха, вносящая некоторую путаницу в хронологию, только усиленную последователями. Однако главное — яркий, лоскутный мир был создан, и он прекрасно подходил для того, чтобы представлять читателю разного Конана в зависимости от предпочтений берущихся писать о нем.
Роберт Джордан, писавший о Конане в начале 80-х, любил добавлять к похождениям киммерийца мистики, а Джон Робертс часто изображал Конана эдаким «солдатом удачи» своего времени, не особо озабоченным судьбами мира. Напротив, у Леонарда Карпентера наряду с «игрой за самого себя» находится место интригам на высшем государственном уровне, ну а атмосфера weird эпохи 30-х всего лучше сохранена у того же де Кампа и Лина Картера. Все упомянутые авторы издавались в сериях «Сага о великом воине» и «Сага о благородном варваре» в середине 90-х «Азбукой» (тогда это еще был холдинг с «Террой»). Такое это было время, когда активно переводили прежде недоступное, так что коллекционерам стоит иметь в виду именно эти серии: они, конечно, неполные, но ничего более масштабного по вселенной Конана предпринято уже точно не будет.
На экране
Поскольку полнометражные фильмы со Шварценеггером хорошо известны, мы не будем вспоминать о них, а поговорим о телевидении — мультсериалах Conan: The Adventurer (1992), Conan and the Young Warriors (1994), а также о сериале Conan: The Adventurer (1997).
Телевизионный сериал, как водится, был настолько бюджетен, что одни и те же локации, напоминавшие скорее разросшиеся села, чем города, выдавались за разные селения Хайбории, а отсутствие толкового визуального зрелища (поролоновые монстры!) и внятного сквозного сюжета было неуклюже скомпенсировано как бы RPG-шной партией главного героя. В нее вошли карлик, немой акробат и «танк» — с потугами на разные стили боя. При этом сам Конан (в исполнении Ральфа Меллера) вышел каким-то совсем уж альтруистом, к которому характеристику «варвар» и применить как-то не получается. Так что лучшим в сериале оказалось обилие дам, которых постоянно спасают, но которые все равно часто погибают — нет хэппи-эндам!
Также читайте нашу статью об истории киносерии "Робокоп"