Найти тему
Дмитрий Ермаков

Родина

В селе Куркино я бывал много раз. Много раз обходил вокруг большого усадебного дома и заходил внутрь… Поэтому сейчас, снова оказавшись в этом селе по газетной работе и своему хотению, поняв, что приехал рано и решив прогуляться, не стал задерживаться у дома, а сразу пошёл через парк, к прудам и речке.

На скамейке над прудом, рядом с родником, даже сейчас, в ранний воскресный час, сидела тёплая компания местных мужиков. Пруды с зелёной цветущей водой, берега обложены крупными булыжниками. Наверное, скоро здесь будет красиво и чисто…

По недавно сделанным мосткам и тропе я прохожу мимо верхнего и нижнего прудов на плотину через речку Спасовку.

«Спасовка» она только на картах, все называют речку «Дери-нога», видимо, от финно-угорского названия («Дернога» или что-то подобное), приспособленного к славянскому звучанию. В этом народном названии – отголоски давних времён, когда жила здесь легендарная и летописная весь, а рядом с весью селились славяне, русские, выходцы из Новгородских и Ростовских земель…

Шум воды на стоке плотины завораживает и успокаивает… Утка и её уже подросшие утята, как поплавки, покачиваются, не уплывают…

Перед плотиной река разлилась в озерцо, за плотиной – это ручей высоких берегах. И если выключить из зрения приметы нынешнего времени, то можно представить, какой была речка и её берега в те древние времена…

Я перешёл на другой берег. Здесь сараи и погреба с двускатными крышами. За сараями луг и лес… Говорят, что именно тут и был «оленник». Будто бы в этом лесу владельцы усадьбы, дворяне Резановы, заводили оленей…

Тихо, и уже жарко, и большой шмель перелает с цветущего лопуха на иван-чай, коричневая бабочка недвижно сидит на ромашке…

Жаль, что я не знаю названия всех трав и цветов. Ведь в каждой травине, в каждом названии – мой язык, моя родина. «Лопух», «ромашка» - кто так назвал их и почему?..

Я возвращаюсь через реку и мимо прудов в парк… Старые деревья, запах земли, солнечно-зелёные пятна на траве… В этом парке всегда хорошо…

Пожилой мужчина с ведром в руке нагоняет меня со стороны прудов и родника. Я поздоровался и спросил:

- За водой ходили?

- Нет, в сарайку, скотину кормить…

- А какая скотина?

- Да куры, - усмехнулся.

Разговорились, познакомились.

Николай Николаевич Павлов местный житель, родился в деревне Слобода, которая была в трёх километрах от села. Её давно уже нет.

- Всё мелиораторы запахали. Оставались ещё вековые берёзы, сами погибли потом, - вспоминает он.

Николай Николаевич с 1941 года рождения. Его отец воевал, пропал в 1942 году без вести на Ленинградском фронте. Первые четыре класса учился Коля Павлов в школе в деревне Анчутино, с 5-го класса – здесь, в Куркино. Работать начал в 1957 году, после окончания семилетки. Работал до армии в совхозе «Остахово» …

… Мы стоим рядом «музыкантским павильоном». Здесь жили барские музыканты. Это даже сейчас, без всяких балконов и веранд, которые были раньше (на фотографиях видно)– красивое здание, хоть уже и пустое, запущенное. Оно красиво своей соразмерностью и простотой. И особенно хорошо смотрится на фоне старых деревьев, и стоящего рядом главного усадебного дома. Хороший архитектор был у Резановых…

- А там вон стоял ещё флигель – двухэтажный, деревянный, - кивает Павлов на пустое место. - Недавно и сгорел-то…

Да, флигель сгорел несколько лет назад. Так, уже на наших глазах, распадается, исчезает чудом сохранившийся усадебный ансамбль…

- А после армии, где работали? - возвращаю я разговор к его биографии.

- После армии, в шестьдесят третьем году, я сюда и пришёл работать, в Куркино. Тогда предприятие называлось «Вологодская государственная селекционная станция». Тут было два даже директора: директор по науке и второй – по производству. По науке директор был – Федотов Фёдор Яковлевич, по производству – не помню… Потом был директор Сахаров… Парк-то недавно привели в порядок, а то было тут запущено, задичало по неуходу. А раньше-то, когда предприятие работало, за парком следили, наводили порядок… И дом и парк содержали – всё было совхозное. В парке выкашивали траву и всю вывозили на силос. В парке проводились праздники: на окончание посевной, например. Там сцена была, танцплощадка… Пруды тоже в семидесятых годах ещё чистили, содержали в порядке… Все мы очень жалеем, что такое крепкое хозяйство нарушили. И никто не виноват как будто.

Николай Николаевич работал здесь 40 лет, механизатор 1-го класса. Как же не жалеть-то ему и таким же, как он, труженикам, что уникальное хозяйство уничтожено, обанкрочено…

- Хозяйство было племенное, нетелей и быков по всей стране от нас увозили. И элитным семеноводством занимались… А потом всё на спад пошло. Мы-то ещё дольше всех держались, когда в девяностые вокруг уже всё рушилось…

- А церковь старую помните?

- Церковь помню, конечно. Я в школу ходил (старая деревянная школа была на месте нынешнего стадиона) – мы ещё туда бегали, баловались. Дак помню, что там вверху даже роспись стен сохранилась. Там ещё раньше была тракторная ремонтная мастерская. Потом удобрения хранили. А когда новую школу построили году в семидесятом, церковь через несколько лет и снесли, она совсем рядом со школой была – вот и решили снести. Коммунисты сказали – это не дело, тогда ведь была борьба с религией. А зачем это было красоту такую губить… В куполе внутри вся роспись оставалась до самого разрушения – как вчера нарисовано. - Николай Николаевич вздохнул, помолчал…

- Церковь сломать не могли, пока не пригнали два танка. Тросами в руку толщиной разрывали стены… Кирпичом потом некоторые ямы в погребах обкладывали, битым – дорогу подсыпали…

- Что новую церковь построили – хорошо?

- Безусловно! Я всецело за! Но мы с детства к церкви были не приучены. Ну, креститься умеем. А молитв не знаем… Да на тракторе не до молитв и постов… Да и не знали ничего… Но, пусть я человек неверующий, но как колокол зазвенит, в душе-то отзывается. Если бы не была церковь нарушена, если бы не запрещалось – и мы бы, конечно, были другие… Народ бы другим был. Ведь, вспомните, в девяностых народ как бесноватый стал!.. - снова помолчал. Мы шли по дорожке от парка к пятиэтажным домам, и все прохожие здоровались с нами…

- Раньше такого не было, хоть и не верили, - продолжил бывший механизатор Павлов. - Помогали друг другу, доброжелательнее были. Потом озлобились из-за денег, а ведь это как плохо… Раньше жили не богато, но хлеб и всё необходимое своё было, никто и не рвался до колбасы, покупали только одежду да чай с сахаром… Масло даже своё было. А сейчас и масла нет… Я на рынке иду: вижу там подсолнечное масло, конопляное, льняное… Меня заинтересовало, я спрашиваю: это у вас масло льняное? Она говорит – да. Я говорю – нет, я знаю какое льняное масло бывает, у вас не льняное. Так она сразу мне: иди, иди отсюда… Раньше-то везде у нас лён выращивали. Тут рядом колхоз был «Север» (это Рождество, Несвойское, Андроново), у меня там мама работала. Колхоз миллионер! Это на льне они миллионерами стали. Мама на трудодни льняного масла по эмалированному ведру получала…

Память вернула его в совсем давние годы…

- Вот, скажем, собрали урожай: на госпоставку семена, на посев, в страхфонд, а с остатком чего будем делать?. Всё правлением колхоза решалось. А правление было из рабочих. Вот решат – давайте масло сделаем, а потом на трудодни выдавали. Ни споров, ни ругани не было – сколько заработал, столько и получил. Денег не было, но были свои огороды… Комиссия сельсоветкая ходила, контролировала: вот маму спросили – по какое место у тебя огород? Вот по это, вот тут я кошу еще. Так у тебя тут побольше маленько двадцати пяти соток. Ну, побольше так я не буду тут… А ей: да ладно мы тебе запишем двадцать пять, вот и всё. А ведь ещё налоги были. Помню, когда я маленький был – скотины-то много держали, так надо было семьдесят килограммов мясопоставки свести живого веса, каждый год, осенью обычно. А если не хочешь мясо сдавать – плати деньгами. А если больше семидесяти принесёшь, девяносто, например, тебе уже в следующем году меньше надо будет платить. Всему учет был…

Мы неторопливо подошли к подъезду панельной пятиэтажки.

- Живу здесь с женой Натальей Михайловной, дочь в Вологде. Пятиэтажки эти построили в конце шестидесятых, а до них на этом месте был сад селекционной станции. Вон яблоня, ещё от сада осталась. Пробовал яблоки – кислые, выродилась…

Тут ударил на колокольне колокол… И мы, пожав руки, расстались. Я один пошёл к церкви…

Когда я вошёл, батюшка объяснял немногим прихожанам значение евангельского рассказа об исцелении Иисусом бесноватого…

… Потом я ехал домой по дороге на протяжении трёх километров обсаженной с обеих сторон яблонями… Потом автобус выехал на широкую трассу, и за окном поплыли поля, дома, деревья, травяные луга, речки… Родина…