Жарким апрельским днем 1985 года я шел по улице Герцена – студенческой московской улочке – как, выскочив из-за угла, меня чуть не сбили с ног музыканты группы «Ночной Проспект» Иван Соколовский и Алексей Борисов. Они сломя голову бежали в сторону Арбата, в руках у Ивана была большая полиэтиленовая сумка с пластинками Леши – The Beatles, Cheap Trick, сборники рок-н-роллов, – за них они пытались на пару дней выменять какой-нибудь клавишный агрегат типа «Корг».
«Послезавтра в МДСТ - прослушивание московских неофициальных рок-групп!» – прокричали они хором и скрылись в толпе, оставив меня удивленно озираться по сторонам.
Аббревиатура МДСТ расшифровывалась как Московский Дом Самодеятельного Творчества. Прослушивания происходили здесь потому, что именно эта организация была обязана заниматься с самодеятельными артистами.
Добравшись к вечеру до телефона, я стал обзванивать знакомых музыкантов. Сведения, слухи и мнения были самыми противоречивыми, вплоть до таких: «Вас там всех перепишут по головам, как кроликов, а потом пересажают...» К сожалению, повод для пессимизма имелся, так как начало 80-х прошло под знаменем борьбы властей с роком. Успокаивало одно – то, что Петр Мамонов, лидер самого уважаемого и самого стремного ансамбля столицы «Звуки Му», тоже собирался участвовать в прослушивании.
В Москве в середине 80-х сложилась странная ситуация, связанная с рок-музыкой. Власти не понимали этого увлечения молодежи, рок-группы запрещались и разгонялись. В итоге с февраля 1984 по апрель 1985 года (то есть фактически до сейшна Доктора Кинчева в ДАСе) в Москве не прошло ни одного рок-концерта. Инициатором этих запретов явился Союз композиторов СССР. Престарелые профессиональные сочинители музыки были недовольны тем, что молодежь предпочитает им молодых рок-певцов – Александра Барыкина, Константина Никольского, Алексея Романова, Бориса Гребенщикова, Виктора Цоя, Майка Науменко. Причем это недовольство было вызвано не столько творческими или идейными, сколько экономическими причинами. Много лет профессиональные композиторы жили на гонорары от своих песен и музыки. За каждое исполнение их произведений на радио, на телевидении, на концертах, в ресторанах им перепадала «копеечка». Гонорарный поток долгое время был довольно мощным и, казалось, ничто не предвещало его оскудения, тем с наступлением 80-х он начал мельчать. Не нужно было прилагать много усилий, чтобы узнать, что часть денег стала уходить в пользу молодых авторов песен, которые – и это самое ужасное! – не принадлежали к цеху профессиональных композиторов и поэтов. С «чужими» везде и во все времена принято было разбираться достаточно жестко. В ответ на растущую популярность рок-составов Союз композиторов СССР ввел так называемую «процентовку», т.е. обязал официальные рок-команды включать в репертуар песни «записных» композиторов, иначе группу просто не допускали до публичных выступлений. Тарификационные комиссии, как тройки ЧК, рыскали по всей стране и, настигая ансамбль прямо на гастролях, устраивали скорый суд и расправу. Те ансамбли, что отказывались идти на поводу у композиторов, расформировывались и разгонялись. Партийные власти поддержали композиторов, и в итоге в течение 1983 и 1984 годов было уничтожено, разогнано, задушено около тысячи рок-коллективов, официально работавших в филармониях. Те, кто хотел петь свои песни, был вынуждены уходить в андеграунд. Подполье находилось вне зоны влияния Союза композиторов, тем не менее такая ситуация устраивала профессиональных композиторов, ведь в подполье смельчаков поджидала милиция, и нужно было быть действительно очень крутым, чтобы жить и творить в андеграунде.
Раздражение в среде молодежи нарастало, и даже появилось ощущение, что страна оказалась на грани революции, и чтобы как-то разрядить напряженную ситуацию, КГБ предложил организовать прослушивания московских любительских рок-коллективов, чтобы в дальнейшем создать организацию, подобную Ленинградскому рок-клубу. Прослушивания состоялись 13 и 14 апреля в помещении МДСТ на Большой Бронной.
О том, как шла подготовка к тем легендарным прослушиваниям, рассказывает Булат Мусурманкулов, первый директор Московской рок-лаборатории, а в то время – заведующий сектора любительских объединений Единого научно-методического центра Главного управления культуры Исполкома Моссовета:
«Мне позвонил Володя Горлинский, который тогда работал в Московском доме самодеятельного творчества, и сказал: «Слушай! Есть одна идея! Ансамбли эти всякие… Надо собраться и обсудить! Надо что-то с ними делать!»
А с Горлинским до этого связался Юра Резниченко, директор молодежного центра московского горкома комсомола, который находился на улице Герцена... Кстати, в помещении этого центра снимали программу «Что? Где? Когда?»… По телевизору казалось, что это – шикарное помещение. А на самом деле – маленькая каморка! Стол с волчком в середине, вокруг стулья – и все, и больше места не было. Народ, толкаясь, стоял вокруг…
Про Резниченко говорили, что он был связан с КГБ. Поэтому и эту идею ему скорее всего подали ГБшники, которым надоело гонятся по концертам и отслеживать рокеров. Видимо, они на это затрачивали слишком много усилий, много времени, а им хотелось, чтобы все было под боком. И они дали команду: «Соберите! Уговорите! Пусть дают нормальные концерты! Все равно же они дают концерты, так пусть выступают нормально, без боязни. А мы будем следить…» И они следили…
И вот мы собрались втроем и начали обсуждать. От государственной структуры приехал я, Горлинский – от профсоюзов (он занимался ВИА), Юра Резниченко был от комсомола.
Юра сразу же взял разговор в свои руки и объяснил нам ситуацию, что есть мнение, что надо эти ансамбли выводить наружу, чтобы они существовали нормально, а не как «пятая колонна»: «Ребята, есть такая мысль: много всяких подпольных ансамблей… надо работать с ними, чтобы повышать их уровень, чтобы они как-то росли. Вы же все-таки специалисты! Но под нашим контролем!»
«Ну, хорошо! Давайте! Сделаем!» - ответили мы с Горлинским. С этого и пошло…»
В столичном рок-сообществе поначалу царил скепсис по отношению к прослушиваниям, которые собирался проводить МДСТ. 12 апреля музыканты-подпольщики собрались в Люблино, дома у бас-гитариста группы «Доктор» Сергея Сулименко, где долго решали, идти им на прослушивание или не идти. Но Мамонов сказал, что идти надо. Он пошел сам и за ним потянулся народ, потому что раз он не боится, то и другим не следует бояться.
«Петя – мудрый человек, - продолжает свой рассказ Булат Мусурманкулов, - он понимал, он видел, как дедушка Ленин, на много лет вперед. Он знал, что надо выходить из подполья, что надо проявляться. И когда они проявятся, они сделают больше и для себя, и для движения, чем по квартиркам бегать. Петя – молодец! Он это понял. И за Петей пошли люди. Разумеется, они боялись, очень боялись, потому что они уходят под контроль Советской власти и государственных органов, и все твои выступления будут контролироваться, будут отслеживаться, тексты твои будут литоваться – ты будешь работать под полным контролем государственных органов. Это, конечно, страшновато...»
13 апреля музыканты один за другим потянулись на Большую Бронную, дом 6, в помещение МДСТ. Тяжелая дверь открывалась и тут же плотно закрывалась, пропустив внутрь человека с музыкальным инструментом. Но меня там никто не ждал, и я провел этот концерт за дверью Дома самодеятельного творчества, поскольку на прослушивание запускали людей исключительно согласно спискам.
На ступенях МДСТ толклось еще несколько знакомых: Наталья Боржомова, солистка «Ночного проспекта», Антон Павлюченко, помощник устроительницы подпольных концертов Тони Крыловой, Ефим Шапиро, студент полиграфического института, известный тем, что устроил скандальный сейшн «Бригады С» в общаге своего вуза… С Ефимом Шапиро мы тут же договорились провести концерт «Ночного Проспекта» у него в общежитии на Войковской. (Спустя некоторое время Ефим станет одним из администраторов рок-лаборатории, а в 1990 году мы с ним откроем первый в СССР рок-магазин «Давай! Давай!».)
В какой-то момент из дверей МДСТ стали выходить люди, чтобы покурить и обменяться впечатлениями. Выяснилось, что «Звуки Му» отыграли по полной программе, исполнив такие «спорные в идейно-художественном отношении» вещи, как «Серый голубь», «Муха – источник заразы», «Курочка Ряба», «Люляки баб», «Диатез» и другие. Смелость Мамонова и его друзей вызвала молчаливый восторг. Песни «Звуков Му» для советской власти являлись явным «неформатом» (как сказали бы в 90-х), но для ситуации, сложившейся в рок-сообществе, они должны были послужить лакмусовой бумажкой, которая позволила бы определить: можно ли общаться с новой структурой?
Внутрь МДСТ я проник только на следующий день, поскольку был вписан в списки в качестве директора группы «Ночной Проспект». Вчера воображение рисовало всякие ужасы, которые сегодня превратились в обычный дом культуры, с невзрачным, хоть и выложенным мрамором вестибюлем, с небольшим зальчиком, вмещавшем около 600 зрителей, со судно освещенной сценой. Необычным было напряжение, которое витало в атмосфере МДСТ. Многие считали, что этот концерт станет последним. Тем не менее все рвались в бой.
Впрочем, некоторые музыканты решили перестраховаться. Группа «Доктор» накануне ночью переписала слова своего хита «Серега на морозе жует бананы» в более «приличном» виде, но уже во время концерта красный от стыда директор группы Антон Павлюченко выкрутил ручки на пульте так, что слов не было слышно вообще.
...«Ночной Проспект» выступал последним. Отступать было некуда, поэтому Иван и Алексей принялись с упоением играть твисты и шейки, а уставший за день народ начал танцевать в проходе между креслами...
Вот какие группы участвовали в апрельских прослушиваниях: «27-й километр», «Близнецы», «Бульварный Никто», «ВИА Молодость», «Гулливер», «Доктор», «Елочный базар», «Звуки Му», «Зона активности», «Катарсис», «Люцифер», «Магнит», «Николай Коперник», «Ночной проспект», «Опытное Поле», «Фаня», «Цейтнот», «Эльсинор». Не все из них дожили до наших дней, но героизм тех, кто не побоялся шагнуть в неизвестность, не должен быть забыт…
После бури воцарилась тишина. Все участники прослушиваний замерли в ожидании неприятностей. Но никого не арестовали, даже не отправили по месту работы или учебы «телег», груженых «фактами».
«Я подготовил справку, в которой написал свое мнение о каждой группе, оценивая их как музыковед, - рассказывает Булат Мусурманкулов. - Про «Звуки Музыки Московских улиц», то есть про «Звуки Му» я написал, что это – группа, которая культивирует эстетику отвратительного, безобразного, но группа очень сильная, использует очень сильные выразительные средства, и она представляет опасность, если эта эстетика безобразного будет пропагандироваться с помощью этой группы. Еще я написал, что запрещать «Звуки Му» ни в коем случае нельзя. Самое лучшее – просто не обращать на них внимание, и пусть они, что хотят, то и делают. А остальных надо привлекать к общественной деятельности, чтобы все это игралось не в подвалах, а нормально, как полагается, в клубах.
Вскоре после прослушиваний директор ЕНМЦ Нина Николаевна Базарова пригласила меня в кабинет, где сидел усатый мужичок с мужественным лицом. Он спросил меня: «Как вы считаете, с этими ансамблями можно как-то работать? Они действительно не отщепенцы и не вредители?»
Я сказал: «Конечно, они не отщепенцы и не вредители. Просто они пишут свою музыку, играют свои песни. И, конечно, с этими ансамблями можно нормально работать. Они же не с Луны свалились, это же наши люди! Поэтому мы и решили, что их надо как-то вытаскивать из подполья. Зачем они будут где-то скрываться, бегать? Пускай играют свою музыку открыто, как полагается. А мы со своей стороны, говорю, будем смотреть: что за тексты? Что за музыка? Каков уровень? Ну, как мы работаем с ВИА, так и с ними будем работать».
Он покивал головой: «Очень хорошо! Мы так и думали».
Потом, когда он ушел, Базарова сказала: «Это – КГБ! Московский КГБ!»
Я так скажу, что у меня полная уверенность в том, что если бы не КГБ, то рок-лаборатории не было бы никогда. Это была абсолютная инициатива КГБ, ведь в там работали очень интеллигентные, тактичные люди, которые все прекрасно понимали...»
После летних каникул, 15 сентября в Московском Доме Самодеятельного Творчества состоялось еще одно прослушивание, на котором в присутствии Ю.Чернавского, М.Фрадкина и А.Петрова показали себя группы «Центр», «Браво», «Мистер Икс», «99%», «Кросс», «Искусственные дети» и «Патруль».
За кулисами второго прослушивания впервые прозвучали слова «Московская рок-лаборатория». Это название придумал Булат Мусурманкулов: «В Питере рок-клуб мог существовать, потому что Питер все-таки далеко от Москвы. А в Москве рок-клуб создать было невозможно, потому что мы находились под большим идеологическим давлением, ведь над нами тут и горком партии, и управление культуры, и мистерство культуры, и ЦК КПСС! «Что это такое? У нас же идет борьба с роком!». Но в 1984 году вышло постановление министерства культуры по усилению работы с самодеятельными ансамблями, и там была такая строчка: «…организовывать творческие лаборатории…» Вот я и говорю: «Вот давайте мы и организуем творческую лабораторию! Строчка-то есть!» Вот так мы и организовали творческую лабораторию рок-музыки!»
Решение о создании Московской творческой лаборатории рок-музыки были принято на удивление быстро. Уже 23 октября приказ был подписан тогдашним первым секретарем Московского горкома КПСС В.В.Гришиным. Первым директором новой рок-организации стал Булат Турсунович Мусурманкулов. Штаб-квартира Московской рок-лаборатории разместилась в Старопанском переулке, 1\5, в помещении Единого научно-методического центра Главного управления культуры Исполкома Моссовета.
Само управление культуры находилось на Неглинке и представляло собой довольно чопорное чиновничье учреждение, зато на Старопанском бурлила пестрая неформальная жизнь. Директор ЕНМЦ Н.Н.Базарова рассказывала, что тогда здесь нашли прибежище от злых ветров 80-х, когда запрещалось все и вся, более сотни молодежных объединений самого разного направления: и любительские театры, и нумизматы,, и даже травники, которых приходилось всерьез защищать от нападок властей, буквально прикрывая грудью. Поэтому нет ничего удивительного в том, что рок-музыканты из андеграунда тоже пришли сюда.
Старопанский переулок даже выглядел очень весело и неформально: это была абсолютно по-московски изгибающаяся улочка, уходящая вглубь города. ЕНМЦ размещался на втором этаже старого здания дореволюционной постройки, на первом этаже которого находилась Дирекция театрально-концертных касс. Помещение Центра следовало изгибам Старопанского переулка, и в самом конце извилистого коридора, за актовым залом находился маленький кабинетик Булата. Сотрудники ЕНМЦ с интересом наблюдали за направлявшимися и туда музыкантами. Вот строгой и уверенной походкой шел Вася Шумов, следом пролетала шумная Жанна Агузарова, за ними, вежливо здороваясь с каждым встречным, шествовал Петр Николаевич Мамонов…
26 октября в ДК им. Курчатова состоялось первое занятие рок-лаборатории. На сцене выступали группы «Клон» и «Центр». Почему именно эти группы? Все очень просто: Василий Шумов, лидер «Центра», договорился с руководством дома культуры о проведении концерта, а Александр Катамахин, лидер «Клона», предоставил для концерта свою аппаратуру.
Спустя две недели там же, в доме культуры Курчатовского института состоялось второе заседание рок-лаборатории, где впервые широкой публике явил себя «Вежливый Отказ». Еще пару недель спустя в «Курчатнике» выступали «Звуки Му». Мамонов пел три часа без перерыва и не мог остановиться, впрочем, публика тоже особо не желала, чтобы концерт заканчивался.
11 января 1986 года в ДК им. Курчатова Московская рок-лаборатория отмечала Новый год. В концерте, названном, естественно, «Рок-ёлкой», участвовали «Вежливый отказ», «Ночной проспект», «ВИА Молодость», «Звуки Му», «Браво», «Центр», «Бригада С» и приехавшая с берегов Невы группа «Мануфактура» - победительница первого питерского рок-фестиваля (с тех пор эти ребята успели еще и в армии отслужить).
Триумфально прошло возвращение Жанны Агузаровой из мест не столь отдаленных, куда она угодила после «свинченного» концерта в Бескудниково, на Большую сцену. Публика рукоплескала певице, а тем временем музыканты «Браво» с удивлением обсуждали только что полученное от Москонцерта приглашение на работу.
8 июня в Москве, в ДК МИИТ прошел большой концерт, на котором померялись силами лучшие группы Московской рок-лаборатории и Ленинградского рок-клуба: «Грунтовая дорога», «Нюанс», «Вежливый отказ», «Ночной проспект», «Центр», «ВИА Молодость», «Звуки Му», «Бригада С», «Николай Коперник», а также - «Кино», «Алиса», «Аквариум».
Концерт был разбит на три отделения, в каждом участвовали три московские и одна питерская команда. Но это не означало, что все питерцы выступали в качестве хэдлайнеров. В первом отделении играли «Грунтовая дорога», «Нюанс», «Звуки Му» и «Кино», но народ пришел фанатеть в первую очередь именно «Звуки Му». Петр Николаич был хорош: он выкатил на сцену стеклянный медицинский столик и вальсировал с ним под «Муху», «Серого голубя», «Курочку Рябу».
Старались не отставать от «босса» и другие московские музыканты. Юра Орлов («Николай Коперник») отыскал где-то настоящую арфистку и невозмутимая барышня вкупе с орловскими «Дымками» довели публику до шокового состояния. Безмятежная песенка «Ночного проспекта» и Наташи Боржомовой «Ох, если бы я умерла, когда я маленькой была... » унесла зал в эйфорию. Продолжительными аплодисментами, переходящими в овацию, был встречен Гарик Сукачев: его «Маленькая Бэби» являлась главным московским хитом весны 1986 года.
Этот концерт послужил кроме всего прочего серьезным испытанием для некоторых музыкантов. «Грунтовая дорога», почитавшаяся тогда за самую техничную московскую группу, еще некоторое время поковырялась в блюзах, а потом ее участники разбежались по другим коллективам. Из «ВИА Молодость» уже к зиме 1987 года получились две группы - «Биоконструктор» и «Прощай, молодость». «Нюанс», в составе которого на сцену ДК МИИТ выходил талантливый певец Владимир Бажин, развалился сразу же после концерта, но спустя год на свет появился тот «Нюанс», который в течение всей своей недолгой жизни пользовался особой любовью у публики, а Бажин собрал металлическую группу «Тяжелый день».
Концерт начался в три часа пополудни, а закончился, когда часы пробили полночь.
В том же 1986 году Булата Мусурманкулова на посту директора рок-лаборатории сменила Ольга Опрятная, до этого момента работавшая в отделе дискотек Всесоюзного научно-методического центра Министерства культуры СССР.
На вопрос «Не обидно ли было отдавать свое детище в другие руки?» Булат отвечал так: «Сначала было обидно. Вроде старался… А потом я, конечно, понял, что у меня нет таких возможностей, которые могли бы помочь все это дело дальше двигать. В Москве это же гораздо тяжелее, чем в Питере! Тут же все тебя давят! А Ольга смогла выстоять. У нее сильный характер. И когда я это осознал, уже стало не обидно. У Ольги была огромная пробивная сила. Опрятная была очень тесно связана с Н.Б.Жуковой, зам.министра культуры СССР, и через нее она очень много делала. Она и с ГБшниками решала вопросы, и в горкоме партии тоже были люди, которые понимали необходимость рок-лаборатории и часто шли навстречу. Я понимал, что именно она сможет это дело двигать. А я не смогу. Просто нет таких возможностей!»
Ближайшими помощниками Ольги Опрятной стали авторитетные в андеграунде люди: Александр Агеев (концертный администратор) и Виктор Алисов (технический директор).
В феврале 1987 года началось приключение под названием «Горбушка», тогда ДК имени С.П.Горбунова на несколько лет стал символом рок-движения в столице. На концертах рок-лаборатории стоял невероятный ажиотаж, там собиралась вся музыкальная Москва, а сейчас такого места в городе нет, и даже трудно предположить, появится ли еще что-то подобное.
Рок-лаборатория быстро и энергично наладила концертную деятельность в столице.
«Концертов стало намного больше, – вспоминает лидер группы "Легион" Алексей Булгаков. - Как прорвало! А ведь до этого ничего нигде не было. А тогда каждую неделю стали проходить концерты и всегда – аншлаги. Как рок-музыку разрешили, все хлынули на рок-концерты! Причем работали мы в основном на больших площадках, таких, как ДК имени Горбунова, ДК МАИ, ДК МИИТ на Новослободской, все происходило шумно и весело, народу было много – в то время это был Праздник жизни».
26 октября 1987 года и вовсе случилось уникальное событие: по приглашению рок-лаборатории в Москву с концертами приехала финская панк-группа "Sielun Veljet" (в европейских чартсах – «L'Аmourder»). Таким образом Московская рок-лаборатория прорвала монополию Госконцерта СССР на приглашения зарубежных артистов.
Но главное достижение Ольги Опрятной состояло в том, что она добилась, чтобы Министерство культуры тарифицировало любительские ансамбли, входившие в состав рок-лаборатории, и музыканты-любители теперь могли вполне легально получать деньги за выступления.
…И все-таки почему именно КГБ пришел на помощь рокерам? Для каких целей КГБ инициировал создание Ленинградского рок-клуба и Московской рок-лаборатории?
Можно предположить, что КГБ был обеспокоен ростом молодежного нигилизма, который породила борьба Союза композиторов и партийных чиновников с роком. По всей видимости, среди гэбэшных аналитиков существовало устойчивое мнение о том, что страна может пойти в разнос, если молодежи не предоставить площадку, пусть даже закрытую, типа гетто, где она смогла бы реализовать свои устремления.
По другой версии в рок-клубах готовили «ударные батальоны перестройки», чтобы развалить великую страну.
Но существует и третья версия, согласно которой перестройку инициировали офицеры КГБ, которые в 60-е годы, во времена своей юности ходили на сейшена с участием различных рок-групп, таких как «Сокол», «Скифы», «Аргонавты», «Оловянные солдатики» и т.д. Став к середине 80-х полковниками и генералами, они сделали попытку вернуть страну в атмосферу романтики, которую они так любили в 60-е.
«На каждый концерт, который устраивала рок-лаборатория, двадцать билетов я отдавал ГБшникам, - вспоминает Булат Мусурманкулов. - Если честно говорить, то я специально это отслеживал. Я же знал, какие места им отведены. И вот я смотрю: там пацан какой-то сидит, там – девчонка. То есть они эти билеты отдавали детям!..»