Пьер Розанваллон (р. 1948) – французский философ и политолог, профессор современной политической истории Коллеж де Франс и профессор Высшей школы социальных наук (EHESS). Автор многочисленных трудов, некоторые из которых переведены на русский язык - "Общество равных" и "Утопический капитализм. История идеи рынка". В данной работе мы рассмотрим его статью "Контрдемократия: политика в эпоху недоверия", анализирующую события и тенденции последних двух десятилетий.
П. Розанваллон пишет, что режимы, претендующие на звание "демократических", повсеместно подвергаются жесткой критике. "В этом парадоксе, - отмечает французский политолог, - кроется важнейшая политическая проблема современности. Действительно, иссякающее доверие граждан к политическим лидерам и институтам на протяжении двадцати лет остается в ряду феноменов, наиболее пристально изучаемых политологами".
Исследователи выделяют множество факторов, среди которых расцвет индивидуализма, уход в частную жизнь, упадок политической воли и расширяющаяся пропасть между правящей элитой и массами. Однако сам П. Розанваллон предлагает принципиально иной подход - "расширить диапазон анализа, включив в него изучение того, каким образом разные общества отреагировали на дисфункции представительных режимов. Исторически подъем демократии содержал в себе не только надежду, но и проблему. Надежда возлагалась на то, что демократическое общество сможет примирить равенство и автономию; проблема же заключалась в том, что эти благородные упования очень сложно было воплотить в жизнь. Где бы ни внедрялась демократия, она оставалась незавершенной: в одних местах ее грубо извращали, в других – искусно ограничивали, в третьих – систематически попирали. <...> Идея о том, что в основе политической легитимности должны лежать свободные выборы, практически всегда шла рука об руку с недоверием граждан к власть имущим".
По мнению автора статьи, истории реальных демократий всегда сопутствовали напряженность и конфликт. Розанваллон рассматривает в рамках теории демократического и представительного правления взаимосвязь легитимности и доверия. Причем легитимность он определяет как правовой признак, строго процессуальный факт, чистейший и непреложный результат голосования, в то время как доверие представляет как более сложный феномен. Доверие, в свою очередь, выполняет три функции:
1) расширение легитимности - доверие сообщает процедурному атрибуту моральное измерение, делая его целостным в широком смысле слова, и содержательное измерение, ориентируя его на заботу об общем благе;
2) доверие обладает также и временным смыслом: оно подразумевает, что легитимность простирается в будущее;
3) доверие обеспечивает институциональную экономию, избавляет от необходимости применять всевозможные процедуры верификации и проверки.
По мнению П. Розанваллона, "пропасть между легитимностью и доверием всегда оставалась центральной проблемой в истории демократии. Наличие такого перепада было правилом, а его отсутствие, скорее, исключением. <...> Желая постичь многообразие демократического опыта, мы должны, следовательно, учитывать оба аспекта этого феномена: с одной стороны, функции и дисфункции выборных представительных учреждений, а с другой стороны, и организованный характер недоверия. До сих пор историков и политологов беспокоил главным образом первый аспект. Я сам занимался им в работах, посвященных институтам гражданственности, представительства и суверенитета. Но сейчас пришло время обратиться и ко второму из упомянутых измерений".
В центре анализа, таким образом, остается осмысление недоверия в качестве составного элемента политической системы. П. Розанваллон выделяет две основные формы этого явления - либеральную и демократическую. Приверженцами либеральной формы являются такие известные мыслители, как Ш.-Л. Монтескье, Дж. Мэдисон, Б. Констан, Ж. Сисмонди и др. Так, по мнению автора статьи, "Джеймс Мэдисон был одержим стремлением сдержать и ограничить концентрацию власти. Его цель заключалась вовсе не в том, чтобы обеспечить создание политической системы с сильным правительством, опирающимся на доверие общества, – напротив, он мечтал о слабом правительстве, недоверие к которому было бы закреплено институционально. Его идеалом было не воцарение гражданина, а защита индивида от посягательств публичной власти".
Демократическому виду недоверия П. Розанваллон дает следующее описание: "его назначение в том, чтобы убедиться, что выборные лица держат свои обещания и неустанно добиваются от правительства служения общественным интересам. Главное внимание в этом тексте будет уделено именно демократическому недоверию, которое стало первейшей формой недоверия в посттоталитарную эпоху". По мнению автора, данный вид недоверия выражает и проявляет себя в трех основных формах: надзорные функции, превентивные инструменты, проверка суждений и мнений.
В рамках электорально-представительной системы данные формы обуславливают то, что французский политолог сформулировал как "контрдемократия". Исследователь дает следующую трактовку данному понятию: "это не какая-то противоположность демократии, но ее особая разновидность, которая укрепляет обычную выборную демократию, служа ей своеобразной подпоркой; я имею в виду демократию косвенной власти, рассеянной в социуме, – иначе говоря, устойчивую демократию недоверия, которая дополняет эпизодическую демократию привычной электорально-представительной системы. Контрдемократия, таким образом, оказывается частью более широкой системы, включающей также правовые демократические институты; ее цель – дополнить эти институты и расширить их влияние. Поэтому контрдемократию следует понимать и анализировать как аутентичную политическую форму...".
П. Розанваллон выделяет три измерения контрдемократии, в рамках которых народ расширяет свою степень политического участия (изначально рассматриваемую лишь как участие на выборах): народ как контролер, народ как носитель вето, народ как судья. Он выдвигает важный тезис, который можно представить как некий центральный вывод самой статьи: "Изначально социальный контракт, предлагаемый демократией, трактовал народ сугубо в качестве избирателя. Но постепенно на смену избирателям как политическим акторам пришли три метафорические фигуры: народ как контролер, народ как носитель вето, народ как судья. Из-за этого суверенитет стал отправляться косвенно, то есть согласно правилам, отсутствующим в конституциях. Суверенитет, о котором я веду речь, является опосредованным в том смысле, что он выражает себя в серии эффектов; он не проистекает из формальной власти и не воплощается в прямых решениях, которые можно было бы назвать политическими. Если мы хотим понять социальную апроприацию власти во всей ее сложности, необходимо принять в расчет обе формы: и электорально-представительную демократию, и контрдемократию опосредованных полномочий. Сделав это, мы немедленно увидим, что привычное противопоставление реальной и формальной демократии в более широком контексте не является очень уж продуктивным. Разделение между прямыми и представительными формами властвования также утрачивает свою ценность. Эти узкие категории вытесняются более сложным пониманием демократической активности, а перед нами открывается возможность описать грамматику государственной власти в более широком ключе".
По мнению французского политолога, проблемы современности в политической сфере состоят "не в гражданской пассивности, а в l’impolitique, неполитичности, под которой подразумевается неспособность выработать всеобъемлющее понимание проблем, ассоциирующихся с обустройством общего мира. Отличительной чертой, присущей разнообразным проявлениям контрдемократии, стала увеличивающаяся дистанция между гражданским обществом и государственными институтами".
"Развитие контрдемократии, - по мнению П. Розанваллона, - есть комплексное и проблематичное явление. Оно сложно потому, что сочетает позитивное наращивание общественной власти с популистскими соблазнами. Проблематичность его обусловлена тем, что эволюция в направлении «гражданской демократии» ведет к фрагментации и расщеплению там, где требуются единство и цельность. Именно осознание проблематичного аспекта изучаемого здесь феномена заставило меня предложить неожиданный, на первый взгляд, неологизм контрдемократия".
В заключении автор статьи указывает, что данный подход предлагает новый взгляд на теорию демократии. Он отмечает важность истории, которая "служит теории не только в качестве хранилища любопытных примеров, но и как площадка, на которой испытываются различные представления о мире".
Относительно демократии П. Розанваллон делает следующий вывод: "Главное в живой демократии не то, насколько она соответствует идеальным моделям, а то, эффективно ли она решает общественные проблемы. Следовательно, нам нужно с большой осторожностью относиться к идее о том, что некогда была четко сформулирована, но потом многократно искажена какая-то «первозданная модель» демократии".