Багряное коло, побеждая мрак ночи, поднималось над миром. И становилось оно из багряного – золотым, и заполняло златым сеевом весь белый свет…
Родная деревня, поля, сенокосы остались далеко позади. Иван вышел ещё в сумерки, когда лишь алела полоса восхода, и к полудню уже подходил к мольбищу рода – Красной горе. На невысоком обширном холме, покрытом еловым лесом, вершина очищена и огорожена. К огороде ведёт дорога-просека, по которой в Красные дни люди из всей округи поднимаются к мольбищу.
Сейчас Иван идёт туда один. Ему и страшно, и хочется скорее узнать, что ждёт его…
Он седьмой сын в своей семье, ему исполнилось два раза по семь лет. Он будущий волхв.
Вековые ели, как стражники стоят по краям мягкой, усыпанной хвоей дороги. Вот и высокий из стоймя поставленных брёвен забор, дорога упирается в ворота, воротные столбы увенчаны медвежьими черепами.
И будто видели Ивана, ворота распахиваются встречь ему, и выходит седовласый волхв Святомир.
- Здравствуй, седьмой сын! И да будут здравы твои родители и весь род наш! - провозгласил он, подняв и опустив руку с посохом. На Святомире длинная, подпоясанная тканым поясом рубаха с широкими рукавами, по краям которых и по вороту узорочье обережное зелёной нитью тонко вышито. Космы ремешком кожаным перехвачены. К поясу костяные и деревянные фигурки подвешены – звери и люди-предки…
Иван до земли поклонился волхву.
- Иди за мной! - сказал тот и подвёл Ивана к предкам – деревянным фигурам Деда и Бабы посреди круглого двора.
- Жертвуй! - велел волхв.
Иван снял котомку заплечную, достал горшок с кашей, что вчера мать варила, с поклоном поставил к ногам предков.
- Кланяйся Матери Сырой Земле!
Иван на колени опустился, лбом земли коснулся.
Волхв взял его за руку и ввёл в сруб с четырёхскатной крышей, в котором раньше Иван не бывал (сюда допускались лишь взрослые мужчины), подвёл к высокой деревянной фигуре – в одной руке усатый, бородатый муж в круглой, как у князя, шапке держал рог, из которого будто лились – лоси, коровы, рыбы, колосья, в другой руке – меч. Глаза – вроде бы прикрыты… Под ногами, на плоском камне костерок горит, душистый дым от него поднимается.
- Молись Единому Роду! И запомни: единая жертва ему – чистая душа, да вечный огонь!
- Я не знаю… - начал говорить Иван, но в этот миг Святомир выхватил из огня уголёк, вложил в ладонь Ивана и сжал её в кулак.
Боль-огонь охватила его, и он заговорил слова молитвы, то ли вторя волхву, то ли сам…
- Да будет так! - завершил его молитву волхв. Надел на голову Ивана пустой горшок и заточенным камнем обрезал волосы ровно по краю горшка. - Больше не обрезать и не стричь тебе власы, - сказал. Из другого горшка облил Ивана водой и вывел его на мягкий в зелёной мураве двор. Там тряпицей завязал глаза юноши и закрутил, завертел его. Остановил, снял повязку. И увидел Иван посреди двора деревце – берёзку. И вдруг вспыхнула она зелёным пламенем. Волхв сломил деревце, и быстро и легко оборвав ветки, угасил пламя. Подал Ивану:
- Держи батожок, за путь-дорогу – посохом тебе станет. Вернёшься через семь лет, но для тебя они семью днями будут.
- Куда же идти мне?
- Пройдёшь Волховой дорогой в Страну Семи Гор. Там узнаешь всё, что должен ведать и хранить волхв, чтобы люди не забыли, для чего живут они.
- Разве ж, люди не знают?
- Знают, но забудут, если не будет волхвов ведающих и хранящих память. Иди на Стожар – перейдёшь ты двенадцать ручьёв, к реке выйдешь, за реку переплывёшь. Вдоль реки пойдёшь до большой луки, там будет камень. Там ждёт тебя Вещая Баба, она сторожит Волхову дорогу. Она дальше путь укажет. Иди!
Волхв вдруг оказался сзади. Он лишь легко коснулся спины Ивана, но тот быстро-быстро побежал в распахнутые ворота…
И когда очнулся – шёл уже по тропе. Котомочка за спиной, палочка берёзовая в руке, лапотки белые на ногах.
Тропка, будто нить из клубка под ноги разматывается, а по краям её ели до неба вздымаются. Корни могучие тропу пересекают, того гляди – споткнёшься. Иван под ноги глядит, а и вверх взглядывает, где уже звёзды проступают в тёмно-синем небе, и прямо впереди, на неё тропа и ведёт – Стожар.
Идёт Иван. А уже и стемнело. Проплыла над тропой сова. Кто-то ухает за спиной. Иван идёт, батожком путь перед собой простукивает, через ручьи перепрыгивает, помнит слова старца, что должен до рассвета большую реку увидеть.
И вывела тропинка-ниточка из леса дремучего, расступились ели косматые. Луг, а за ним река. А над рекой туман поднимается, в копны сбивается, в косы свивается, млеком луг заливает…
И вошёл Иван в большой туман… В туман, как в реку, как в сон погрузился.
И выплыл… Очнулся-проснулся – лежит на лугу мягком, зелёном, а река – вон она, позади. А коло уже высоко на небо выкатилось. Достал Иван каравай, что мать ещё пекла, отломил ломоть, репицу вытащил – съел, из реки напился. Взял батожок свой в руку и пошёл по стёжке-дорожке вдоль реки.
Долго ли коротко ли шёл – к речной луке пришёл. Камень большой, лишаем да мхом покрытый, увидел, а за камнем лес дремучий. И никого нет. Только сорока-белобока на макушке мелкой сосенки сидит, хвостом качает, не улетает. Сел Иван на траву. Снова хлеб достал…
- Что смотришь? - сороке сказал. - На-ка… - кусочек кинул.
Сорока с сосенки слетела, кусочек склюнула, хвостом качнула и замелькала черно-бело меж стволов…
- Ух-ух! Чую – русским духом пахнет! Явился!
Старуха, страшная, костлявая, косматая стояла у него за спиной – откуда и взялась-то?
- Здравствуй, бабушка, - поклонился Иван старухе. - Меня волхв Святомир послал.
- Зачем же он тебя послал?
- Чтобы ты, бабушка мне Волхову дорогу указала.
- Вон что… Покажу, родимый, покажу… - осмотрела парня с ног до головы. - Укажу, только ты сперва в баньке попарься, отдохни, сил наберись…
- В баньке я попарюсь, бабушка, а отдыхать мне некогда – ведь у меня день за год, - вспомнил он слова волхва. - Мне в семь дней успеть нужно…
- Успеешь, родимый. От вечности не убежишь. Иди за мной.
Иван пошёл за старухой, которая (он не верил, но это было так) на глазах его превращалась в прекрасную деву: стан её под белой льняной рубахой выпрямился, распущенные по спине волосы не седыми, а русыми стали, и будто не идёт – плывёт, обернулась – лицом прекрасна… За руку взяла, в баню ввела… На камни из ковша плеснула, и духмяный туман заполнил всё, и уже лишь чувствовал Иван, как быстрые руки-крылья раздевали его, на полок укладывали, только слышал смех и плач, только уплывал в блаженной неге и вскрикивал от боли, когда берёзовые ветви впивались в тело…
Очнулся он в какой-то избе, на лавке застеленной шкурой лохматой…
- Очухался? - старуха от печи сказала. - На-ка, - подошла, подала ковш.
Иван жадно припал к питью. Не вода, не квас, не пиво, не мёд хожалый… А только почувствовал Иван, как силой наливается. Баню вспомнил. С надеждой обвёл глазами избу – нет ли той красавицы? Нет. Только страшная старуха. Забрала ковш, пробурчала что-то…
- Бабушка, так ты дорогу-то мне укажешь ли? - Иван поднялся, готовый снова в путь.
- Укажу, родимый, только уж и ты мне помоги. Ведро в колодец оборвалось, так ты бы достал.
- Достану, бабушка!
Вышел Иван из избы, к колодцу, которого раньше не приметил, подошёл, батожок свой к срубу колодезному прислонил, а сам за вервь ухватился и в колодец сиганул…
Охнуть не успел – сидит на кочке, вверх глянул – дыра чёрная, лишь точка светлая – небо земное видно. Да ещё веревка из той дыры болтается. А ведра не видно. Да и воды-то нет! В колодце-то!
Огляделся кругом – не белый тут свет. Деревья голые, мёртвые стоят, земля сухая в трещинах. А прямо перед ним – избушка на курьих ногах.
- Ох-ох, русский дух чую! - старуха, неотличимая от той, что вверху была, на пороге дома стоит.
- Это я, Иван, здравствуй, бабушка.
- Здравствуй и ты… Знать, тебя сестра моя послала.
- Мне бы ведро…
- А зачем же ведро без воды!
- А где ж вода-то?
- Камнем её придавило, отвалить камень некому.
- Так давай я попробую.
И увидел Иван большой камень на тот похожий, что и наверху лежал. И взмолился Иван, и обхватил камень, и своротил его…
И хлынула из-под камня вода!
И не стало ни старухи, ни избушки её. А вода всё прибывает. Побежал Иван к тому месту, где упал из колодца. Вот верёвка болтается, а вот же и ведро деревянное лежит! Подхватил Иван ведро, за дужку кованую зубами схватился, руками за вервь ухватился и полез на ту точку светлую – небо синее.
Быстро лез Иван, так, что вода прибывавшая его не догнала. Спрыгнул со сруба колодезного, ведро выронил – покатилось под ноги старухе, сам на Землю Матушку упал и встать от устали не может, тут и уснул.
Проснулся – то ли день прошёл, то ли год пролетел, то ли вечность объяла…
Вскочил:
- Мне ж идти надо, бабушка!
- Пойдёшь, родимый! Только уж ещё помоги мне.
Склонил Иван голову, но сказал согласно:
- Помогу, коль смогу.
- Принеси же ты мне, родимый, перо ветра!
- Да ты видно, бабушка, смеёшься надо мной.
- Нет, не смеюсь! Без того пера тебе пути не будет!
- Где ж мне искать это перо?
- Лезь вот на этот дуб, какая птица сама даст тебе перо – то и будет перо ветра.
И увидел Иван на месте колодца огромный неохватный дуб, верхние его ветки в небо уходят, нижние – как дороги широкие, от них веточки-тропки тянутся…
И полез-пошёл Иван по стволу, по ветвям-дорогам… Много птиц Ивану в ветвях и листве великого дуба попадается больших и малых – все улетают, завидев Ивана.
Вот уже в облака забрался он, будто опять в туман, в млечную реку, погрузился. Но вот и облака минули – выше только Коло. Взглянул на него Иван и чуть не ослеп. Глаза рукавом прикрыл, отвернулся и тут увидел гнездо, в гнезде один птенец сидит, а к птенцу лютый зверь рысь крадётся, уж лапой тянется. Взмолился Иван и в тот же миг на рысь-зверя кинулся. Обхватил руками зверя могучего, задавил, откинул от себя – сам в крови весь, рубаха порвана…
Тут-то и слетел с неба, будто со Светила упал сокол, птенца крыльями обнял, потом снова взвился, Ивана крылами опахнул, клювом за ворот подхватил, на спину себе закинул. Тут облака разомкнулись, и всю-то Землю Матушку с соколиной высоты Иван увидел.
А сокол – кругами, кругами и к земле спустился. Очнулся Иван – ни сокола, ни дуба, рубаха цела, крови нет, а в руке – перо соколиное.
- Вот это перо ветра и есть, ты его и возьми, оно тебе всегда путь укажет. - Стукнула Вещая Баба посохом в землю и открылась перед Иваном дорога.
Стоит он на ней – батожок в руке, котомка за плечами, лапотки белые на ногах, перо ветра-сокола в другой руке. Выпустил его Иван, полетело пёрышко вперёд, за ним по дороге и Иван пошёл.
Дорога пыльная – в пыли всякие следы: вот мужик в лаптях прошёл, вот телега проехала, вот лось дорогу перешёл, вот птичка трясогузка хвостиком в пыли след оставила… Пёрышко зависло, Иван остановился, смотрит – змея, гадюка чёрная дорогу переползает. Уползла змея, дальше пёрышко полетело, Иван пошагал.
Справа от дороги, за лугом и кустами – озеро синее, слева – луга да лес. А прямо – дорога тут в горку побежала – деревня. Стоит тремя десятками изб на весёлом зелёном холме.
Подошёл Иван к пряслу околичному, тут, будто его и дожидаются, мужики стоят: «Здравствуй, седьмой сын», - говорят.
- Как деревня ваша называется, что вы за люди? - Иван спросил.
- Деревня наша – Топорово. А мы люди русские – на все Семигорье наши плотники славятся, всё что ни можно из дерева топором сделать – всё сделаем! Избу срубим, лодку справим, баню поставим…
И узнал Иван всё, что можно топором сделать.
Провожая, плотники ему топор подарили.
- Дорогой, это подарок. Чем же я отплачу вам?
- Молись за нас!
На том и расстались.
Дальше Иван идёт, перо перед ним летит. Зависло перо. Встал Иван. А прямо перед ним неспешно-величаво, покачивая длинными носами, с огромными закрученными вверх клыками, с толстыми, как стволы столетних сосен ногами, прошли три лохматых зверя, о которых Иван только в сказках слыхал.
Прошли звери, полетело пёрышко дальше, пошёл Иван. Вскоре в другую деревню пришёл, тоже на горе стоявшую. Жили в ней охотники. Звалась деревня – Ловчево.
И узнал Иван всё, что должен знать охотник – как зверя выследить, где ловушку настроить…
Провожая его, охотники подарили лук и стрелы.
- Нечем мне отплатить вам люди добрые, - сказал Иван.
- Молись за нас, седьмой сын, - ответили люди.
… И побывал Иван в деревне Коровино, где узнал, как корову обихаживать, пасти, сено ей заготавливать, как молоко, сметану, творог, масло получить…
И в деревне Рыбаково был Иван, узнал, где сеть бросать, как уду ладить…
И в деревне Кузнецово, где кузнецы живут, узнал Иван всё про кузнечное дело…
И в деревне Гончарово – гончарное дело познал…
И в деревне Караваево – до тонкости понял, когда пахать, когда зерно в землю кидать, когда убирать ячмень, рожь, пшеницу, как молоть зерно, как хлеб печь…
В семи деревнях, стоявших на семи горах-холмах побывал Иван-седьмой сын, провело его по Волховой дороге перо ветра. И увидел Иван снова камень у речной луки – то ли дорога по кругу шла, а то ли и не сходил он с места. Только в прах распались тут лапотки его. Только берёзовый батожок его превратился в твёрдый как железо посох.
И видит Иван самую высокую, восьмую гору, но на вершине её не деревня, там Вечный Огонь горит. И пошёл Иван на эту гору и нёс на себе все знания о мире, тяжело было ему, но чем выше, тем легче становился груз знаний, тем ярче горел Огонь…
И вернулся он в родные края, через семь лет. И был он уже не Иваном, а стал он волхвом Святомиром…