Найти тему
N + 1

Как людьми второго сорта в разное время становились чернокожие и белые, женщины и карлики

Оглавление

Логика «земля сама себя обрабатывать не будет» — базовое основание рабства. В Европе, где главным дефицитом были не рабочие руки, а пригодная для обработки земля, рабовладение было экономически невыгодно: людям некуда было бежать с господской земли, а потому система договора работала куда лучше, чем система принуждения. Но там, где земли было много, а трудовых ресурсов мало, так или иначе возникала ситуация, при которой какие-то люди оказывались в личной зависимости от владельцев этой земли.

Фаустино Бокки. «Нападение краба». Кон. XVII в. Padova, Musei Civici, Museo d'Arte
Фаустино Бокки. «Нападение краба». Кон. XVII в. Padova, Musei Civici, Museo d'Arte

Вопрос был только в том, кого именно можно использовать как раба, кого можно считать человеком низшего сорта? А потому рабство всегда (или почти всегда) основывалось на системе чуждости. Сначала просто члены чужого племени, потом носители чужой культуры (в греческом варианте – варвары), потом люди другой расы. Россия тут являет собой очень нетипичное исключение – крепостные крестьяне ни расой, ни культурой, ни кровью не отличались от своих полноправных владельцев.

С развитием идей гуманизма под давлением христианства (все созданы по образу и подобию божьему и в этом равны) рабство стало проблематизироваться, но не исчезло. Гуманизм постоянно сужает круг групп «допустимых в качестве рабов», но ничего поделать с экономическим детерминизмом не может. Обнаруживаются новые группы, которые не воспринимаются как равноправные, рабство которых оправдано и не нарушает устоев человечности.

Как великий гуманист из человеколюбия и сострадания обосновал рабство для чернокожих

Айра Кроу. «Рабы, ждущие продажи». 1861

Heinz collection
Айра Кроу. «Рабы, ждущие продажи». 1861 Heinz collection

Буквально сразу после открытия Колумбом Нового света туда (все началось с острова Эспаньола, который теперь называется Гаити) стали прибывать испанские колонисты. Их манили новые земли и новые возможности. Но земли сами по себе дохода не приносят, на них кто-то должен работать. Так же, как и рудники (на открытых и завоеванных чуть позже землях) сами не производят серебро и золото. А потому буквально сразу же заботой колонистов стало обзаведение экономически эффективной рабочей силой. И не мудрено, что туземцы, которые выглядели не так, как европейцы, говорили на непонятном языке и не были христианами, стали восприниматься, как рабочая сила, приданная вместе с землей новым хозяевам. Местных жителей (которых называли «индейцами») насильственно свозили в специальные поселения (многих по дороге истребляя), где их передавали местным колонизаторам в качестве трудовых ресурсов. Кроме того, во время завоевательных и карательных экспедиций (они же – великие географические открытия) их участники часто получали жителей завоеванных территорий в качестве рабов.

Бартоломе де Лас Касас был одним из таких колонистов. Его отец владел большим имением на Эспаньоле, да и сам он получил в награду за участие в завоевании Кубы (он был капелланом в отряде Диего Веласкеса) отличное поместье со множеством рабов. К тому временем он уже несколько лет как принял сан священника, что, впрочем, не должно было ему особенно мешать быть рабовладельцем. Однако помешало. Жизнь рядом с индейцами сначала на Эспаньоле, а потом на Кубе убедила его, что они такие же люди, как испанцы. И что с христианской точки зрения все, что творится с индейцами в Новом Свете, безбожно и беззаконно. С этого момента Лас Касас отказывается от всех своих рабов и начинает героическую проповедь за отмену рабства индейцев. Разумеется, местные колонисты восприняли его проповедь в штыки – земля же не будет сама себя обрабатывать. И тогда он, полный сострадания к бедам индейцев и одержимый желанием уничтожить чудовищное зло, которое творят испанцы по отношению к ним, придумал выход. Он написал и разослал (в том числе испанскому королю) «Мемориал о разрушении Индии», где требовал установить полный запрет на использование индейцев как рабов, перейти от зависимого труда к системе найма индейцев, а также предлагал решать проблемы трудовой силы за счет рабов из Африки, поскольку порабощение чернокожих жителей Африки оправдано и с юридической, и с христианской точек зрения.

Лас Касас добился своего. Испанское правительство издало указ о запрете рабства для индейцев и тут же выпустило эдикт о разрешении ввоза в колонии черных рабов. Не без сопротивления, но доктрина Лас Касаса была принята и в Новом Свете, положение индейцев улучшилось, зато на Карибских островах во множестве появились черные рабы. Спустя несколько лет Лас Касас отказался от своей идеи оправданности черного рабства. Свои последние годы он активно боролся уже не столько за права индейцев, но против рабства вообще. Но как раз эта его борьба не привела ни к какому значимому результату. Более того, идея «оправданности» черного рабовладения очень понравилась колонистам из Великобритании. Табак, хлопок и сахарный тростник сами себя выращивать не будут

Как акционерные общества породили феномен «белого рабства»

Иллюстрация из книги Ричарда Хилдрета «Белый раб, или Мемуары беглеца». Бостон, 1852

The University of North Carolina at Chapel Hill
Иллюстрация из книги Ричарда Хилдрета «Белый раб, или Мемуары беглеца». Бостон, 1852 The University of North Carolina at Chapel Hill

В самой Западной Европе рабства не было со времен раннего Средневековья, однако после эпохи великих географических открытий зависимый и бесправный труд снова стал частью экономической повседневности. И если старорежимная Испания как-то пыталась совместить рабство с гуманистической и христианской картиной мира, то новые государства развернули работорговлю с невиданным размахом. Уже к середине XVII века лидерство в использовании рабов и работорговле перешло от Испании и Португалии к Нидерландам и Англии (некоторое время с ними конкурировала Франция, но довольно быстро проиграла эту конкуренцию). Причем работорговля не ограничивалась только африканским рынком, англичане и голландцы активно торговали и белыми рабами.

Особенный размах приобрела торговля ирландцами. После подавления Кромвелем ирландского восстания более 100 тысяч ирландцев было отправлено в английские колонии Северной Америки в качестве рабов. Правда, это оформлялось не как рабство, а как пожизненный контракт по приговору суда. В течение почти 100 лет (вплоть до начала XVIII века) ирландцы, а иногда даже и жители Англии, осужденные за различные преступления или уличенные в бродяжничестве, приговаривались к принудительным контрактам в Северной Америке. Причем те, кто выкупал эти контракты и получал полноту власти над ними, в том числе мог продавать их или менять.

Так экономическая целесообразность в данном случае позволила превращать в рабов людей той же расы, культуры и говорящих на том же языке. Этот феномен имеет свое вполне понятное обоснование: владельцы большого числа плантаций в Северной Америки там не жили и ни с какими рабами не общались. Они жили в Англии, а с плантаций просто получали доход, лично или через акционерные общества. Рабы были для них абстракцией, частью бухгалтерских отчетов. Они знали про решение суда, знали про контракт, но никогда не видели этих людей, не видели их страданий и их бесправия

Как униженное положение женщин породило представление о женской власти

Кароли Керншток. «Амазонки». Ок. 1910

Частное собрание / Wikimedia Commons
Кароли Керншток. «Амазонки». Ок. 1910 Частное собрание / Wikimedia Commons

Сама логика патриархата предполагает униженное положение женщины. И если первобытный патриархат часто носит мягкие, почти эгалитарные формы, по мере становления цивилизаций патриархат радикализируется, а женщина становится «существом второго сорта», роль которой замыкается на обслуживании мужчины и детей.

Впрочем, именно эта функция создает ситуацию, которая не дает патриархату быть тотальным. Мужчины не отделены от женщин, а находятся с ними в постоянном личностном взаимодействии. Дом и семья – пространство, где мужчина главный, но определяет его женщина. Это столкновение создает парадоксальный миф о теневой женской власти.

В греческой мифологии Гера постоянно соперничает с Зевсом. И оказывает постоянное влияние на судьбы людей. И не только Гера. Троянская война, на которой геройствуют мужчины, начинается из-за заговора-ссоры трех женщин-богинь. Ну и, конечно, как тут не вспомнить об амазонках. Миф об амазонках – это миф о перевернутом мире матриархата, о женщинах-воинах, которые обходятся без мужчин, используя их исключительно для деторождения, и при этом крайне успешны.

В предельно патриархальном древнем Риме возникает уже даже не миф, а непосредственно описывающее реальность представление о том, что «настоящую политику» государства определяют не достойные мужи, а женщины, которые манипулируют ими через постель. Специалисты по истории Древнего Китая много пишут об императорских евнухах – лишенных мужского начала, то есть феминизированных людях, державших в своих руках нити внешней и внутренней политики Срединного царства. Патриархат средневековой Европы дарит нам легенду – историю папессы Иоанны, а позже – легенды о почти всемогущих ведьмах.

Как карлики выступили против запрета унижать карликов и проиграли

Валерий Якоби. «Ледяной дом». 1878

Государственный Русский музей
Валерий Якоби. «Ледяной дом». 1878 Государственный Русский музей

История отношения к карликам – это, по большей части, история унижения ради развлечения. Карлики – это те, кого показывают на ярмарках, это те, кого заводят в качестве слуг-игрушек короли и богатые вельможи. Однако именно статус унижаемого ради развлечения часто создавал карликам условия для жизни куда лучшие, чем у простых смертных. Даже те, кто выступал на ярмарках, получая тумаки и пинки, для бродячих трупп были находкой, им хорошо платили и всячески берегли. Впрочем, наверное, самая показательная история про унижения карликов случилась не в далеком прошлом, а совсем недавно.

«Метание карликов» – это не древняя забава, а один из самых молодых видов спорта. Появился он самом начале 80-х годов XX века в пабах Австралии, стремительно набирая популярность сначала в Северной Америке, а потом и в Европе. Правила предельно просты: спортсмен поднимает карлика над головой и кидает его как можно дальше. По мере развития этого вида спорта, кроме классического «броска» стали разыгрывать соревнования и в усложненном варианте – «бросок от груди». Главная особенность игры в том, что снарядом тут являлся живой человек – карлик. Одет он был в специальные доспехи (шлем и дутая кожаная куртка с щитками на коленях и локтях). Средний гонорар карлика варьировался от 5 до 15 долларов (на нынешние деньги 50-150 долларов), и обычно за вечер соревнований карлик совершал от 5 до 10 полетов.

Впрочем, история у этого вида спорта оказалась короткой. В 1995 году верховный суд Франции постановил запретить эти соревнования «как унижающие достоинство человека». В следующие три года подобные же запреты появились и в других странах. Однако тут в борьбу против судебных решений вступили сами карлики. Они провели несколько акций протеста, заявляя, что решение судов ущемляет их права и свободы, по сути дела, лишая их источников дохода и возможности заниматься любимым делом. Апофеозом борьбы стал иск Мануэля Вакенгейма (рост 114 см) в Верховную комиссию ООН по правам человека, в котором он требовал отменить запрет «Метания карликов» и выплатить ему компенсацию за понесенные за время вынужденного простоя убытки.

Вакенгейм, как и многие другие карлики, был профессиональным снарядом для метания и не имел никакой другой профессии и никаких других источников дохода. То есть после того, как суды защитили его «достоинство человека», он лишился работы и свободы выбирать себе занятие. Собственно, именно ограничение его свободы и ущемление прав стало содержанием его иска в ООН. Три года 18 экспертов ООН решали вопрос о том, что именно унижает достоинство человека, и в итоге иск отклонили, подтвердив правомочность и даже необходимость запретов. В итоге даже в тех странах, где суды ничего не запрещали, метание карликов перестало быть легитимным развлечением и ушло в подполье. Рассказывают, что кто-то даже побил рекорд легендарного метателя карликов Джимми Леонарда (9 м 15 см.), но официально этот рекорд остается вечным.

Андрей Громов