Пальцы их были горячи и быстры как молния. Гитары пели, стонали, жаловались и тут же захлёбываясь радостью взвизгивали что-то весёлое, но веселье проходило, а грусть и тоска, накатывая приливной волной, заполняли зал. Рядом громко вздыхала девушка. Иногда она всхлипывала, и я думал, что это попытка удержать слёзы, что были вызваны к жизни игрой гитаристов. В воздухе носились ароматы далёких стран, мотылёк кружил вокруг свечки, негромко звенели бокалы с вином и люди, обычно громкие и беспардонные к чужим чувствам, вдруг стали такими осязаемо ранимыми, что переходили на шёпот, если внутренняя потребность высказаться переполняла их сердце. Почему-то мне вспомнился рассказ Джека Лондона «Мексиканец». Может всему виной бешеный темп испанских мелодий? Кто знает. Причудлив полёт фантазии. Мне казалось, что за окнами любимого бара вовсе не Питер, а жаркие улицы Барселоны, впрочем, нет не Барселоны, а уж скорее Морельи или Монблана. В больших городах дух местной истории разбавлен огромными толпами туристов и «понаехавших». Традиции хранят маленькие городки, поэтому я их так люблю. За аутентичность. Вот и сейчас легко было представить за окнами выжженные южным солнцем тесные улочки Испании. А гитары рвали воздух в клочья и бокалы звенели, поймав своими прозрачными боками последние ноты мелодий. И потом была тишина. Уставшие музыканты, негромко переговариваясь, собирали свои инструменты и аппаратуру. В зал возвращался вечный гул нестройного хора подвыпивших болтунов. А мне стало так тесно вдруг, что, быстро расплатившись, я выбежал на улицу и она меня обняла своей пустынностью. И всё казалось мне, что я и сам как тот «Мексиканец», что в жестоком бою против всего мира одержал такую нужную победу, но в отличие от него, я так и не понял над кем или чем была одержана моя.
