Любой человек, вставший на путь изучения оккультных дисциплин, сталкивается с моментом усиленного погружения в энергию мастей Жезлы и Чаши. Эта энергия высокого диапазона, выше, чем у Мечей и Дисков. Взаимодействие с этой энергией и различными метафизическими концепциями приводит многих начинающих практиков в ситуацию, когда они теряют связь с моментом здесь и сейчас. Забывают о том, что они в физическом теле, тут, в материальном мире на Земле. С точки зрения практика, я считаю такой подход ущербным. Любой практик, а особенно начинающий, ещё не обладает контролем над собственным сознанием. Пока «шелуха» его личности не отлетит, не станет возможной настоящая практика. Только освободившись от старого, удастся получить новый тип восприятия, подходящий для оккультной работы.
Каждый практик должен иметь свои «якоря», позволяющие ему «заземлиться», уравновесить понимание своей жизни осознанием своей смерти.
Практически во всех колдовских традициях в той или иной форме присутствуют практики заземления, а символическая смерть в старом качестве с последующим возрождением в качестве новом является важнейшей частью становления практика.
Способов заземления придумано великое множество. Много есть обрядов, разработанных по принципу подобия, замены самой матери Земли на ее символические атрибуты. Я считаю, что подобные обряды, хоть и имеют некий эффект, но он далек от того, каковым должен быть.
У практиков интересная жизнь, ремесло — это образ жизни, и чем ближе ты будешь к эмпирическому опыту, тем больше ты будешь из себя представлять как специалист. Заменяя самый простой и логичный путь суррогатом, начинающий практик вместо реальных шагов и действий подменяет их удобной для своего ума концепцией, а потом удивляется, что дело не идёт в том направлении, что он пытается задавать.
Вдумайтесь в само слово — практик, в нем заложен главный ключ. Только полноценный эмпирический опыт даёт практику то, чего он хочет в полной мере.
В свое время, много лет назад, я прошел обряд полноценного заземления. Мой личный опыт был очень интенсивным. Все, что я думал об этом обряде до его прохождения оказалось моими личными фантазиями, имеющими с реальностью лишь отдаленную связь. Я не буду углубляться в подробности обряда, это очень личное, я опишу лишь часть своих переживаний по теме.
Для проведения обряда необходимо было найти нужного человека, и я потратил на эти поиски приличное количество времени. Воспользовавшись рекомендацией малознакомого мне человека, я отправился на встречу с незнакомым. Помимо всего прочего, он должен был похоронить меня под метровым слоем земли в сосновом ящике. А потом должен был откопать меня, когда придет время.
Видя этого человека в первый раз, я, даже обладая развитым природным чутьем, не смог его как-то определенно охарактеризовать. Я знал, что человек этот — чернокнижный практик, известный в определенных кругах. Я представлял себе, что такое Чернокнижие, а потому вполне понимал, что могу стать той самой черной курицей в его, известных только ему делах.
Я приехал на электричке на условленную станцию, он встретил меня, мы поздоровались, обменялись любезностями по случаю знакомства, и на этом наше с ним общение кончилось. Я попытался завести с ним разговор, пока он вез меня куда-то, в только одному ему известное место, но он посоветовал мне, закрыть рот и не тратить силы на пустые разговоры. «Думай о том, что предстоит» - это последнее, что я услышал, пока мы ехали с ним на место проведения обряда. Я не следил за дорогой, я выключил свой мобильник ещё на станции — так настоял мой спутник, серьезно изменивший мою жизнь. Следуя его совету, я думал о том, что мне предстоит.
Мы приехали на место засветло, до заката оставалось несколько часов, и вышли из машины. Он достал из багажника короткую лопату, совсем такую же, как используют на кладбищах для засыпания могил. Также он взял с собой топор и ручную японскую пилу для дерева. Я сразу же отметил для себя, что этот человек знал толк в экипировке, такие пилы обычно используют люди, понимающие в туристическом эквипе. Я решил, что раз уж мы вышли из машины, надо бы разрядить обстановку и заговорил о его пиле, похвалив ее. Он посмотрел на меня и сказал: «Да, пила замечательная». И вновь повисла тишина. Я начал было рассказывать, что у меня похожая японская пила и о том, как я рад ее приобретению, но он резко оборвал меня, перебив. Он сказал мне: «Зачем ты приехал? Чесать языком, или по делу?» Его интонация мне не понравилась. Я вспомнил, что с момента, как я увидел этого человека, мне было сложно отнести его к какому-то определенному типажу, было в нем что-то очень непонятное, что-то пугающее. Его голос был резок и хрипл, черты его лица были угловатыми, а взгляд тяжёлым. Одно было понятно сразу - этот человек не любит людей, а меня в данным момент, в особенности.
Услышав его вопрос и поймав его острый взгляд, я задумался. Мне вдруг очень сильно захотелось оказаться дома в свой постели и незамедлительно заснуть. В горле у меня пересохло, я приложил усилие и выдавил из себя ответ: «По делу приехал». Он сказал: «Тогда закрой рот и не открывай его пока я тебе не разрешу». Я кивнул в знак согласия, ничего другого мне не оставалось делать.
От грунтовки, на которой мы оставили машину, я направился за ним в лесную чащу. Он шел впереди, явно зная, куда. На верхушках деревьев еще были видны солнечные лучи, я любовался природой вокруг, стараясь прогнать из головы дурные мысли, но мне не удавалось этого сделать. Я, обычно уверенный в себе и готовый к разному развитию событий человек, ощущал себя в тот момент какой-то овцой, которая идёт в густой лес, следуя за волком. Мне расхотелось вообще о чём-то говорить, весь мой мыслительный процесс был занят оценкой шансов уехать отсюда живым.
Мы шли по лесу довольно долго. То и дело мы перелезали через бурелом упавших деревьев, поворачивали то туда, то сюда, минут через 20 нашего пути я окончательно понял, что не понимаю, где мы находимся. Кругом — лес, и откуда мы пришли, я давно забыл, однако тот, кто меня вел, казалось, хорошо знает этот лес: он шел уверенно, лишь изредка замедляя ход и бормоча что-то себе под нос.
В какой то момент мы вышли на небольшую опушку. В голову мне пришло, что это место идеально подошло бы для организации капища. Близкая по форме к идеальной окружности, открытая солнцу поляна диаметром метров 30. Она как бы возвышалась над всем остальным ландшафтом. Он остановился и скомандовал подождать тут, а сам ушел в сторону центра поляны.
Растительность на поляне была примерно чуть выше колена, ничего, кроме полевых трав, там не росло. Через несколько минут, он окликнул меня, и я пошел в его сторону. Подойдя к нему, я увидел вырытую в земле глубокую яму с отваленной на сторону кучей земли. На дне ямы располагался грубо сколоченный ящик. Он не напоминал по форме гроб, просто прямоугольный ящик из сосновых необработанных досок, ширина которого была чуть шире моих плеч. Рядом с ямой лежала такая же грубо сделанная крышка. Он сказал, что бы я сел перед ямой и смотрел в ящик. «Этот ящик станет твоим последним пристанищем. Посиди тут и подумай над этим»
Я сел рядом с ямой и стал смотреть на ящик, а он развернулся и ушел в сторону леса. Я смотрел на ящик и думал, вот черт, что я тут делаю? Куда завели меня мои интересы? В незнакомый лес, вдали от дома, с человеком, вид и поведение которого вызывает у меня внутри холод и страх.
Я старался мыслить разумно, говорил себе, что я долго к этому шел, что я долго искал человека, который проведет этот обряд. И вот я тут, и все так как я хотел, но почему-то я уже не уверен в том, на что иду. Я смотрел на ящик в глубокой яме и не хотел больше ничего этого.
Из мыслей меня вырвал звуки моего спутника, приближающегося к центру поляны с большой охапкой толстых веток. Я подумал, что ему наверное надо помочь, и уже хотел открыть рот на эту тему, но он опередил меня. «Мне не нужна твоя помощь. Полезай в ящик и не дрожи, как осина. Головой вон туда», — он пальцем показал, куда должна быть направлена моя голова.
Я встал и, пересиливая себя, забрался в ящик. Он взял с земли крышку и аккуратно столкнул ее в яму. От неожиданности я выставил руки перед собой и зажмурил глаза. Крышка ударила по рукам, а на мое лицо посыпались частички земли. Пока я отряхивал лицо от земли, он успел поправить крышку, плотно вставшую на свое место. Открыв глаза, я увидел через щели в крышке , что он встал на крышку и что-то делает. Я замер и прислушался. Наверху происходило какое-то копошение. Я пытался понять, что происходит, но мысли метались, как бешеные.
Тут я услышал то, что заставило меня покрыться холодным липким потом. Звук гвоздей, вбиваемых в ящик. С каждым ударом мне на лицо с крышки сыпалась земляная крошка, я закрыл глаза, чтобы защитить их. Ящик был очень тесный, я буквально ощущал, как закрытое пространство подавляет меня. Звук топорища, вбивающего гвозди в ящик, оглушал. Я почувствовал, что на меня накатывают волны страха, прилагая усилия, я просунул правую руку так, чтобы закрыть ею лицо. Мне с трудом удалось это сделать — высота ящика была крайне мала, я буквально чуть ли не носом упирался в крышку.
Удары молотка закончились. Человек вылез из ямы и через щели крышки я мог видеть предзакатное небо. Оно было так близко и так далеко одновременно. Нас отделяла друг от друга только крышка из сосновых досок. Не успел я подумать о чем-то еще, как услышал звук врезающейся в землю лопаты и следующий за ним звук падающей на крышку земли.
В ответ на этот звук, перед моим мысленным взором возникли яркие ассоциации. Я похоронил много близких и знакомых людей, и звук первых падающих на крышку гроба жменей земли был хорошо мне знаком, его очень сложно с чем-то спутать. Но на этот раз внутри ящика был я.
Мне очень резко стало крайне холодно, меня буквально начало трясти. С каждым разом, вонзаясь в землю, лопата звучала все глуше; шум падающего на крышку грунта затихал и удалялся, пока не прекратился вовсе. Мир вокруг погрузился в абсолютную тишину. Я слышал только свое сбивчивое дыхание и стук собственного сердца.
Кругом была кромешная темнота; в какой-то момент я перестал понимать, открыты мои глаза или закрыты — разницы не было. Я ощущал холод, пронизывающий все мое существо. Я не знал, сколько я пробуду в этом ящике, в мою голову полезли плохие мысли. Я оставил снаружи рюкзак со всеми своими вещами, документами, мобильником и прочими нужными предметами. Я подумал, вот черт, какой же я дурак. Меня же вообще могут не откопать. Зачем? Меня все равно никто не найдет в этом глухом лесу. Вдруг все это — часть экзотического чернокнижного обряда, в котором наивного дурачка хоронят заживо, приносят кому-то в жертву ради достижения своих личных целей?
Меня моментально охватила странная, смешанная со страхом, тоска. Я начал думать о том, почему я оказался тут, в сосновом ящике под землёй. Я разматывал клубок своих воспоминаний, воскрешая все, что предшествовало этому моменту. Все мои мысленные образы ожили, и, казалось, жили своей собственной жизнью. Ну вот она, моя жизнь, и она, по всей видимости, прямо сейчас пролетает у меня перед глазами...
От этой мысли мне стало дурно. Я почувствовал, что мне не хватает свежего воздуха. Тяжёлый запах земли и отсыревших сосновых досок наполнял ящик. От этого запаха я буквально ощущал привкус земли во рту. Я попытался пошевелиться, но свободного места в ящике было мало, мое тело затекло, и казалось бы, промерзло до костей. Оно слушалось плохо, страх и холод земли буквально сковывали меня. Перед глазами пролетали странные образы: трупы людей лежат под землёй в гробах. Их тела разлагаются, кожа надувается, весь гроб заполняется запахом разлагающейся плоти, я чувствую, что понимаю их, чувствую, что я ничем сейчас от них не отличаюсь. Мое собственное разложение в данный момент лишь вопрос времени.
Я почувствовал дурноту. Меня начало тошнить от запаха земли, мне казалось, что к этому запаху примешивается запах гниющего мяса. Мои губы пересохли, я чувствовал, что обезвожен. Я потерял счёт времени; начинал думать, что нахожусь тут уже целую вечность. Я поддался панике и стал пытаться выдавить крышку ящика. Я упирался в нее локтями и коленями, давил, но все тщетно. В моей голове носились мысли о людях, похороненных заживо, сейчас я был одним из них и очевидно, что я не мог помочь себе сам в этой ситуации. Я отбил себе колени и разодрал локти, но крышка не поддавалась. Я понял, что моя активность не способствует сохранению кислорода, и решил поумерить пыл.
Я ощущал, что замерз, устал и безумно хочу пить. Мой язык высох, все мое лицо чесалось от земляной пыли, глаза были раздражены и слезились. Наступила апатия. Я решил, что это конец. Мое эмоциональное напряжение достигло пика и не могло больше продолжаться. Даже холод перестал меня волновать. Все, о чем я думал до этого, вдруг в один момент перестало меня тревожить. Я почувствовал, что проваливаюсь куда-то, темнота, окружавшая меня, начала смыкаться. Прежде, чем провалиться в нее, я услышал голос своей матери. Она говорила мне что-то про дачу и про ее планы, и про то, как ей тяжело будет осуществить задуманное без меня. Потом я увидел свою уже ушедшую бабушку, она смотрела на меня, как живая, и говорила о том, что рада меня видеть, что я вырос и стал настоящим мужчиной, таким, каким, по ее мнению, он должен быть.
Не знаю, сколько я был в отключке. Очнулся я от жажды и холода; это было то самое состояние, когда ты не можешь никак себя согреть, и все, что тебе остается, это мысленно думать о том, что тебе становится теплее. Я открыл глаза, но все, что я увидел — темнота. Я вспомнил, где я и почему, и меня снова начало потряхивать, я не знал, сколько пробыл в отключке, мне казалось, что прошла целая вечность. Я двигал пересохшим языком по пересохшему рту и оценивал, что же станет в итоге причиной моей смерти. Что быстрее произойдет, смерть от обезвоживания или от нехватки кислорода? Хотя какая разница, если результат в итоге будет одинаковый?
Именно эта мысль об итоговом результате стала поворотной в моем сознании. До этого момента я, конечно же, много думал о недолговечности людей, мой интерес к оккультизму проснулся рано, и к моменту моего попадания в этот чёртов ящик я успел хорошенько подумать о бренности бытия и естественности смерти. Меня вдохновляли самурайские практики медитации на собственной смерти и им подобные ментальные упражнения. Они, без сомнения, были полезны и позволяли отсекать из жизни вещи несущественные, освобождая место для действительно важного. Собственно, усилия затраченные на попадание туда, где я сейчас оказался, были затрачены немалые, и все с одной лишь целью — уравновесить понимание своей жизни практическим прикосновением к осознанию собственной смерти.
Я вспомнил, как прошел мой день накануне поездки. День для обряда я не выбирал, и выдался он на середину рабочей недели. Для того, чтобы иметь возможность уехать, мне пришлось переложить несколько рабочих встреч и поиметь по этому поводу пару неприятных разговоров. Все время до отъезда у меня постоянно звонил рабочий телефон, я ездил по делам, которые буквально поглотили меня. Мое настроение сильно снижалось строгим постом — таковы были условия обряда: сутки до дня его начала можно было только пить воду и есть черный хлеб. Даже сев в электричку, я не мог отвлечься мыслями от бытовых забот.
От всего этого меня отделяло сейчас лишь небольшое расстояние, буквально расстояние вытянутой руки, однако дерево и земля делали свое дело. Все это было очень очень далеко. Все это оказалось несущественным, абсолютно неважным. Никогда еще до этого момента я не ощущал себя настолько свободным от всяких переживаний и надежд.
Я в ящике, и если я останусь тут, мир ничего особого не потеряет. Те, кто меня не знал, вообще не заметят моего исчезновения. Люди, с кем я хорошо общался, поищут меня, погорюют немного и продолжат жить собственной жизнью, мой образ будет постепенно таять в их памяти, пока не исчезнет вовсе. Все мои вещи кто-нибудь поделит между собой или выкинет, да и какой мне с них теперь прок?
Я лежал и размышлял о том, что жизнь человека очень коротка и скоротечна. Все люди прилагают массу усилий на то, чтобы добиться чего-то, стать лучше кого-то, постоянно сравнивают себя с кем-то. Какая разница, что ты делаешь, если в итоге все, чего ты добился, будет для тебя бесполезным; с собой в могилу ты этого не унесешь.
В какой-то момент я поймал себя на мысли о том, что я перестал ощущать холод. То ли тело отморозилось и затекло, потеряв чувствительность, то ли я уже начал медленно задыхаться от нехватки воздуха, но прежнего холода я не чувствовал, даже напротив, где-то над самой поверхностью кожи я ощущал что-то похожее на касание теплого ветерка. Я сосредоточил все свое внимание на этих ощущениях и начал фиксировать его в разных частях своего тела. Перемещая внимание на разные части тела, я заметил, что ощущение поверхностной теплоты следует за ним. Теплота усиливалась, и проникала глубже, с поверхности кожи в толщу. Я решил охватить вниманием все тело целиком, как это делается в техниках релаксации в практиках осознанных сновидений. Моя задумка удалась, и у меня получилось добиться равномерного ощущения тепла во всем моем теле. Я был расслаблен, спокоен и даже воодушевлен. Все мои мирские дела и заботы казались мне каким-то квази воспоминанием, как будто это был чей-то чужой сон, в котором я играл отведенную мне роль. Мои мысли текли свободно, не метались, пытаясь перебить друг-друга, они будто проецировались на пустой экран моего сознания в виде последовательных и логичных картин.
Я совсем перестал думать о времени как чем-то конкретном, и окончательно отбросил всякие попытки понять, как долго я нахожусь тут. Для меня это перестало иметь вообще какое-либо значение, только ощущение тепла в теле имело в тот момент для меня хоть какой-то смысл, я сосредоточился на нем и на своем дыхании. Тепло окутывало меня создавая эффект «парения» в пространстве, наполненном теплым воздухом. Это ощущение убаюкивало меня, я чувствовал, что сознание покидает меня, я очень медленно отключался, видимо, от недостатка кислорода, и снова начал проваливаться в плотную темноту, последней моей мыслью была: «Ну вот и все, мое время пришло».
Сквозь сон я услышал странные звуки, какое-то чирканье. Я открыл глаза и тут же вновь вспомнил, где нахожусь. После бесконечной тишины, эти звуки воспринимались резкими и звенящими. Несмотря на их это, они были для меня самыми приятными и волнующими, пожалуй, за всю мою жизнь. Расстояние, отделявшее меня от внешнего мира, становилось все меньше, и там, за крышкой из сосновых досок меня ждала моя новая жизнь, которая уже никогда не будет прежней.
Мой опыт погребения живьем — пожалуй, одно из самых сильных моих переживаний; точкой, в которой многие вещи встали для меня на свои места. То, в каких условиях и при каких обстоятельствах это произошло, несомненно, сыграло отдельную роль. Самый сильный страх человека — страх смерти, и одна из его форм — страх неизвестности, придали этому опыту дополнительную окраску. Мысли о том, что тебя откопают, внушают надежду и некоторую долю спокойствия. В моем случае подобной роскоши практически не было — с самого начала человек, проводивший обряд, всем своим видом давал мне понять, что я кусок мяса, на который ему, в сущности, начхать. Репутация сурового черного практика только лишь добавляла дегтя в стремительно исчезающий мёд моих надежд. Таков был мой первый личный опыт, и на все всегда есть свои причины.
На данный момент, я разработал собственный подход к вопросу эффективного заземления и сам провожу подобные обряды. Если у Вас есть желание и готовность получить подобный опыт, Вы можете написать мне лично по данному вопросу.