Простые карандаши лежали в коробке на полке. Хозяйка дома периодически ругалась на то, что карандаши лежат разбросанные везде, и собирала их обратно в коробку.
В тот день один карандаш явно зазнался. Он начал рассказывать другим карандашам, что не такой уж он простой, а очень даже особенный и практически волшебный.
Другие карандаши очень удивились его нахальству и наглости. Обступили его кругом и попросили не задаваться.
- Да нет же, братцы, - сказал карандаш, - вы всё не верно поняли. Я действительно необычный. Просто вчера я чуть было не потерялся. Меня взяла дочка хозяйки Лиза в свой портфель и понесла в школу.
- Подумаешь, чуть не потерялся, - сказал другой карандаш, как одна капля похожий на рассказчика, - я тоже на прошлой неделе за диван завалился. И если бы не генеральная уборка, то меня бы, может, так никогда и не нашли бы. Что же мне, тоже сейчас удивительным теперь считать?
Другие карандаши все прыснули со смеху. Они начали вспоминать кто где терялся, и у всех одна история была интереснее другой. Еле-еле карандашу-рассказчику удалось успокоить их и перекричать. Он пытался им рассказать о том, что он совсем не об этом сейчас пытается рассказать. Но карандаши все насмеялись вдоволь и только после этого улеглись в коробке спокойно.
"Так вот, про Лизу, а точнее тоже совсем не про неё", - продолжил карандаш свой рассказ, опасаясь, что сейчас его снова перебьют и он тогда уже может вовсе не вспомнить на чём остановился, - "Лиза взяла меня в портфеле в школу. С ней рядом сидит другая девочка, её соседка по парте Надя. Она совершенно случайно увидела меня и схватила, когда ей понадобился карандаш.
Может, она спутала меня с другими карандашами на парте, а может сделала это специально. Я не знаю, конечно, но видимо, урок у них в школе был не очень интересный, раз Надя заинтересовалась именно мной, а не учителем. Она открыла свою тетрадку на свободной странице и начала водить мной по разлинованным в клеточку страницам.
Сначала я ничего не понимал. Больше всего я негодовал почему Лиза отдала мня какой-то другой девочке, но в какой-то мере я был горд тем, что ко мне было столько внимания, а потому шёл спокойно и гладко.
Девочка водила мной так уверенно, постепенно штрихуя каждую деталь, у меня чуть не закружилась голова от её движений, зато как же я удивился, когда увидел что получилось".
Карандаши слушали молча, сгрудившись в сторону рассказчика и чуть ли не прижимая его в угол. Никто ни о чём не спрашивал, они были очень увлечены рассказом. Но тут карандаш сделал паузу, заставив их немного занервничать. И тогда один из карандашей не выдержал и раздражённо спросил: "Ну, что же было дальше? Что ты увидел на тетрадном листе?". Все остальные дружно закивали, желая скорее услышать подробности рисунка.
"На тетрадном листе, по которому мной только что водили", - продолжил карандаш, - "остался прекрасный рисунок самой ЛИЗЫ. Точно вам говорю! Она потом этот рисунок даже подарила Лизе, а Лиза похвасталась им перед мамой. Я, конечно, ещё пока не большой специалист в портретной живописи, но планирую им стать в скором времени, ведь теперь Лиза хочет научиться рисовать также. И я очень горд тем, что был избран проводником и показателем красоты от всего карандашного сообщества".
При этих словах карандаш-рассказчик вытянулся в струнку ещё сильнее, хотя он и так был абсолютно ровный. Другие карандаши смотрели на него уважительно, и стали переговариваться, что он действительно заслужил своё звание особенного карандаша. Все знали, что в следующий раз, когда Лиза пойдёт на свои первые уроки рисования, она может взять абсолютно любого из них в свои руки, чтобы нарисовать, возможно, свой первый шедевр. Так что каждый знал, что у него всегда есть шанс тоже стать уникальным и особенным.