С художником Селивёрстом Васильевичем произошла волшебная история. Нарисовал он как-то раз мужика, а тот возьми и оживи! Ходит туда-сюда по холсту, рожа наглая, на Селивёрста Васильевича косится и бухтит себе под нос. Художник поначалу испугался, вдруг мужик замышляет чего, но, прислушавшись, понял, что тому просто скучно.
Селивёрст Васильевич пожалел свое творение. Он взял карандаш и, бормоча: «Сейчас все будет, надо немножко потерпеть», нарисовал дом, небо, солнышко, деревья и завод с трубами. Трубы дымили нещадно, было видно, что производство, какое бы оно ни было, на месте не стоит.
— Другое дело! — обрадовался мужик и, насвистывая, исчез в недрах заводской проходной.
Художник с минуту покусывал кончик карандаша, затем, улыбнувшись, изобразил тонкий женский силуэт и отправился спать.
Утром его разбудили крики :
— Эй, создатель! Тебя бы за такие шутки оторвать чего-нибудь!
Селивёрст Васильевич вскочил и подбежал к холсту.
— У тебя совесть есть? — нагло спустив штаны, осведомился нарисованный мужик.
— Ох, извини, — художнику стало неудобно, — сейчас исправим положение. Ты стой только спокойно.
— Ты это… грифеля не жалей, — хохотнул мужик. — Чтоб как себе, в самых смелых мечтах.
Следующие дни принесли Селивёрсту Васильевичу новых забот. Мужик подружился с зеленым змием. После работы он перебирался со своего холста на агитационный плакат, где атлетически сложенный красавец-активист говорил твердое: «Нет!» соблазняющей его водочной бутылке в чулках и декольте.
Напрасно пугал активист моральной деградацией и разложением духовным, мужик с водкой спелись крепче некуда.
Селивёрсту Васильевичу все это не нравилось. Чувствуя ответственность, он решился на серьезный разговор с изрядно выпившим твореньем.
— Почему ты так безобразно себя ведешь? — спросил художник.
— Задолбало меня всё, Василич! — предъявил мужик. — Баба моя целыми днями со скуки плачет, работать неохота, не жизнь, а каторга сплошная.
— Может, тебе учиться пойти? — предложил художник. — Давай я тебе университет нарисую и преподавателей самых, что ни на есть. Музей, театр, филармонию… А то, действительно, кроме завода и податься некуда. Лишил я тебя свободы выбора, ты уж прости.
— Да не напрягайся ты так, — махнул рукой мужик, — проще будь. Всего то делов… Бабу новую нарисуй, чтоб сиськи побольше, и денег мешок, дальше я сам разберусь.
Он подумал немного и добавил:
— А еще лучше, если каждый день баба разная будет. У тебя ведь ластик имеется в наличии?
— Имеется, — пробормотал Селивёрст Васильевич, ужасаясь.
Он немного подумал, походил из угла в угол, затем достал ножницы и сделал аппликацию. Женский силуэт он перенес на плакат к обрадованному активисту, а дрыгающуюся в азартном канкане бутыль на лист к мужику. Каждому по потребности.
изображение Jonas Vaitiekunas с сайта Pixabay