Почему я назвался Мамонтом? Потому что мир моего детства, читатель, безвозвратно умер. Нет, не потому что я повзрослел, а потому что мир эпохально изменился. Ощущение разрыва временной ткани преследует нашу культуру на протяжении двух столетий с заявления Чацкого о временах Очакова и покоренья Крыма. После этого ни одному поколению не удавалось прожить так, как проживали родители, а, тем более, предки. Каждое из поколений оказывалось вброшенным в новый мир, в котором предшествующий опыт становился ничтожным. Простейший недалёкий пример: имел ли опыт поколения Первой мировой войны какую-либо ценность для поколения Второй? Если только отрицательный, когда маршал Ворошилов призывал конников бросаться в атаку на танки. Следующее поколение – другой мир. Почему же я заявляю об ЭПОХАЛЬНОМ изменении мира? Да потому что эпохальные изменения, на мой взгляд, те, что в корне меняю жизнь маленького человечишки в основании пирамиды социума. Нас с вами, к примеру, уважаемые современники и современницы.
Я жил в другом мире. В мире исчезнувших улиц. Там были улицы ФедОтовка, БЕшанка, Капказ, Перевёртовка. Сейчас это Трудовая, Пристанционная, Песчаная, Комсомольская. Мало того, в том мире друзьями детства были Заика и Чарлик, а меня звали Цыганом. По улице вечером по приходу поезда проходил, орущий пьяные угрозы жене и миру, Пригородный, затем тихий Гареп, невзрачный Сынок и огромный Мальчик. В школе учителя биологии звали Гибрид, а учителя черчения Солома или Слон. Слон был просто большой. Однажды на него напали два юных дурака. Слон, ухватив затылки руками, стукнул их лбами. Удар был выверенным – акторы очнулись в объятиях Слона, не успев упасть в осеннюю грязь. Они не знали, что толстый, одышкой страдающий, учитель черчения в юные годы неоднократно забрасывался в тыл врага. Кстати, аналогичное моралите я наблюдал лично. На летней улице началась драка большого и маленького. У маленького не было шансов. Но вдруг маленький повис на большом, зажимая шею агрессора руками. Тот бился, бился, пытаясь сбросить врага, но, заснув, упал. Потенциальная жертва просто передавила его сонные артерии.
Спешу заявить, что прозвища в те годы давались только мальчикам. Ну, или почти. Единственный случай девочкового прозвища – девочка Сиялка. Но его ей надо было заработать. Дело было так. В начальной школе шёл урок литературы или языка. Учитель вызвала девочку прочитать текст. Тот был безыскусен: «Весна. В поле выехали автомобили, трактора, сеялки…» Девочка прочитала: «Весна. В поле выехали автомобили, трактора, сиЯлки…»
Так вот. Прозвища в нашем мире почти умерли. Внук, правда, говорит, что учителя английского они кличут Герундием. Но это, думаю, отзвук прошлых битв. В настоящее же время прозвища – удел криминального мира. Никогда обычный человек, вроде меня, уже не удосужится называнию, кроме имени. Хотя в прошлом меня удосужились назвать не одним: «Цыган», «Дубовый», «Шеф», «Доцент», «Шурик», «Деловой», «Бонифаций», «Шрайбикус». А не далее, чем год назад, соседская пятилетка назвала меня добрым эльфом. Но это отзвуки прошлых времён. Прозвища, на мой взгляд, закономерно появляются только в замкнутых сообществах. Пустое эго, многократно ударяющееся о пустоту подобных, по необходимости должно быть выделено. Отказ от прозывания, похоже, следствие исчезновения традиционного общества с его замкнутыми мирами. Мы стали подобны молекулам пара, вышедших за пределы жидкости. Нас в прошлом именовали другие, сейчас мы сами выбираем никнеймы. Этого никогда не было. Но рядом с прошлым Цыганом были Заика и Чарлик, а может ли кто быть рядом с сегодняшним Мамонтом?
А вы рады новому прекрасному миру без прозвищ, уважаемый читатель?