Найти тему
Sergey Reshetnev

От третьей мировой до всемирного потопа

От третьей мировой до всемирного потопа

На покос съезжается вся родня. В отпуск, на выходные, в отгулы. Сено ставят быстро. У бабушки Сони с дедушкой Яши девять детей: тётя Люся, дядя Проня, моя мама, тётя Люда, дядя Олег, тётя Васеня, тётя Люба, дядя Вова, тётя Оксана. А у детей жены, мужья, внуки. Вся эта веселая толпа ночует в доме, на веранде, в летней кухне и даже на сеновале. Утром на покос отправляются почти все, кроме детей, и одного взрослого, обычно это кто-то из тётушек. Ребята постарше тоже идут на покос, а остальные предоставлены сами себе. Ох, тут случаются всякие истории, за которые потом получаем нагоняй или я, или мой старший двоюродный брат Алёша. Брат знает, где можно достать порох и керосин, мои затеи ещё травмоопаснее. Например, сделать из картона или фанеры самолёты, привязать к одному крылу верёвку, и раскручивать самолеты за эту верёвку над головой вокруг себя (нужно только на нос прикрепить груз, можно побольше обычного пластилина, это придаст машине устойчивость). А еще можно устраивать бои между самолетами. Только нужно на свободное от веревки крыло прицепить (тем же пластилином) половинку бритвочки «Нева». Лезвие перерезает веревку противника, и он побеждён! Ура! Беда, если лезвие полоснёт по самому неудачливому противнику, особенно рядом с глазом. Кровища, как на настоящем поле боя. Вой, жалобы, наказание. Самое опасное, я мог сблатовать (ах, какое слово) всех построить плот и уплыть прямо в Северный Ледовитый океан. Даже если какая-нибудь старица не имела выхода к морю, то перетопить в ней пару-тройку младших братьев ничего не стоило. Я мог поднять малышей на крышу, и благодаря свободному падению уменьшить число спиногрызов (словечко дяди Гены). Поэтому за мной нужен глаз да глаз. Иногда всё же взрослые рисковали и оставляли нас Алёшей следить за малышами одних, или даже меня одного. И наступал (как тогда говорили) полный атас.

Летит по небу самолет, высоко, высоко. Я говорю малышне, что это китайцы или американцы летят нас бомбить. Говорю: собирайте вещи и надо прятаться. Кто-то верит, кто-то не верит, считает это игрой. Я веду всех к погребу в огороде, открываю его (что категорически запрещено), и заботливо помогаю всем спуститься в его прохладный сумрак. Там я оставляю милых ребят до окончания войны.

Взрослые всегда успевали вовремя, и никто из узников подземелья не простывал и не сходил с ума.

В следующий раз с нами оставляют самую младшую тётю – Оксану.

Давно уже не было дождя. Всё вокруг сохнет. Наказанный мальчик (это я) таскает воду, поливать огород. Колонок, колодцев в деревне нет, воду можно брать только из реки, а это далековато. Одновременно можно принести только два ведра, на коромысле, как в старину. Сначала, я, конечно, бегаю как бешенный, но скоро понимаю, что таким образом расплёскиваю половину ценного груза. Хожу медленно, сгибаюсь под тяжестью. Грустно. Представляю себя самолётом, бомбардировщиком, вот я пролетаю над мура… городом, сбрасываю на него во… бомбы. Кружусь, наблюдаю результат. Разрушения внизу огромны. Муравьи в панике. Воды осталось чуть-чуть, приходится возвращаться к реке.

И тут я замечаю дым за рекой. Ого! Пожар? Или - война! Надо мной пролетает настоящий самолёт. Мамочки! Я представляю пулемётную очередь возле меня, мелки взрывчики на земле. Бегу, спасаюсь, прячусь за поваленным толстым деревом. Самолет делает вираж, разворачивается для новой атаки. Из оружия только коромысло. Выставляю его, вдруг примет за пулемёт и испугается. Самолет действительно уходит в сторону. Ура! Победа! Ага, испугался! Но тут от самолета что-то отделяется и летит вниз, а потом в небе раскрываются несколько парашютов. Ай, ай! Это же вражеский десант. Надо скорее домой! Сверкая чёрными пятками бегу домой, врываюсь, запыхавшийся во двор: «Эй, вставайте! — снаряды есть, да стрелки побиты. И винтовки есть, да бойцов мало. И помощь близка, да силы нету. Эй, вставайте, кто еще остался! Только бы нам ночь простоять да день продержаться».

Ну, или просто: «Война!» «Чего орёшь?!» - спрашивает тётя. «Да война же! Десант сбросили над лесом за рекой, скоро здесь будут, надо оборону организовать!»

«Опять какую-то ерунду придумал!» «Ага, ерунда, да? А вон сами посмотрите, видите – парашютисты!» Тётя смотрит, действительно – парашютисты. «Нет времени, -говорю, - стоять рот разевать! Дайте мне дедушкино ружьё, я на крышу залезу – буду отстреливаться, а вы в лес уходите, к нашим пробирайтесь». Тётя в легком шоке: «К каким нашим?» «Да как к каким? К нашим, к партизанам!» «Каким партизанам?» Я просто в гневе, оттого, что меня не понимают, я кричу: «К каким партизанам? Да к обыкновенным! Великоотечественным!! Быстрее!» «Да погоди ты, может это наши парашютисты» «Ага наши! Наши бы к деревне поближе прыгали, а эти за реку, чтобы потом собраться вместе и ударить сразу». Тут из летней кухни выходит заспанный Алёшка, зевает, потягивается и разрушает всю игру: «Да это лесоохрана, там за речкой пожар, вот их и сбросили тушить» «А, вон что», - облегченно вздыхает тётя и улыбается. Я зол. «Ну и ладно, хотите – погибайте тут все!» «Эй! – останавливает меня тётя, - а кто воду таскать будет?» Я с грохотом беру вёдра и коромысло и снова иду к реке.

Несколько дней еще держится жарка душная погода, ночью сверкают зарницы – дальние грозы. А у нас – тишина. По ночам я сижу со свечой у окошка на веранде и читаю. Мама спит в доме. Никто не запрещает сидеть хоть до утра. Начинается гроза, вспышки освещают белым светом огород, улицу, соседские дома, фантастические миры под такое сопровождение становятся ещё реальнее. Я уже не читаю, я фантазирую. Может, я на другой планете. Сижу такой на своей базе, а вокруг бушует инопланетный шторм. А у меня скафандр сломан, и помощь будет лететь ещё чёрт знает сколько. И тут я слышу слабый сигнал «sos», что ж, придется рискнуть, я надеваю старый плащ, вернее скафандр, выхожу на крыльцо, гроза не утихает. Мне нужно дойти до берега оранжевой ядовитый реки, сигнал был оттуда. Что ж, нам, обычным космодесантникам, к такому не привыкать. Я иду по деревянным тротуарам к калитке, при свете молний всё блестит как лакированное: и забор, и сарай, и трава. Шум такой, как будто на тысячах сковородок одновременно жарят тысячу яичниц. Выхожу в переулок, который превратился в сплошное озеро. Плевать, мы, космодесантники, и по колено в кислоте хаживали, ничего, титановые протезы ещё лучше биологических ног. За переулком спуск, дальше огромная поляна до самой реки. А на спуске стоит небольшой сарайчик и загон для поросят. Слышу тревожное хрюканье и повизгивание.

Новая вспышка озаряет пространство. А на месте, где была поляна, никакой поляны нет, есть широкая, бурная река. Видимо берег, укрепленный мелиораторами прорвало и развернулся Байгол вовсю дельту. «Ничёсе», - от неожиданности я поскальзываюсь и сажусь на попу. Вода подступает к свинарнику.

Бегу домой, залетаю в избу и бужу всех: «Потоп! Вставайте! Вставайте! Потоп!» Ну конечно, мне никто не верит, как мальчику из притчи. Столько раз я шутил о наступившем конце света, что теперь «отстань, дай поспать!» Но я всё-таки родной человек, а не какой-то посторонний пастушок, и за окном гроза. Деда Яша идет со мной. Мы перетаскиваем поросят из сарайчика на склоне в сарай под сеновалом, что стоит посреди огорода. Вся семья собирается в летней кухне, всем уже не до сна. Посиделки при свете керосиновой лампы. Всех волнует, как долго будет продолжаться ливень и насколько поднимется вода. Я счастлив, я в своей стихии – вокруг всемирный потом, полный кирдык, всему хана, и добрые родные испуганные лица. Ничего-ничего, я уже умею плавать, опыт плотостроительства у меня огромный, всюду дерево, всюду дерево, дерево… под разговоры, совершенно удовлетворенный я улетаю на другую планету.

А утрам ещё интереснее новость: Алёшка спал уже несколько ночей на сеновале. Вот и в грозу он пришёл туда же, но поздно, у кого-то пережидал в гостях ливень после дискотеки в клубе. Засыпает, а тут под них кто-то заходил, копыта застучали, кто-то подхрюкивает тихонько, подвизгивает. Молнии сверкают, дождь ещё шелестит. Алёшка думает: «А может это черти, как в «Вечерах на хуторе близь Диканьки»? Ничего не понял Алёша, собрал вещи и дунул домой. Утром я встретил его победным взглядом: «А мы, старые космодесантники, чертей не боимся, не то, что вы, советские пионеры».

Сергей Решетнев ©