Николай и Пространства
Я не мог уже смотреть на жизнь прежними глазами. Она глубока, мудра, совершенна и бесконечна. Я стою и слушаю живое пространство. Будто бы оно стало полнее неслышимыми пока мелодиями и песнями…
— Николай, здравствуй! — голос волшебной чистоты и глубины.
Я заинтересован, заинтригован необычностью неожиданно нахлынувших чувств, вызванных простыми словами. Кто ещё незваный пожаловал? К какому явлению отнести невидимое прекрасное, ибо моё внутреннее состояние иначе, как прекрасное, назвать было невозможно.
Я всё ещё смотрю вдумчиво в зеркало, рассматриваю себя, отмечаю собранность, но и новые оттенки в чувствах отмечаю тоже. Кажется, ничего не изменилось в обстановке дома, в настроении отца, но я остро чувствую новизну вокруг себя. Меня наполняет нечто, но не улетучивается, остаётся при мне. Я всё ещё купаюсь в тепле двух слов незнакомца, в искренности и мягкости звучания: голос, который хочется пить и кушать.
В этих двух словах было необыкновенно много, будто с днём рожденья меня поздравлял, здоровья, вечности желал. Этого не было произнесено. Эта мысль была в пространстве и ещё в чём-то, живом и меняющемся, прекрасном и светлом. Я заворожен.
— Здравствуй, Николай! — такое чувство, будто, с этими словами я в одно мгновенье постиг всё мироздание. Эти знания осели во мне, но я не акцентируюсь на этом, обратившись в слух и во внимание.
Голос откуда-то сверху, немного правее меня. Мне показалось, Человек улыбнулся. Я всё ещё стою с полотенцем в руках. Голос, от которого хочется просто быть и жить, просит пожать ему руку. Я мысленно хотел сказать, что не вижу Тебя, но у меня не получилось. Не хватало какого-то потенциала в верхней части головы для мысленного общения. Всю ночь и утро получалось, а теперь я не мог к этому прибегнуть. Кажется, невидимый собеседник знал, о чём я думаю.
— Ты можешь просто голосом говорить со мной, Я услышу. Пожми же руку! — Он всё ещё улыбается. Я тяну руку вправо от себя.
— Выше, Николай. Ещё, ещё выше.
Я тяну руку выше себя. Приподнимаюсь на носочки.
— Ещё выше, — просит невидимый гость.
Я встаю на нижнюю трубу парового отопления и максимально тяну руку вверх.
— Чувствуешь мою руку, Николай? — от чистоты голоса и тепла я таю, внемлю лишь этой чистоте и нежности, участия. Хочется просто быть в этой ясности и ни о чём не думать. Я на всякий случай говорю, что чувствую.
— Пожми же мою руку, — просит гость.
Я изображаю пожатие, пытаясь через ладонь и пальцы рук почувствовать нечто невидимое. Немного стою в этом положении. Посчитав, что для рукопожатия прошло достаточно времени, опускаю руку.
— Тебе надо отдохнуть, Николай, — его участливость и искренность необыкновенна. Она не только в словах, но ещё в чём-то, что не подаётся объятию. Я иду и послушно ложусь на диван.
Далее от невидимого собеседника идёт повествование обо мне, и оно, словно снежинка, проникает в меня, и, будто, растворяется, становясь частью меня, но я воспринимаю лишь малую часть. Кажется, неким ориентиром и дорогой, которой я пройду. Путь по диву и красоте.
Всё это заняло, наверное, несколько минут, откладываясь в виде невероятно тонких чувств. Информация была объёмной. Извлечь и осмыслить, я понял, уйдут месяцы и годы. Во мне назревал вопрос и, преодолевая себя, ибо я чувствовал себя облаком, лёгким, воздушным, необыкновенно чистым, осмелился спросить:
— Кто Ты?
— Николай Я. Я — это Ты, — произнёс Николай. Если мне доведётся из триллионов когда-либо определить голос Николая, я не ошибусь. Дарящий, обволакивающий теплом и нежностью голос, невозможно было бы спутать. И в этих словах было всё: мироздание и то, что невидимо.
Наверное, каждому знакома ситуация, когда находясь рядом с человеком, возвышенным, тонким в чувствах и одухотворённым, невольно сам подтягиваешься, становишься светлее. На фоне Николая я чётко видел все свои недостатки. Я пил спиртное, сквернословил. Это было в мыслях и не было произнесено.
Николай улыбнулся. Вновь повторил, что Он — это Я. Я размышлял, пытаясь проникнуться смыслом. Мысли смешались.
— Я не смогу быть Тобой, я… — хотел перечислить недостатки и не смог. Он меня знал, любил бесконечно и …не осуждал, — Ты — Бог! — сказал или выдавил я.
Николай опять улыбнулся, повторив то, что я уже слышал дважды. Наверное, я бы долго пребывал в состоянии невесомости и неопределённости. Из одного состояния: борьбы, я попал в чарующую сказку под названием Жизнь: живой, безусловной, дарящей. Мне надо было как-то реагировать, что-то предпринимать. Я всё ещё стою, купаюсь и нежусь…
Николай, неведомо как, вернул меня прежнего: уверенного в себе, думающего. Далее Он начал говорить нечто о Пространстве. Все слова были мне знакомы. Информация и мысли исчезали опять во мне. Я был бесконечно глубок и беспределен.
Одновременно, во мне были две составляющие: Я — безусловный, и я — теперешний. Я сегодняшний выхватывал лишь то, что отвечало моему представлению и уровню восприятия, настроя на этот миг. Запечатлелось, что Пространство — Живое. Имеет не смешивающиеся, полярные силы, но в человеке они взаимосвязаны. Далее не смог объять и запомнить.
В памяти почему-то всплыла ось координат из школьной программы. По мере изложения некие силы меня будто бы переворачивали. Они касались меня, но не настойчиво, а движения я проделывал сам: на живот, вновь на спину, потом встал, вытянул руки, присел. Затем посмотрел прямо перед собой, вправо, влево, вверх, вниз. Хотел оглянуться, но некая сила, опередила мои намерения, словно призывая задуматься: надо ли, можно видеть, и не оборачиваясь.
Всё, что касалось информации о Пространстве, моих упражнений, заняло несколько минут. Я воспринимал Николая, чувствовал некие потоки, подчиняясь им, отслеживал свои мысли. Мысли менялись с каждым движением независимо от меня! Любое движение тоже обладало инертностью, но и смыслом, мыслью — тоже…
Николай был рядом, но много выше меня. Чувствовалось, что мне предстоит что-то важное. Я был растерян. Растерян, не в смысле потерян, а в невозможности объять явленное мне за какие-то часы.
Я отдавал отчёт, что все мои манипуляции наблюдает отец. Вот кто, опасаясь за моё психическое здоровье, был точно потерян. Неустроенная жизнь, неопределённость и неуверенность в завтрашнем дне, бесперспективное будущее трёх сыновей. Теперь ещё, как он думает, непонятно откуда свалившееся умопомрачение старшего сына. И всё это на старости лет на плечи родителям.
Максимально приближенные к себе отец и мать, дали б мне и братьям неизмеримо больше, чем бесконечные беспокойства о нас. Забота не прибавляла, отнимала в пустую силы и душевное тепло. Родители не знали, как обрести своё счастье, не могли, соответственно, передать его нам. Прибавил я им хлопот своим неуёмным желанием познать, постичь, соприкоснуться, увидеть. Вот, свершилось.
Я размышлял. Мне хотелось в сию секунду сделать всех счастливыми, ибо я это только что испытал, и ещё находился в состоянии полёта, неосмысленного и неподтверждённого делами. Хотелось действий, а каких, не знал. Меня переполняло, и я в состоянии эйфории любил весь белый свет.
Смотрю на отца. Пожилой, в морщинах, не видевший в жизни счастья. Где-то мама в волнении за меня ищет пути спасения сына. Источником всех их сегодняшних переживаний был я. И я в этот миг думал не о них, а о том, кому бы рассказать, с кем поделиться, что могу узнать любые секреты людей, могу исцелять, могу…
В мыслях я уже взахлёб рассказывал Сашуку о мирах, о том, что нет смерти, что проблемы со слухом, зрением, обездвиженности лежат в других плоскостях. Все болезни от отсутствия Любви в людях, искренних отношений, недомыслия. Все наши желания, мотивы, эмоции, мысли, чувства слышимы и видимы. Более того, с ними можно разговаривать, но, не ведая, можно ими управляться…
Противоположность Николая
Наверное, мой внутренний монолог продолжался долго. Я забыл про Николая. Вспомнив, отложилось: надо во всём спокойно разобраться, привести себя в порядок. Напрашивалось некое действие. Мысль, необъятая, всегда выкидывает пути реализации последовательно-буквальные. Я уже наводил в представлениях порядок в доме, во дворе.
Безудержный бег фантазии остановил голос Николая. По звучанию он был прежним, но появились другие нотки: волевые, требовательные. Что-то в нём поменялось кардинально. Я уже не чувствовал в себе радости, безмерного счастья. Мне надлежало поднять и опустить руки. Подойти затем к отцу, проделать эти упражнения с ним.
Я выполнил просьбу. Отец ещё не совсем отошёл от утренних событий, был мягок и послушен, но потом он воспротивился. Я отпустил отца. Далее мне следовало проститься с ним и с мамой. Она сейчас придёт, поскольку Николай направит её домой. Извиниться перед родителями, мысленно — перед братьями, односельчанами, всеми, кому я когда-либо причинил боль, потому что я сейчас умру.