Обсудили с автором фильма «Мы объявляем вам весну» и редактором Moloko plus давление на площадки в России
«Мне кажется, мы просто попадаем в радар полиции региона, как какой-то культурный вывих — не должно нас быть там». В Ярославле апрель начался со срыва премьеры фильма про местные общественные движения — в документалке рассказывается их история за последние 30 лет. По словам авторов, до показа им поступали сообщения с просьбой отменить мероприятие, а в день премьеры в кинозале пропало электричество. Закончилось все визитом представителей МЧС и полиции. Обсудили, что и кому могло не понравиться в этом кино. Заодно побеседовали с редактором альманаха Moloko plus — авторы самиздата приезжают в разные города страны, чтобы презентовать свой журнал. Чаще всего это оборачивается проблемами с площадкой и визитом правоохранителей. К каким приемам могут прибегать те, кто хочет сорвать мероприятие, и как можно себя обезопасить в такой ситуации?
Слушать подкаст полностью на SALT.ZONE и в iTunes.
__________________________________________________________________________________________
Мария Сандлер — режиссер и автор фильма «Мы объявляем вам весну» (г. Ярославль):
Примерно за два дня до премьеры нашему продюсеру стали поступать сигналы от каких-то официальных властных источников, что хорошо было бы не показывать фильм. И вообще, он [фильм] их как-то пугает, напрягает, настораживает. Ему сказали: «Или мы смотрим предварительно фильм, или мы не хотим, чтобы вы его вообще показывали». Он согласился дать ссылку на фильм.
Они посмотрели, снова с ним связались, пришли с требованиями внести правки. Один момент напряг особенно. Сказали, без этой правки будут проблемы. Я удивилась, что именно это их раздражало. Их смутило видео, связанное с борьбой с московским мусором. Я думала, что им очень не понравится Немцов — хроника с его участием. Или один из героев — Артемий Троицкий. У него очень смелые высказывания, думала, его тоже захотят убрать. Но они почему-то среагировали на мусор.
Показ был в 6. В 12 часов дня обесточился киноклуб. Это большое здание, и именно в кинобудке и в кинозале отключился свет — якобы в щитке произошло короткое замыкание. Мы решили использовать генератор, который поставили на лестничной клетке. Это был черный выход. Люди в зале и во всем ДК не чувствовали ни звука, ни запаха от этого генератора. Мы начали показывать фильм. Из зала встал какой-то дядя и начал выяснять, откуда у нас идет ток. Выяснив, что это не розетка ДК, он вроде успокоился. Проверил и ушел, видимо, за указаниями. Через какое-то время он вызвал МЧС и пожарных. Приехали люди в касках и шлемах. Слава богу, зрители досмотрели фильм. Второй показ запретили, нам запретили использовать генератор.
Нам хотелось продолжить общение [с гостями показа], и мы сидели в комнатке перед кинозалом. И опять появился этот дядя и сказал: «Если вы будете тут распивать алкогольные напитки, я вызову полицию». Мы сказали, что ничего не распиваем. Тем не менее минут через 10 пришла полиция. Нас задержали. Сказали: «Вы все остаетесь здесь до прихода следователя или участкового». Причем они сказали: «У нас приказ, распоряжение из мэрии».
Вообще, люди фильм посмотрели и сказали: «Что они там найти пытались? Ничего там такого — крамолы никакой нет. Никакого осуждения власти нет». Это фильм о движениях в Ярославле, 30 лет ярославской жизни. Начинали мы наше исследование с 89 года, когда в Ярославле появился «Народный фронт» — первое такое движение в России, движение поддержки перестройки. И это движение было успешным. Они добились, чего требовали.
Дальше мы рассказываем о 90-х — когда уже не было политики, но было творчество. Люди начали творить, создавать выставки, создали школу — провинциальный колледж. В нулевые была сытость и затишье — схлопнулось все. А в 12-ом году вновь случился политический взрыв, когда в Ярославле выбрали народного мэра Урлашова. От народа, демократических народных сил. Как раз эти события политтехнологи назвали «ярославской весной». Потом уже появился у нас здесь в качестве депутата Борис Немцов. И заканчиваем тем, что Урлашова посадили, Немцова убили. Но в конце фильма у нас есть надежда. Мы надеемся на молодежь, что все еще будет. И что весны в Ярославле — это циклическое явление, которое рано или поздно придет.
Чтобы срывался показ, такого [прежде] не было. Когда смотришь новости — везде забирают в автозаки митингующих, сажают. У нас в Ярославле все параллельные такие же события проходили как-то мягко. Наша полиция не зверствовала никогда и не было такого прессинга. И в этот то раз мы поговорили с полицейскими, они говорят: «Работа у нас такая». Поэтому очень удивительно, что у нас такое случилось.
Павел Никулин — главный редактор самиздата Moloko plus:
Как таковых проблем в поиске площадки [для презентаций] нет. Площадку мы находим с первого раза. Просто кроме нас эту площадку еще находят сотрудники правоохранительных органов, которые очень не хотят, чтобы на этой площадке потом находились люди, альманах, наш мерч и так далее.
Первый негативный опыт взаимодействия с представителями правоохранительных органов или просто какими-то не очень гостеприимными людьми у нас был в Краснодаре в прошлом году. На нас с моей коллегой Софико Арифджановой напали двое неизвестных в масках. А до этого Софико долго держали на допросе вместе с волонтеркой центра современного искусства «Типография». Потом полицейские пришли на презентацию и забрали все альманахи. Мы тогда подумали, что это какой-то эксцесс региона. Все-таки Краснодар — это такое специальное место, где культурное поле зачищают, оно практически мертво. И те люди, которые пытаются делать что-то, что хоть как-то выбивается за рамки государственного мейнстрима, который очень узок, мне видятся героями.
Потом случилась история в Нижнем Новгороде, которая закончилась моим арестом на двое суток. Тогда мы подумали — может быть, это какие-то централизованные действия не полицейских, а людей, которые доносят. Что в Краснодаре, что в Нижнем Новгороде — все происходило по доносу. Потом случился Орел. И в Орле не было понятно, по какой причине пришли полицейские.
Мы, мне кажется, просто попадаем в радар полиции региона, как какой-то культурный вывих — не должно нас быть там, дома надо сидеть нам. Мне сложно сказать, что есть какая-то репрессивная воля, которая не дает нам проводить наши мероприятия. Что лично Владимир Путин или Вячеслав Володин сидят и говорят главам МВД, СК и ФСБ: «Этих ребят в Орел не пускайте». Мне кажется, это не так. Мне кажется, что это просто полицейский рефлекс, помноженный на их прагматику.
Вопрос же не только в плоскости того, что в регионах меньше всего происходит и полиция более охотно берется отрабатывать любые звонки. Попробуйте, например, в Москве подать заявление об украденном мобильном телефоне. Это невозможно практически. А если вы такое заявление подадите в небольшом городе — скорее всего телефон даже найдут. Мне кажется, что такая региональная специфика еще помножена на то, что на площадках люди особо не собираются вступать в конфликт с полицией. Логика тоже очень простая: «Вы уедете, а нам здесь жить». Например, в Питере площадки испытывают какое-то давление со стороны полиции, но они могут им противостоять и сказать: «Нет, мы не будем запрещать это мероприятие только потому, что вы этого хотите». Огромное количество мероприятий в России отменяли из-за бомб: концертов правых групп, концертов антифашистских коллективов, анархистов, какие-то кинопоказы.
От визита полиции нельзя обезопаситься. Я стараюсь с организаторами наших мероприятий договариваться, чтобы у нас были адвокаты и правозащитники — люди, которые помогут нам выйти из этой ситуации с минимальными потерями. Я ношу с собой документы. Потому что мой нижегородский опыт показал, что если у тебя нет документов — ты в принципе не воспринимаешься как субъект, с которым будут разговаривать. Я понял, что нет вообще смысла спорить и выяснять отношения с рядовыми полицейскими — с людьми, которые с вами взаимодействуют. У них есть приказ, и они приказ понимают как что-то важное, священное, и думать им запрещено. Я знаю, что объективно это звучит как «не сопротивляйся», но я стараюсь прагматически рассуждать. Ну нет смысла убеждать мента, который подходит к тебе и закручивает руки, что он не прав. Он, конечно, не прав. Но он все равно не поверит.
Я воспринимаю приход полиции как извержение вулкана, как плохую погоду — они могут прийти, мы к этому готовы, у нас всегда есть телефоны наших коллег журналистов. И всегда кто-то из организаторов или гостей успевает сообщить нашим коллегам, что что-то происходит.