В Индоре звук начинает тебя терроризировать между шестью и семью утра. Как молочник подъехал, так и терроризирует. Я уже привыкнуть должна, но нет. Когда его драндулет подъезжает к дому (пфр-пфыр-пфыыыр, тах-тах-тах), это как шорох открываемого занавеса. Потом он гудит в свой клаксон протяжно, секунды три. А потом всей глубиной туловища рычит, и эхо поддерживают все его предки-молочники потусторонним воем: «Дууууд[1]!»* (*«Молоко!»).
Так утробно издавать звук умеют лишь разъезжие торговцы овощами, тканями и молочники в шесть утра. Когда он приезжает в шесть или семь вечера, то молча кладет пакеты или стучит в калитку, еле слышно, чтобы ему вынесли котелок.
В сети гуляет звук голоса Ктулху, т.н. «бульк», который могло издать подводное чудовище размером с Ктулху. Я руку даю на отсечение, это индорские молочники его научили. Такого хтонического нутряного завывания «дууд!» в Индоре больше никто не воспроизводит.
Молочники Индора – дети Кудай Бахсы[2]. Он выковал им нечеловеческие связки, чтобы я просыпалась с мордасом Спандж-Боба-питекантропа, квадратной от злобы челюстью и желанием убивать. Или каталась на велике у ворот в квартал, чтобы подкараулить их и попросить не шуметь, ребенка не будить.
Да, когда я пишу «молочник» я подразумеваю множественное число, как «саранча». Их несколько, в нашем блоке заселено всего три дома. И в каждый ездит свое персональное чудище. Два - на мопеде, наш – на допотопном мотоциклете с клаксоном. Трофейный, у Чингисхана отбил, судя по старости.
Когда жили в старом доме, ездил школьник на велосипеде. Он был худ до крайности, высок, нескладен, как ржавая опасная бритва. Но о доставке возвещал мощнейший драматический бас. И сон на этом кончался. Индорские молочники такие, палец в рот не клади.
В старом же квартале одного соседа, жившего через дом, преследовали несчастья. Сперва кто-то поджег его мотоцикл на дивали (фестиваль света). Погиб его железный конь, выгорело полпарковочной зоны перед домом, а следом – и семейное счастье. Жена убежала с молочником. Вышла, как обычно, шаркающей медленной походкой, с котелком. Вдруг зайцем прыгнула к молочнику и, как была, в одном платье, так и уехала. Только круг от котелка в пыли остался. А далее история умалчивает.
А еще один молочник хорошо знал закон Архимеда. Вероятно, даже полагал себя его первооткрывателем. Он правильно отмерял ковшом на литр первую порцию молока. Потом ставил ковш внутрь моей кастрюли и доливал до отметки «3 литра». Каждый раз я указывала ему, что как только он убирает ковш, уровень падает, надо еще. Он качал головой, горько вздыхал и доливал. Он проделывал этот трюк каждое утро, пока не сменился.
Школы молочников строят около тюрем. Когда записной злодей подает прошение об условно-досрочном, его вызывают на комиссию и спрашивают уважительно: «Перевоспитала ли Вас пенитенциарная система?». Если злодей говорит: «Нет. Но я страдаю, не принося людям боль и муку. Что же мне делать?», то его без экзамена зачисляют в школу молочников. А на выпускном он подписывает контракт с сатаной и получает новое стальное горло для завываний под окнами. Кто окончил с отличием, одаривается драндулетным мотоциклом.
Вот утро уже началось. Где-то молочники продрали красные глаза и принесли свою привычную клятву: «Искренне клянусь отравить жизнь всех и каждого и поставлять свежее молоко ежеутренне». Добрейшего дня.
[1] «Молоко!» - хинди
[2] Дух из мира демонов якутской мифологии, покровитель кузнецов