В конце марта на парламентских слушаниях обсуждалась концепция будущего закона «О культуре». Зачем он нужен? А закон, как говорится в документе, должен способствовать «созданию в обществе насыщенной интеллектуальной, духовной среды, которая позволит воспитать поколения, способные обеспечить будущее величие и силу России». Наш постоянный автор задумался, почему всякий раз, как государство задумывается о культуре, становится как-то неловко.
Государство спохватилось и решило помочь культуре освободиться от своих удушливых объятий. Объятья все-таки будут, но не совсем удушливые. От домогательств можно перейти и к ухаживаниям, с искусственными цветами и бюрократическими комплиментами. Можно, кстати, кое-кого и выпустить из-под домашнего ареста. Почему нет? Но как только государство начинает радеть о культуре, неминуемо возникает фальшивая нота, в результате — лажа.
В Госдуме предложили концепцию нового закона о культуре, задумались над тем, как найти культуре собственное место в государстве и по-хозяйски окучить его.
Зачем?
Культура постоянно доставляет проблемы государству с авторитарным окрасом. Государство требует служения себе, и ему служат силовики, чиновники и бюрократы, а также значительная часть народа, которую власть посредством телепропаганды убеждает в том, что мы всегда были, есть и будем лучше всех, мы можем над всеми надсмехаться, а вот если кто попробует надсмехаться над нами, тому конец, тот — русофоб и пятая колонна.
И только культура, не вся, конечно, но в значительной части, выламывается из этого представления и к государству относится критически, наплевательски или просто-напросто равнодушно.
Что делать?
Построить поперек течения культуры плотину. Пусть крутит нужные турбины, пусть служит свету и добру, как его понимает государство.
Есть две основные стратегии, как обуздать культуру,—пряник и кнут. Обе стратегии применялись в Советском Союзе.
Одних покупали, других сажали. В нынешней Думе решили все-таки выйти к культуре с пряником. Пообещали защитить ее от закона об оскорблении чувств верующих, поскольку — придумали замечательно! — культура не находится в общественном поле и не является «публичным действием».
Недавние скандалы с «Матильдой» или с «Праздником» — фильмами, которые вызвали гнев властных структур, или запреты на выступления молодых рэперов и т.д. показали, что государство что-то не очень хорошо понимает, на кого оно рычит. И нужно точнее определить, на кого рычать, а на кого — нет.
РПЦ немедленно высказалась против послаблений и нашла «странным», в лице своих официальных представителей, тот факт, что культура не считается «публичным действием». Я редко соглашаюсь с РПЦ, но тут деваться некуда. Культура находится в центре публичного поля для всех тех, кто в ней что-либо понимает.
Однако это едва ли случай наших уважаемых думцев, которые (ну не все, конечно!) слишком далеки от культуры. Спасение культуры негодными средствами все равно упрется в государственный произвол. Подскажу блюстителям порядка: если вам не понравится произведение, объявите его «произведением» (поставьте в кавычки), а писателя назовите «писателем» — по себе знаю, как это делалось,— и вот так неугодный автор вычеркивается из охранной грамоты культуры.
Нелепо выглядит факт, признанный в Думе, что культуре не нашлось определения. Не нашлось, хотя, на мой взгляд, культура есть борьба с энтропией, то есть с разрухой в головах и государстве. Государство часто становится двойником энтропии, и пройти мимо этого независимым художникам невозможно.
Не найдя определения, думцы выслушали размышления о том, что культура у нас больше разделена эстетически, чем идеологически, что она в каждом регионе своя и что надо помогать молодым, поднимающимся с колен, деятелям культуры. Все это — чисто советская пурга, в которой, однако, прозвучали и новые националистические утверждения о том, что нужно объективно видеть: мы в истории были не отстающими, а впереди всех и такими же чемпионами остаемся.
С этими определениями решил поспорить на думской встрече Андрей Макаревич, который вспомнил о фильме «Кубанские казаки» как о необъективном примере того, что мы лучше всех. Много шума внес в дискуссию Сергей Шнуров, который подчеркнул то, что многим и так понятно: Пушкин — это все-таки наше не всё и не надо сетью ловить океан культуры. В нынешних условиях, по мнению популярного певца, блогер — тоже часть культуры, и ему нужно дать возможность самовыразиться.
Хорошо работать под маской гопника и анархиста. Все блогеры страны будут твоими. Но считать, что всякий блогер — часть культуры, это все равно, что в ХIХ веке объявить все девичьи дневники искусством прозы, поэзии и оригинальной мысли.
Я приветствую заявления моих друзей, хотя не очень понимаю, что они делали в Думе, глубоко задумавшейся о культуре. Не они тянули культуру в свободное плавание, а их скорее всего притянули для демонстрации вольной и плодотворной дискуссии, которая больше всего напоминает партийные дискуссии и постановления о культуре 1920-х годов. Это были первые ласточки обуздания культуры. Потом пошли бурные аплодисменты по поводу «инженеров человеческих душ», награды и репрессии — кому что.
Когда государство с важным видом берется рассуждать о культуре — это сначала смешно, а потом печально.
Если оно запуталось, кого судить, а кого восхвалять,— это его проблемы, но поддакивать государству своим честным присутствием на думской дискуссии — свободное право каждого, которое я не оспариваю, но которое нужно умело использовать для реальной защиты культуры от государственных посягательств.
Культуре никуда не деться от государства, но культуру государству лучше всего оставить в покое, не поощрять и не травить в идеологическом плане. Если государство находит в себе силы поддерживать культурные проекты — очень хорошо, до того момента, пока оно не превращается в дрессировщика деятелей культуры. Я вовсе не против Министерства культуры — оно есть и в демократических странах, вроде Франции, но рассказывать людям байки о том, какие мы всегда и во всем великие,— это скорее компетенция общества сказочников, в погонах и без погон, а не государственных служащих и думских депутатов.