Яна Чехановец — археолог Службы Древностей Израиля, специалист по истории кавказских христианских общин на Святой земле, руководитель раскопок «Гивати» в Городе Давида в Иерусалиме. В ее уютном доме на улице Арарат мы поговорили о том, какие археологические сокровища скрывает Старый город, чем примечателен современный армянский квартал и как была организована армянская жизнь Иерусалима в первые века христианства.
— Для начала хотелось бы узнать, как началась ваша жизнь в Старом городе, точнее, в его армянской части.
Моя жизнь в армянской части Иерусалима началась с того, что я вышла замуж за армянина из Иерусалима. Это было очень давно, больше 26 лет назад. Поначалу мы жили большой армянской семьей, но последние 23 года живем одни. Я не имею никакого отношения к армянам, я еврейка из Ленинграда. Кроме симпатии, которая внушалась мне в детстве дома, никаких связей с армянами не было.
— А в Иерусалим вы приехали уже в качестве археолога?
Нет, я приехала в качестве студентки факультета теории и истории искусств. Я училась заочно в Академии художеств в Ленинграде, а потом некоторое время тут. У меня не было археологического образования. Потом, когда я вышла замуж, бросила искусствоведение.
— И начали работать как археолог?
Нет, я много лет проработала экскурсоводом, а потом уже решила пойти учиться. Только не заниматься пустопорожним просиживанием штанов, а выбрать что-то, что мне интересно. А это как раз была археология. Это делалось не для того, чтобы поменять профессию или занятие, а просто ради интереса. Но это так меня захватило постепенно, что превратилось в специальность.
— Мне кажется, Иерусалим, и вообще Израиль, — это то место, которое всегда сулит находки археологам.
Конечно. Таких стран несколько. В основном они все расположены по берегам Средиземного моря в большем или меньшем отдалении: Греция, Италия, Испания, Израиль, Иордания, Ливан. Это все страны, в которых навалом археологии. Конечно, Иерусалим — такой город, где невозможно просто так копать яму и ничего в ней не найти.
— А сейчас вы чем занимаетесь?
Я на протяжении многих лет работала на одном и том же памятнике. Десять лет мы копали участок в Городе Давида — это самая старая часть Иерусалима. Раскопки наша экспедиция закончила. Потом копалось несколько мелких памятников здесь, в Старом городе. В этом году я не копаю, а занимаюсь специфической исследовательской темой, касающейся византийских монастырей на определенных памятниках. Наверное, нет смысла в это вдаваться, потому что это не имеет отношения к армянам или к армянскому кварталу.
— Но это относится к древнейшим пластам христианской истории города?
Да, и не только города. Речь идет не только об Иерусалиме, но и о памятниках вне его. Но, конечно, все монастыри византийского периода так или иначе связаны с Иерусалимом — как административно, так и по материальной культуре, разумеется. До октября я буду этим заниматься, т.е. просто сидеть и писать, а дальше вернусь на раскопки, предполагаю, что в Иерусалиме. Но я всегда занимаюсь и, скажем так, кавказской археологией, т.е. памятниками, которые свидетельствуют о присутствии на Святой земле древних христианских кавказских общин: армянской, грузинской и албанской. Албанской пока, к сожалению, не получается заниматься, потому что до них пор не найдено никаких материальных следов присутствия.
— То есть неизвестно, какие памятники относились к албанской общине?
Неизвестно археологически. Но кое-что мы знаем по исторической хронике. По двум историческим источникам мы знаем, что у албанов были свои церкви и монастыри в Иерусалиме, это византийский и раннеисламский период. Но мы не все эти памятники можем даже идентифицировать, не то что тыкнуть пальцем и сказать — вот здесь были албанцы. На сегодняшний день единственное свидетельство материальное — это палимпсесты в монастыре Святой Екатерины на Синае, то есть двухслойные рукописи, у которых нижний смытый текст написан на албанском языке. Эти рукописи были открыты не так давно, до сих пор они исследуются, хотя уже полностью опубликованы. Но нет ни одной раскопки, где можно было бы сказать — здесь был албанский монастырь. А что касается армян и грузин — это довольно ясные следы присутствия: и архитектурные памятники, и отдельные надписи, и погребальные надписи, и граффити, которые оставили паломники.
— А есть какое-то объяснение тому, как армянам удалось сохранить свой кусочек присутствия на Святой земле? Понятно, почему Албания не сохранила, а почему не получилось у грузин?
Эта проблема, на самом деле, уже вне археологической плоскости лежит, потому что речь о событиях сравнительно недавних, уже новой истории, даже новейшей. С тех пор, как Палестиной овладевают турки и она становится частью Османской империи, очень туго приходится всем христианским общинам, и каждая спасается по-своему. Тот, кто сумел вовремя мобилизоваться и найти каких-то донаторов, благодетелей, которые им позволили бы заплатить турецкие налоги и удержать свои церкви и монастыри, тот и здесь. Армяне — среди тех общин, которым посчастливилось. Сербы и грузины — среди тех, кому совсем не повезло. Как это ни парадоксально, так получилось, что и сербская община, и грузинская в свое время доверились грекам, православным братьям, по церковной догматике ничем от них не отличающимся. Греки заплатили их долги, но придержали их храмы и монастыри. И в результате не вернули. Когда и у Сербии, и у Грузии нашлись средства и люди, чтобы сюда вернуться, их уже никто возвращать не собирался. Так получилось. Армяне, которые не могли рассчитывать ни на кого другого, кроме как на самих себя, отправились собирать деньги по широкой диаспоре, сумели и с долгами расплатиться, и расширить свои территории — и в городе, и вне его, отремонтировать все и так далее. В общем, тут вопрос лидерства, конечно.
— Насколько я знаю, нынешний армянский квартал — это совсем не то, что было в древности.
Совершенно верно. Нынешний армянский квартал, скажем так, находится не там, где были места скопления армянских институтов, армянских монахов в древнейший период их пребывания на Святой земле. Хотя, если вы поговорите с иерусалимскими армянами, они скажут, что они вот на этом ровно месте, не сходя с него, находятся последние 2000 лет и никак не меньше.
На самом деле, мы по археологическим данным видим, что армянские центры византийского Иерусалима находились к востоку от города, на вершине Масличной горы, и к северу от него, сейчас там квартал, который называется Мусрара. Как раз там трамвайные пути перерезают его насквозь. Но нужно помнить, что в отличие от армянского квартала, каким он является сегодня, т.е. конгломерата монастыря, монахов и совершенно светских людей, которые живут вокруг церкви, в византийский период речь шла только о монашеских поселениях. Здесь не было жилого армянского квартала, были монастыри, в них монахи принимали паломников, судя по всему, очень многочисленных.
В византийских свидетельствах есть данные об огромных армянских караванах, состоявших их сотен людей. Византийские авторы, не армянские, отмечают их специально, потому что, видимо, это их изумляет — вот это количество. Люди приходили в Святую землю по праздникам, их было много, но они не оставались здесь насовсем, а если оставались, то примыкали к монастырям, здесь не было семей, не рождались дети. То есть пополнялись эти общины всякий раз за счет тех, кто приходил сюда снова и снова из-за границы — из Армении, из Малой Армении, а позже из Киликии, откуда только они не приходили.
— А светское население Иерусалима появилось позднее?
Да, позднее. Поначалу армянский монастырь святых Иаковов оставлял при себе людей, которые были нужны общине — как правило, людей мастеровых, работавших на высоком уровне, — ювелиров, портных, вышивальщиков. Монастырь мужской, поэтому не все профессии были доступны монахам. И вот такие семьи оставались. Они и сегодня в очень небольшом количестве здесь живут. «Кахакаци», «городские», — это такой костяк армянской общины, а все остальные уже попали сюда после резни.
— Какие самые древние памятники армянского присутствия обнаружены археологами на сегодняшний день?
Из археологических свидетельств в первую очередь можно сказать о монастыре, который находился возле Дамасских ворот к северу от Старого города, где был огромный комплекс всяческих паломнических заведений, которые держали разные иерусалимские церкви. Среди этих институтов, которые функционировали весь византийские период, весь омейадский период, то есть где-то до VIII века, пока паломничеству не пришел конец, во всяком случае, массовому паломничеству, был армянский монастырь.
Его строительство датируется по нумизматическим находкам V веком. Там есть несколько армянских надписей, есть, правда, и надписи греческие. Монастырь, такой же, как окружающие, был явно рассчитан не на уединение монахов, а на какую-то общинную жизнь и прием людей извне. Откуда мы это знаем? Очень большая трапезная, явно не соответствующая тому количеству келий, которое мы видим; большие помещения, в которых, видимо, располагались странники; очень большие цистерны и вообще продуманная система сбора питьевой воды (тут с водой же плохо дело обстоит), гораздо большего количества, чем было бы нужно для самих монахов. То есть мы предполагаем, что этот монастырь с гостиницей для паломников был построен специально для того, чтобы принимать людей из-за рубежа. Ну и вокруг таких было много. В городе они просто не помещались, поэтому их стали строить вне стен. За счет паломничества Иерусалим сильно разросся в византийский период. Есть маленькая церковь и даже несколько могил, есть две армянские надписи на надгробных плитах. Одно имя просто «Абел», а другое — «Петрос из Сотка», то есть понятно, что человек из Армении пришел сюда и его тут похоронили. Вот этот монастырь с гостиницей для паломников существовал с V по VIII век. Это, пожалуй, археологически самое раннее.
Множество армянских памятников копалось при случайных обстоятельствах в конце XIX века. Тогда профессиональных археологов вообще не было, поэтому тонкий археологический контекст, который помог бы точно датировать то или иное сооружение, был просто потерян, так сказать, для науки. Поэтому очень часто для датировки мы пытаемся опираться на форму букв в армянских и грузинских надписях. А это дело очень сложное, поскольку армянские надписи, практически самые древние, находятся именно здесь, мы сравниваем их с другими надписями: на камне мало, сравниваем и с манускриптами, а это все-таки другая форма письма, поэтому выстраивать эволюцию шрифта на базе этих надписей, например, мозаичных в сравнении с рукописными, довольно сложно.
На сегодняшний день в Назарете обнаружены, пожалуй, самые древние образцы как армянского письма, как и грузинского. На традиционном месте Благовещения, где сейчас находится большой католический храм, найдено много слоев разных церквей, существовавших на данном месте и увековечивавших историю Благовещения в разные времена. Самый ранний такой памятник под храмом был ликвидирован, и на его месте была построена церковь где-то в середине V века. И вот в этом ликвидированном памятнике археологами были обнаружены обмазанные штукатуркой части колонн, какие-то выбеленные архитектурные детали. И на штукатурке этих выбеленных «кусков» сохранились всякие граффити, нацарапанные паломниками до середины V века, это ужасно рано. И там, среди прочего, есть армянское и грузинское письмо. Это, конечно, совершеннейшая фантастика — буквально через пару десятилетий после изобретения этих алфавитов люди отправляются в Святую землю и здесь ими вовсю пользуются. Сами надписи не очень информативные, это просто имена. Но то, что они обнаружены в хорошо «упакованном» археологическом слое — уже очень здорово.
— А есть какие-то исследования, посвященные паломническим граффити и вообще культуре паломничества?
Археология паломничества — это вообще новая область в мировой археологии, сравнительно свежий тренд.
— То есть пока тема только развивается?
В общем, да. Но в том, что касается сбора паломнических надписей, армянских в первую очередь, огромная заслуга профессора Иерусалимского университета Майкла Стоуна, многолетнего главы кафедры армянских исследований. Он в свое время опубликовал вот эти назаретские надписи с переводами и совершил пять экспедиций на Синайский полуостров, разыскивая древние паломнические граффити, именно армянские. Он опубликовал их в отдельной книге. А сейчас, несмотря на преклонный возраст, Стоун собирает корпус всех армянских надписей — паломнических, строительных, погребальных, каких угодно, вплоть до хачкаров XVII–XVIII веков, вмурованных в стены армянского квартала. То есть в эту книгу войдут все армянские надписи Святой земли. Огромный проект! Для меня большая честь стать одной из его помощников. Я отвечаю за археологический контекст I тысячелетия. Хотя надписей этого периода не так много, но со временем их количество все увеличивается и увеличивается. Но вот такой грандиозный проект готовится, собственно, он уже на полпути к завершению. А что касается археологии, то да, этим всем еще предстоит заниматься.
— Есть данные, которые позволяют судить, как складывалась жизнь паломников на Святой земле?
По надписям это восстановить невозможно. У нас, к сожалению, нет подробных описаний армянского паломничества древности, никаких.
— А если рассматривать не только армянские?
Вот! Есть источники византийского времени. Причем, как это ни смешно, чем раньше они написаны, тем они подробнее, хотя, в общем, удивляться тут нечему, потому что писавшие в IV–V веках — это люди, которые еще недостаточно «отпали» от классической античной традиции. Поэтому их описания можно читать как увлекательнейший роман. Таких текстов несколько десятков, они касаются византийского и раннеисламского периода. Есть просто путеводители, которые перечисляют, что надо посмотреть. А как они тут жили, мы видим, раскапывая подобные паломнические гостиницы.
Мы располагаем довольно подробными сведениями об армянских паломничествах более позднего времени — с XVI по XIX век. Мы знаем, как их встречали в Яффо [сейчас объединен с Тель-Авивом — прим. ред.] армянские священники, они ночевали в местной армянской церкви, потом их вели в Иерусалим, как правило, пешком или на осликах. Первым делом в монастырь [святых Иаковов], там они вписывали в книгу поминовения имена своих родителей, детей, свои имена, жертвовали на церковь, потом всю ночь молились, потом под утро их в первый раз вели в храм Гроба Господня. В общем, такие колоритные описания. Но это все касается уже нового времени. А так мы большей частью догадываемся или смотрим на этнографические параллели. Например, описание дороги в Кербелу, когда шиитские паломники из Ирана отправляются в этот важный для шиитов город. Что там происходит по дороге — это совершенная фантастика. И, конечно, это очень важная параллель.
— Они же и сейчас так ходят.
Да-да. Вот эти люди, которые сидят у дороги с корзинами еды, которую каждый может брать, им подают по пути чай и воду, устилают им дорогу, дают место для ночлега. Когда я рассказываю про археологию паломничества, всегда показываю фотографии Арбаина [траурная церемония на сороковой день мученичества Имама Хуссейна, особо почитаемого шиитами — прим. ред.], потому что это оно. Но тут, понятно, увлекаться не надо, не все жители византийской Палестины были готовы предоставить свой дом, стол и кров ради паломников, тем более, что число их все время росло — до определенного момента, пока дороги были безопасны и страна была в христианских руках, то есть до 638 года. Потом все менялось, но медленно. По церковным литературным памятникам мы знаем, что церковь всячески боролась с частной инициативой в этой сфере, потому что народ, ночевавший на постоялых дворах, так сказать, светских, частных, очень часто отвлекался от святой цели своего путешествия, предавался всяким безобразиям. И поэтому церковь с какого-то момента начинает строить свои собственные гостиницы, давать своих гидов. То есть человек, попадавший сюда по церковной линии, чувствовал себя в безопасности от всех сует и соблазнов этого бренного мира и видел только то, что надо. Недавно мы опубликовали надпись, которая уже утрачена, ее единственная фотография сохранилась в архиве Русской духовной миссии. Это камень с надписью на греческом языке, который, тем не менее, рассказывает нам, что в этой могиле (где сама могила, мы не знаем) похоронен «Иоанн-армянин, хозяин гостиницы».
— Это какого времени погребение?
Византийский период. Видимо, VI век, судя по эпиграфическому анализу самой надписи. Вот византийский Иерусалим, и тут какой-то армянин, не упомянутый ни в какой связи с церковью, держит какую-то гостиницу. То есть частный бизнес продолжает существовать.
— Вы говорили, что самые древние армянские памятники находятся в районе Дамасских ворот, в сторону Гефсиманского сада…
Нет-нет, это не в сторону Гефсиманского сада. Гефсиманский сад и Масличная гора находятся к северу.
— Я обратила внимание, что на месте Гефсиманского сада есть один католический храм и небольшой кусочек, который называется «Армянский Гефсиманский сад».
Да, Гробницу Богородицы делят пополам греки и армяне.
— А с какого времени так сложилось?
То место, где находится Гробница Богородицы — это часть древнего кладбища, изначально еврейского, которое продолжает существовать, и сегодня на других участках Масличной горы его видно. Там и в древности, и в византийский период также было кладбище. Вот это статус-кво на святых местах — в храме Гроба Господня, в храме Рождества в Вифлееме, в храме на Гробнице Богородицы, его формирование — это очень длинный, многовековой процесс. Начинается он после Крестовых походов, складывается к середине XIX века и с тех пор не нарушается. Очень сложно проследить, когда какая часть кому принадлежала. Для этого каждая церковь поднимает свои документы, как церковные, так и светские — так называемые «фирманы», от властей города, как правило, османских, ведь мало у кого сохранились более древние акты. А турецкий фирман — документ, в котором говорится, что это место принадлежит тебе, а не кому-то другому. Свои фирманы у армян, у греков, у католиков.
— Каким образом османская администрация решала, что кому передать?
Это очень сложный вопрос. Иногда она решала так, а потом — иначе. Известна история почти 150-летней битвы за Голгофу между грузинами и армянами, которые находили богатых спонсоров для подкупа турецких властей в Египте. И так ездили туда-сюда: один купец поедет — Голгофа армянская, другой купец поедет — Голгофа грузинская. А сейчас Голгофа наполовину греческая, наполовину католическая.
— То есть ни у грузин, ни у армян ничего не вышло?
Ну, у грузин на сегодняшний день, получается, совсем ничего нет, а у армян есть право там служить периодически. Вообще, храм Гроба Господня — это апогей всех этих договоров о статусе-кво — там все очень подробно расписано, буквально каждый камень за кем-то закреплен, часы службы тоже расписаны очень подробно. И все равно оказывается, что еще существуют какие-то неясности. И получается, что в Огненную Субботу, в субботу перед Пасхой, между греками и армянами возникают разные прения по поводу получения Благодатного огня, иногда выливающиеся и в драки. Бывает.
— Вспоминаются знаменитые битвы на швабрах в Вифлееме…
Да, это любимое, конечно… В храме Гроба ни у кого нет швабр, у всех в руках пучки свечей, но накал страстей не меньше.
— Если говорить про современные границы армянского квартала, то как получилось, что именно этот кусок земли армяне заняли и почему он такой закрытый?
Это очень просто. В отличие от прочих кварталов Старого города, армянский представляет собой территорию монастыря, который был предназначен исключительно для жизни монахов. Поэтому он окружен стеной. У него несколько входов, из них постоянно открыт только один, и его на ночь запирают.
Иерусалим тоже запирали на ночь до 1918 года, пока англичане не пришли. Все башни Старого города имели ворота, их створы сохранились на Яффских воротах, на Дамасских и других, остальные стоят голые. Их запирали, потому что кто у нас в темноте ходит — тать в нощи. Если кому-то очень было надо, он выходил за пределы крепости, но должен быть держать в руке фонарь, такой был городской закон. А если человек идет без фонаря, можно было стрелять на поражение. Поэтому и армянский монастырь запирался. Он был совершенно не рассчитан на то, что в него поселят такое количество народу, взрослых и особенно детей. Ведь основная часть жителей — это беженцы из Османской империи: кто сам добрался до Палестины, кого привезли — пароходами Красного Креста и разных других организаций. Всем было известно, что в Иерусалиме есть старинный монастырь святых Иаковов, поэтому сюда попало очень много беженцев, после того, как англичане стали хозяевами Палестины. То есть в 1918–1919 годах город принимал огромное количество людей, в том числе сирот. Родители моей покойной свекрови попали сюда маленькими детьми, сначала в Яффо, где они выросли, потом они поженились и перебрались в Иерусалим.
— То есть постепенно монастырь оброс жилыми домами?
Да, все это появлялось внутри монастыря. Там главная церковь, множество разных зданий и помещений, которые имели свой смысл для монастырской жизни, в том числе для приема огромного числа паломников, особенно на Пасху. Когда все эти беженцы стали попадать в город, их было совершенно некуда девать, и их поселили прямо внутри монастыря. Получился очень странный симбиоз: с одной стороны монахи, с другой — люди светские. Те, кто сегодня живет в армянском квартале — это потомки тех людей. Получается, мой муж — это третье поколение, а мои дети, в некоторый степени, — четвертое. Но всегда было ядро вот этих самых «городских», которых поселили здесь до Геноцида. Никому в голову не приходило селить их внутри монастыря, их селили в разных домишках, которые находились вокруг монастыря. Так и получился квартал.
На сегодня есть основная территория вокруг церкви со входом в монастырь, который местные называют «ванк», и есть пара соседствующих с ним улиц — все это вместе составляет квартал. Но, конечно, не все иерусалимские армяне живут тут. Уже в 1930-е годы те, кто встал на ноги и не нуждался в помощи церкви, стали селиться в других районах. Так происходит и сегодня.
— Когда идешь по Via Dolorosa, там есть небольшие участки, которые занимает Армянская католическая церковь. Я правильно понимаю, что по меркам Иерусалима это что-то новое?
Я еще хочу сказать, что армяне, как довольно мобильная община, довольно быстро поняли, что надо покупать земли — чем больше, тем лучше, — за пределами Старого города. Они начали это делать довольно рано. Когда в середине XIX века Иерусалим стал выбираться за крепостные стены, стали строиться новые районы, так получилось, что часть земель, на которых эти районы возводились, уже принадлежала армянской общине. На сегодняшний день «куски» двух главных улиц, которые отходят от Старого города — Яффо и царицы Шломцион, — все дома там: а) стоят на армянской земле; б) построены армянской общиной как доходные дома. Они украшены монограммой «Сурб Акоб» над входом. Сейчас там в основном офисы. Армяне в этом смысле не уникальны, греки тоже приобретали какие-то земли, застраивали их и сдавали внаем, то же самое делали католики, хотя те, в основном, пользовались своими зданиями сами.
— А сейчас это право собственности сохраняется?
Право собственности церквей железно сохраняется, так было и при турках, т.е. до декабря 1917 года, его немедленно подтвердили англичане, когда заняли Палестину, иорданцы, затем израильтяне. В общем, это право собственности по большому счету нерушимо. А теперь я забыла, что вы спросили до того…
— Я спрашивала про территорию Армянской католической церкви.
Это совсем новое. Армяно-католики, которые давно обосновались в Европе, для Иерусалима явление новое, уже XX века. То есть это такая попытка миссионерства, поначалу довольно удачная, которая была предпринята, когда город был полон армянскими беженцами, буквально похлебку бесплатную раздавали, а за это люди, которые не привыкли думать о высоких материях, ходили на службы в армянские католические церкви. Те две часовни и одна церковь на Via Dolorosa, которые вы видели, это вообще поляками построенные здания, которые по каким-то своим причинам оказались проданными. И армянская католическая община, у которой не было своего постоянного места, их заняла. Сейчас количество армян-католиков постепенно стремится к нулю, я это наблюдаю даже за те годы, что тут живу. Большая часть этих семей — в результате браков, требующих церковного венчания, или иных обстоятельств, — потихоньку возвращается в лоно Армянской апостольской церкви. Я вижу это даже на примере членов семьи моего мужа, которые все считались армяно-католиками, но со временем «перекочевали» обратно в святых Иаковов.
— А есть ли действующие раскопки в Старом городе или конкретно на территории армянского квартала?
В исторической части Иерусалима бесконечно ведутся какие-то раскопки, поскольку это живой город, здесь нужно менять трубы, ремонтировать тротуары, и мы, археологи, пользуемся этим коварным образом, чтобы удовлетворить свой научный интерес и чтобы спасти древности, которые из-за всех этих труб, водопровода и электричества окажутся уничтоженными. Поэтому в Старом городе постоянно ведется огромное количество коротких, небольших по территории спасательных раскопок.
В армянском квартале такие раскопки в последний раз происходили года 3–4 назад, на площади перед библиотекой меняли трубу, и мы там немедленно подсуетились, конечно. Новую трубу клали на место турецкой, которая в свою очередь была положена на место более старой турецкой трубы. Водопровод обычно прокладывают по каким-то логичным линиям, и самая первая труба многое порушила в траншее, были видны перерезанные археологические слои. Раскопки уже опубликованы. Работал там наш специалист Службы древностей по имени Офер Сион. Он что мог, то раскопал: нам при спасательных раскопках не позволяется расширять их до бесконечности, хотя это очень любопытно. Но платит за все это инициатор работ, поэтому невозможно его так подставлять. За исключением ситуации, если найдется что-то из ряда вон выходящее. По данным этого археолога, слои, которые он прокопал, относятся к средним векам, к римскому и византийскому периодам. Мы видим, что там поочередно стояло несколько зданий, но что это были за здания — нет возможности установить.
На самом деле археологический потенциал у армянского квартала очень большой. По кромке его территории велись в свое время очень важные раскопки. Особенно желанной является парковка армянского квартала. Во-первых, она не застроена, это довольно значительный для Старого города кусок территории (только у евреев и у армян есть свои стоянки, обе желанны в археологическом смысле). Под армянской парковкой должны находиться: а) дворец королей крестоносцев; б) дворец царя Ирода Великого и в) лагерь X легиона римской армии, который разрушил Иерусалим и двести лет в нем простоял. Поэтому очень хотелось бы раскопать.
— Если надежда, что удастся «перекопать» парковку?
Надежда есть всегда. Но где будут парковаться жители армянского квартала? Проблема. Парковка армянского квартала.
— То есть вот этот неразведанный археологический потенциал Иерусалима еще очень велик?
Он колоссальный, как это ни смешно, даже в самом Старом городе. Просто здесь практически невозможно работать, потому что люди продолжают жить. Под каждым домом тут какие-то дополнительные слои. Но что делать с жителями?
— Могут ли еще быть находки, которые впишут абсолютно новую страницу в историю города?
Конечно, могут. Я даже не хочу придумывать, какие они могут быть. Чашечка Понтия Пилата, найденная в его дворце и подписанная… Кольцо недавно нашли в Иродионе, на котором написано «Пилатово». То есть нашли его давно, а рассмотрели недавно. Улицы полны неожиданностей. Чем плохо, если мы наконец раскопаем лагерь X легиона и положим конец спорам о том, где именно он находился и как именно был устроен? В каждый исторический период существуют свои сложности и проблемы. Может, это хорошо, что мы еще не все раскопали. Ведь чем дольше археология развивается как наука, тем больше совершенствуются ее методы. Мы сегодня цокаем языком, когда видим, как копали в XIX веке: «Вот, они все разрушили…» Скорее всего, через сто лет будут смеяться над нами, говорить: «Посмотрите на этих идиотов, как они работали…» Хорошо, что мы не успеваем все раскопать, и это остается на потом. А следующее поколение археологов, может быть, вообще придумает, как им землю не убирать, а все просматривать какими-нибудь сложными механизмами; или достигнет большей деликатности и точности в методике раскопок. В общем, пусть оно там лежит, хуже не будет.
— Яна, большое спасибо за беседу.
Беседовала Анаит Багдасарян
