В китайском Синьцзяне я впервые побывал 12 лет назад, в 2007 году. Искал могилу оренбургского казачьего атамана Дутова. А нашёл, помимо неё, друзей среди китайцев, уйгур, потомков русских казаков и белогвардейцев.
Многое в той жизни показалось странным. Особенно китайский менталитет, - отношение китайцев к окружающему миру. Оно сильно отличается от нашего. К примеру, в отношениях между мужчиной и женщиной.
Сложно сказать, когда возникает тот момент, в который тихая, скромная, покорная китаянка вдруг превращается в злобную фурию, охваченную единственным желанием – отомстить!
***
Одним из моих новых друзей, китайских русских, стал Володя Могилин. Он родился уже в Китае, в эмигрантской семье. В 1960-х юношей вместе с родными уехал в Австралию. И как-то там не прижился. Заработал раннюю пенсию, кое-какой капитал, развёлся с женой, оставил в выстроенном им доме взрослых детей, да и вернулся обратно, в китайский город Кульджу.
Там мы с ним и познакомились.
Так получилось, что, уже подружившись, мы оказались с ним за одним столом на китайском банкете – чифане. Туда же были приглашены и другие представители русской диаспоры. И люди в возрасте, и молодёжь.
Володя был счастлив рядом со своей новой русской женой, которую нашёл здесь, уже вернувшись из Австралии. С гордостью знакомил меня с тремя её сыновьями, красавцами от 22 до 27 лет.
Двое младших были и веселы, и активны. Произносили тосты, говорили по-русски, по-китайски, по-уйгурски. А вот старший вёл себя по-другому.
Кутаясь в воротник какой-то высокой водолазки до подбородка, он постоянно поправлял левой рукой свои длиннющие, до плеч волосы и пышные усы. И вообще всем своим внешним видом напоминал православного священника, только без бороды.
- Нет, он не батюшка, - пояснил Володя. – Тут совсем другая история.
Возможно, из-за такого импозантного вида и очень скромного, солидного поведения, этот молодой мужчина выглядел старше своих лет. Его и парнем трудно было назвать. Рядом с братьями он казался старше их не на пару лет, а на целый десяток.
Приглядевшись, я заметил у него на левой щеке и шее безобразный шрам. Нет, даже не шрам, а тёмную стянутую кожу. Будто обожжённую. Возможно, именно её он прикрывал длинными волосами и высоким воротом водолазки.
- Что это с ним? На пожаре пострадал?
Володя тяжело вздохнул, видно, не хотел рассказывать о грустном.
- Хуже. Его подруга, китаянка, сожгла.
- Чем?!
- Кислотой, - как-то буднично, подкладывая себе кусок свинины, произнёс Володя, словно подобные происшествия были здесь в порядке вещей.
- Зачем?!
- А они встречались долго. Но потом он ей сказал, что жениться не будет. Ну, он ей сразу так говорил, без обмана. А она всё равно, дескать, и не надо. А вот когда поняла, что расставаться пора, тут и началось.
Володя развёл руками, не зная, как объяснить европейцу реалии жизни в Западном Китае.
- Понимаешь, они тут совсем не такие, как наши. Даже уйгурки не такие. Меня, помню, в юности мать предупреждала, дескать, кого хошь люби, но только не китайку. Или уж тогда, как говорится, навеки.
- Так всё-таки чем китаянки отличаются от других женщин? – пытался понять я.
- Они, как тебе сказать, верные. Нет. Постоянные. Тоже не то. Просто они уж если взяли мужика, то не отдадут. Хороший, плохой, а мой! И всё. Ну, и эта тоже, решила, что у него появилась другая. Сказала, вроде, что не будет у тебя счастья без меня. А потом подкараулила где-то на улице и плеснула в лицо кислотой. Соляной. Ну, как в аккумуляторе.
Я перевёл взгляд на грустного, длинноволосого, будто и не молодого человека. Лицо у него, в целом, выглядело нормально. Вот щека…
- Прямо в лицо?
- Ну, да, - простецки кивнул Володя. – Он увернулся. Понял. Здешние знают, как мстят китайки. Как увидел склянку в руке, так и отпрянул. Но всё равно, видишь, там от щеки и ниже… Хорошего мало. Ладно, люди помогли, на улице всё-таки. У кого-то бутылка с водой в руках была, ну, и…
Я представил себе, как корчился от боли молодой мужчина, как прохожие лили на его лицо и шею минералку, вызывали скорую.
- А что та подруга? Её судили?
- Нет, зачем, - опять как-то очень обыденно сказал Володя. – Она из окна выпрыгнула. Сразу, в тот же день. А куда ей ещё? В тюрьму? Нет, она, видно, всё уже тогда для себя решила. Наверно, думала, что и он помер, ну, и она. А он жив, слава Богу. И даже лицо уцелело. За глаз боялись, но тоже обошлось.
И глянув мельком на меня, совершенно ошалевшего от всей этой информации, Володя улыбнулся:
- Да ты не пугайся. Здесь такое сплошь и рядом. Может, потому наши русские и остались здесь русскими, что не уживались в семьях с китайцами да уйгурами. Подолгу искали русских невест или женихов. Но чтоб наверняка.
Он кивнул головой, хмыкнул про себя, будто что-то вспомнив:
- У меня у самого такое было. По молодости. Тоже девчонка-китаянка. И так, знаешь, по-первой серьёзно. А потом понял, нет, не уживёмся. Сказал ей, думал, заплачет. А она – нет. Только головой покачала, говорит, ты без меня не будешь. И ушла. А потом мне друзья говорят, дескать, берегись, видели, как она с банкой в руке тебя искала. Так я её сам поймал. Сказал, если вздумаешь, - убью. Или я, или братья. Ну, она и отступилась. А хотела…
Володя вытер руки салфеткой и философски заметил:
- Они хорошие, китайцы. Мне тут у них очень нравится. Но не такие они, как мы. Вот вообще не такие. И в разговоре это надо понимать, чтоб не обидеть ненароком. А уж в семье… Ладно, давай по сто грамм за Россию-матушку.
