Анатолий Штейгер. Мальчик с серебряным перстнем.

Анатолий Штейгер.. Околдованный Цветаевой мальчик, старинного дворянского рода — племени отважных баронов Штейгеров. Одному из них в соборе Берна поставлен памятник… Фридрих Штейгер — его прадед — боролся за независимость крохотный страны и так ею была почтена память его предка.. Мальчик, околдованный Цветаевой, в тонкой синей рубашке… Имение, гимназия, игры с сестрой Аллой, фройлен Мартой .. Первой любовью? Гувернанткой? Не знаю.. Знаю так мало…… Мальчик с серебряным перстнем в тонкой, кованой оправе… Что было в нем? Что? Дворянское, отточенное воспитание, в котором, может быть, была какая то холодность, изысканная отстраненность.. Не знаю. Вообще, знаю о нем очень мало.. Катастрофически мало. Человек, все события жизни которого по словам Марины,» писала только его Душа».. Он подошел к ней на ее творческом вечере, она, по близорукости, не различила его лица четко, но приняла — сердечно, как всегда, рванувшись навстречу… Говорили долго, обещали друг другу обмен книгами, встречи… Встреча была лишь одна, писем и книг — великое множество, их называют теперь классикой, образцом эпистолярного жанра, да и как же иначе можно назвать великой поэтессы — Духа, Гения, одного из Орфеев Серебряного века?! В одном из них она писала, немного резко, но точно, ибо ее ум беспощадно — блестящий не мог иначе:» Почему Ваши письма настолько лучше Ваших стихов? Почему в письмах Вы богатый (сильный), а в стихах — бедный. Точно Вы нарочно изгоняете из своих стихов всего себя, все свое своеобразие — хотя бы своей беды, чтобы дать вообще-беду, общую беду: бедность. Почему Вы изгоняете все богатство своей беды и даете беду — бедную, вызывающую жалость, а не — зависть. (Не думайте, что меня обольщает на-меня-направленность Ваших писем — это во мне никогда ничего не предрешало — и — все стихи всё равно на меня направлены.) — Вам в стихах еще надо дорасти до себя-живого, который и старше и глубже и ярче и жарче того. Вы (живой) из близнецов: Кастора и Поллукса — тот близнец, которому отец — Зевес. МЦ» Вот такая планка роста. Оценка.Заданность стремления. Иначе Марина не могла. Не хотела. Не умела. Не считала нужным. Правильно не считала. Его исповедь ей на шестнадцати листах о детстве, юности, болезни (преследовал туберкулез — открытая, тяжелая форма) не сохранилась, утрачена как и почти вся его эпистолярия, но в одном из ее ответных и длинных писем есть и такие слова об его искренности, жадной, отчаянной: «И опять возвращаюсь к письмам и стихам. Слейте. Берите из себя письменного (не из писем, а из того, кто — или верней: что их в Вас) пишет. Отождествите поэта с человеком. Не заставляйте поэта говорить ни жестче, ни презрительнее, ни горше, чем говорит человек (не когда с другими говорите, и м. б. даже — не когда со мною, а — с собою).» И он взял.. Он сумел. Горько, тонко, изящно.. Истинно. Его стихи после расставания с нею — письма иссякли, исчезли, как пересыхает в жару ручей — пленительны, точны, горьки, они вносят чаянную, ожидаемую зрелость в «парижские ноты» рифм поэта: Так мало надо, в общем, для любви, чем больше отдает, тем глубже и сильнее… лишь об одном молюсь и день и ночь: живи. А где и для кого тебе уже — виднее. *** Так от века уже повелось, чтоб одни притворялись и лгали, а другие им лгать помогали.. (беспощадно все видя насквозь) и все вместе любовью звалось… Рим. 1934 г.