Привет, Джо!
Мне нечего тебе сказать.
Признаюсь, что ни в себя, ни в бога я не верю настолько, чтобы заставить поверить хоть кого-то ещё. Он есть, я есть. И что? Ты ведь из тех, кто уже копнул на пару лопат глубже, и сам понимаешь насколько всё это иллюзорно. Сегодня особую цену приобретает умение красиво молчать и многозначительно смотреть. Что показывают? Да ничего нового.
Всё те же миллионы и миллионы граней одного.
Мне нечего тебе сказать.
Просто потому, что ты и сам способен задать любой вопрос и получить на него удобный тебе ответ. Это всё и без моих монологов висит, витает вокруг и насквозь, словно радиоволны, наполняет ищущее сознание вопросами и ответами. Я в этом всём — лишь ручка радиоприемника, неосторожно крутанув которую, можно за миг пролететь мимо десятков и сотен радиостанций. Ах, вот и она, моя любимая песня. Подпеваю. А завтра любимой будет другая и на другой волне. Но смысл остаётся прежним — ловлю то, что откликается и соответствует. И всё чаще хочется поймать тишину.
Мне нечего тебе сказать.
Уже более десяти лет прошло с тех пор, как тошнота подкатила к горлу от первых проблесков осознания бессмысленности всего действа. За прошедшее время этот повторяющийся спектакль порядком надоел, хотя актеры и декорации порой очень ловко менялись и выдавали мудрёные па. Тем временем, тошнота превратилась в перманентное состояние, а главной заботой стали попытки забыть об этом. Делай, чтобы жить; живи, чтобы делать. Зачем понадобились ещё какие-то цели и смыслы? Ничего лишнего. В этом замкнутом процессе их нет.
Мне нечего тебе сказать.
Человек здесь почему-то стремится стать королем и учителем для всех остальных, с удовольствием забывая о том, что у него самого уже есть этот незримый король. Король для короля. Да-да, это именно он сейчас нашёптывает, что таких амбиций стать королем совсем-совсем нет.
Это не про меня. Я — сама скромность, и хочу лишь безвозмездно помогать. Смотри, как я мило свечусь!
Но на всякий случай стоит построить забор повыше, повесить замок и предупреждение о злой собаке, чтобы выстраданное счастье не украли, а случайный прохожий не заметил надуманности постигнутой любви, нирваны и ещё чего-нибудь.
Мне нечего тебе сказать.
Иногда я ещё могу спуститься на землю из своих странствий, размышлений и переживаний, прийти и улыбнуться тому, что меня каким-то чудесным образом помнят и почему-то вдруг хотят видеть рядом.
— Эгегей, вот он я! Прости, что не такой как раньше. Да-да, ты и не хотел "как раньше", но всё-таки купил мороженное с ностальгическим названием на упаковке. Новое ведь уже всё не то.
И мы начинаем о чем-то говорить, и уже не о погоде и курсе рубля, как десять лет назад, а о чем-то гораздо более глубоком. Теперь мы не машем пальчиками и не жмём руки, а обнимаемся. Говорят, что так ближе к сердцу. В этом мире одинаковых человеческих стремлений мы почему-то остаёмся одиноки, и лишь иногда кто-то выпрыгивает из толпы, чтобы станцевать эту партию вместе со мной.
— Привет! Чем я могу тебе помочь?
— Да ни чем, просто будь. Просто танцуй, классный же трек!
Мне нечего тебе сказать.
Потому что всё, что я мог бы сказать, ты не готов услышать. Ты и сам едва держишь в узде свою хлюпкую, выстроенную за годы мучений и поисков, реальность. Ладно, пусть будет так. А всё, что я говорю, предназначено лишь мне самому. Такое вот радио. Сам пою, сам танцую. Завтра в это же время, но на другой волне. Приводи друзей.