Детские годы закладывают в каждом ребёнке добро или озлобление, в зависимости, что ему было привито, какие поступки ребёнок наблюдал. мы часто не обращаем внимания, когда дети давят сандалиями жуков, отрывают крылья бабочкам, кидают палки или камни в кошек бездомных и собак, ломают ветки деревьям. Мы, взрослые, стараемся не обращать на эти "мелочи" внимания, а в ребёнке формируется характер, бережное или равнодушное отношение ко всему живому. Ещё Горький писал, что надо опасаться равнодушных людей, ибо с их подачи распространяется зло на Земле. бережное отношение, доброта и сострадание делают человека - Человеком.
Тарзан
Весна была затяжная. В воздухе уже слегка пахло оттепелью. Пригревая, солнце топило залежалый снег, и он, освобождаясь, превращался в мутные звонкие ручейки, бежал навстречу весне, радуясь свободе. Набегавшие облака прикрывали светило, словно прозрачной шторкой, и тусклые лучи этого великана грустно глядели на раскисшую землю. Зима никак не хотела сдаваться. По ночам её холодное дыхание проникало в каждый уголок, вновь заявляя о своей силе, задерживаясь на второй день до обеда.
Вот таким пасмурным и холодным утром Галинка услышала возле ворот жалкое поскуливание. К утру в доме стало прохладно, и она вышла за дровами, чтобы растопить печь. Занятые хозяйством, родители доверяли дочери вскипятить чай. Ей уже исполнилось семь лет, а для деревенской девочки сделать это совсем нетрудно.
Хозяюшка открыла тяжелые ворота двухметровой высоты и увидела маленького щенка. Ему было около месяца, не больше. От голода и холода он скулил, не надеясь на сострадание. Грязная и худая, неопределенного цвета, собачонка сидела прямо в луже. Её трясло.
– Куть, куть, куть, – позвала её девочка во двор.
Не веря своим ушам, щенок попытался встать на ноги, но правая задняя лапка не слушалась: то ли от холода, то ли отбил кто. С трудом, ковыляя, шатаясь и махая своим облезлым хвостиком, малыш вошёл во двор. Маленькая хозяйка заперла ворота и побежала в дом за молоком. Налила ещё тёплое, не остывшее от утренней дойки, и в консервной баночке вынесла щенку. Тот жадно припал к молоку, давясь и захлебываясь, допил его и тут же, не успев отойти от банки, сходил в туалет маленькими червячками. В это время вошёл во двор отец Галинки, который только что почистил загон поросят. Увидев такую картину, он брезгливо отпихнул ногой малыша к воротам и недовольно сказал:
– Пошёл, пошёл отсюда! – и, уже обращаясь к дочери, строго добавил, – зачем всякую живность в дом тащишь?! До каких пор ты всех вшивых котят и глистных щенят будешь привечать? Сама хочешь заразиться? – и он вытолкал трясущегося щенка за ворота.
Собачонка, вжавшись в забор, боялась даже скулить.
У Галинки в глазах стояли слезы. Дождавшись момента, когда отец зайдёт в дом, выглянув за ворота, она с сочувствием прошептала:
– Ты потерпи, я потом приду за тобой.
За завтраком Алексей Егорович брезгливо рассказал жене о щенке, и строго глянув на дочь, заключил:
– Смотри, увижу ещё раз, что ты этого уродца привечаешь, рассержусь! – и, обратившись к жене, заключил: – Сделай ей профилактику против глистов, она же чуть не целовалась с этим убожеством.
Мать пытливо посмотрела на Галинку и увидела, что у той слёзы вот-вот польются ручьём.
– Хватит тебе, отец, а профилактику и правда надо сделать, мало ли…
У девочки от ужаса увеличились глаза, она смотрела на маму, не веря в эту угрозу. Заступница помнила эту профилактику, когда мама время от времени делала ей клизму из чесночного настоя. Такой «экзекуции» в деревне подвергали всех детей, очищая кишечник от инфекции, занесённой немытыми овощами и фруктами, или грязными руками, когда дети хватали хлеб, чтобы быстро перекусить, убегая вновь на улицу.
– Тебе очень жалко щенка? – спросила Анна, кода они остались вдвоём.
Галинка подняла глаза полные слёз, и с надеждой посмотрела на неё. Слёзы горячими струйками потекли по щекам, девочка поспешно вытирала их ладошками. В комнату заглянул лучик солнышка, весело пробежавшись по столу, метнулся к хозяйке и замер у неё чуть выше подбородка. Женщина отёрла лицо рукой, будто стараясь сбросить луч. Она пересела на другой стул, а луч, облизав ей глаза, распластался на всём лице хозяйки дома.
– Фу, ты, окаянный! – она снова пересела на прежнее место и, улыбнувшись дочери, ободряюще заговорила, – я тебе разрешу общаться со щенком, если ты будешь мыть руки после общения с ним, но профилактику тебе я всё же сделаю.
У дочери от радости высохли слёзы, и она с благодарностью кивнула матери. Ради щенка Галинка была готова на всё.
– Возьми каши и кусочек хлеба, покорми своего подопечного, – разрешила Анна. Она встала из-за стола и, разговаривая сама с собой: – Кто же будет помогать им, если не человек? – убирая в таз с водой посуду.
Выбежав за ворота, девочка увидела, что щенок лежит на земле возле забора. Малыш будто понял слова маленькой хозяйки, терпеливо дожидаясь её у ворот. Он дрожал всем своим худым тельцем, и когда девочка решила его поднять на руки, жалобно заскулил, пытаясь лизнуть больную ножку. Щенок не мог наступать на неё из-за сильного вывиха. Галинка вдруг вспомнила про старое дерево с просторным дуплом, что находилось за огородами, в котором, она со своей подругой Верой частенько пряталась, чтобы посекретничать. Огромных размеров дерево, сваленное неизвестно когда и неизвестно кем, давно служило детворе. Ребятишки, лазая по нему, отполировали ствол до блеска. Правда, местами всё же оставалась кора, но по ней невозможно было определить его породу. Вот туда и отнесла Галинка щенка. Теперь нужно было заняться обустройством нового жилья: отыскав на чердаке старую фуфайку, хозяюшка постелила её в дупло, соорудив тёплую кровать для питомца.
Галинка отдавала ему свои лучшие кусочки мяса, носила косточки и молоко, верная подруга Вера помогала во всём. Щенок жадно всё съедал, но поправлялся медленно. Однажды, наблюдая, как щенок поедал очередную порцию, подружки решили сделать ему чесночную профилактику, точно такую же, какую им делали мамы: накрошили в кружку два зубчика чеснока, залили кипятком, закрыли крышкой, дав настояться, и этой водичкой сделали ему клизму. Бедный щенок так скулил, бегая вокруг дерева, что напугал стаю воробушек, облюбовавших ветку на соседнем дереве. Птахи будто наблюдали за происходящим. После громогласного визга собачонки, они дружно вспорхнули, но покружившись в воздухе, уселись на то же дерево, только повыше от земли. Питомец залез в кусты, и долго оттуда не показывался. Девчата ещё два раза проделали ему эту экзекуцию, и кишечник щенка становился чище после каждой такой процедуры. Малыш поправлялся. Он уже стоял на всех четырёх лапах, уверенно носился за воробьями, стараясь достать их в очередном прыжке. Птахи весело щебетали, будто смеялись над неудачными попытками собачонки. Они настолько осмелели, что садились на его обеденную чашку, помогая уничтожать очередную порцию супа или каши. Пёсик не обращал на них внимания, занятый своим каким-нибудь важным делом. Он отличался миролюбивым характером, что позволяло ему делиться съестным без злобы и агрессии, и только когда воробьишки совсем теряли страх, садясь к нему на морду, он беззлобно рычал. Щенок со временем стал гладеньким и вполне упитанным.
Время бежало незаметно. Промелькнула летняя цветочная пора, пора ягод и грибов, всевозможных игр. Галинкин питомец участвовал во всех баталиях ребят. Особенно он любил лапту. Пёсик громко лаял, подпрыгивая за мячом, и если ему удавалось ухватить отлетевший мяч, он долго не отдавал его, зажимая попавшийся трофей между лап, рыча и настороженно поглядывая на ребят. Но стоило Галинке крикнуть «Тарзан, отдай!», малыш тут же отпускал мяч и с виноватым выражением бежал к своей хозяюшке, пытаясь лизнуть хотя бы её руку.
– Он у тебя настоящий Тарзан: и прыгает высоко, и живёт в дереве, – смеялись ребята.
Кличка Тарзан понравилась не только Галинке, но и её верному другу. Он несся во всю прыть на зов своей спасительницы, подпрыгивая, стараясь её обязательно лизнуть в благодарность за своё счастливое детство.
Тарзан, как и все дети, рос веселым и беззаботным, а главное – добрым. Он совсем забыл про свою обязанность – лаять. Только играя в мяч с детворой, с какими-то непонятыми возгласами, отдалённо напоминающими лай собаки, отвоевывал с азартным повизгиванием полюбившийся предмет.
– Тарзан! Ты что, не умеешь лаять? – с досадой спрашивала Галинка. – Скажи «гав», просила она. – Ну, Тарзанчик, пожалуйста!
Тарзан не понимал, чего от него хотят, ласковый голос убеждал, что его хвалят. Беспрестанно вертя хвостом, он старался лизнуть в лицо свою хозяйку. Стоило девочке сесть перед ним на корточки, он клал ей лапы на плечи, валил её своим упитанным телом, и уж тогда вволю отдавался любимому занятию. Закрыв лицо руками, она, хохоча, просила:
– Ну, Тарзанчик, не надо, отстань!
Мягкий голос хозяюшки завораживал пса, он давал ему право вставать передними лапами ей на грудь, стараясь с ещё большим вдохновением попасть языком в лицо, чувствуя, что хозяйке это нравится. Шерсть его отливала особенной рыжиной, а на боках красовались пятна, будто кто-то невзначай мазнул чёрной краской. Кончик хвоста и задние лапы были обуты в чёрные носочки.
– Тарзан, почему тебе не надели носочки на передние лапы, кто тебя обделил? – смеясь, спрашивала Галинка.
Заслышав смех, зверь кидался на неё всем своим телом, уже довольно большим. И начиналась возня, полюбившаяся обоим. Устав, пёс ложился рядом с хозяюшкой, положив свою голову на лапы, и смотрел на девочку немигающим любящим взглядом. Галинка гладила пса по голове, и теплота разливалась по её телу. Она чувствовала, что и Тарзан объят каким-то смирением, даже покорностью. В такие минуты он только вздыхал, закрывая от удовольствия глаза.
Пёс носился по деревне как угорелый, пугая кур, уток, хотя на них он не обращал никакого внимания. Так, для баловства, загонит какую-нибудь курицу на забор и наблюдает, как она кудахчет от страха на всю округу. Тарзан пробовал себя во всём: и в детских играх, и в купании, и в лазании по канавам вместе с детворой. Он стал неотъемлемой частью их жизни – беззаботной и весёлой. Игруна знали и любили все ребятишки, и завидовали Галинке, их обоюдной верности и любви. Стоило ей его окликнуть, пёс бросал самые занимательные дела и во весь опор летел на зов.
В соседнем дворе жила злющая собака Пальма. День и ночь её злой лай разносился по деревне. Тарзан часто подходил к забору соседей и подолгу стоял: то ли нюхая, то ли слушая охранника дома. Однажды Пальма отвязалась и выбежала на улицу, а там стоял трёхлетний малыш и что-то сосредоточенно вытаскивал из кармана. Пухлая ручонка никак не позволяла вынуть содержимое. Собака с грозным лаем кинулась к нему. Наперерез мчался Тарзан. Не добежав до малыша примерно метр, замер. Остановилась и Пальма. Немного постояв, собака развернулась и убежала в дом, а Тарзан умчался по своим делам, так ни разу не гавкнув. Малыш ничего не подозревая, продолжал вынимать из кармана штанишек сладкую конфету.
Отец Галинки уже давно знал про Тарзана, но разговора о нём не заводил. Иногда, будто ненароком, он отодвигал от себя нетронутую косточку с мясом и выходил из-за стола, не проронив ни слова. Галинка с благодарностью относила её Тарзану, приговаривая: «Лакомство тебе тятя передал. Он почему-то сердится на тебя, но, по-моему, ты ему нравишься». Тарзан, как благодарный слушатель, смотрел влюблено и преданно на хозяйку, пока та говорила, хотя ему очень хотелось поскорее съесть косточку. Воробьишки уже копошились на нижней ветке, надеясь на очередную порцию обеда.
– Тарзан, ты у меня какой-то непонятный пёс, делишься едой с воробьями, ты собака или нет? – питомец добродушно смотрел в глаза спасительницы, постоянно заглатывая слюну. Девочка поспешно отходила и наблюдала, как воробьи бессовестно окружали чашку, садились псу на морду, прыгали по спине, слетая к чашке, стараясь отщипнуть от съестного. Только когда Тарзан начинал рычать, будто ворча, они на время взлетали, их возмущённый щебет разносился по округе. Пёс не подпускал воробьёв, пока не съедал своё лакомство. Он ложился на траву и наблюдал, как птахи дрались в миске за свой обед. Галинка садилась рядом с ним и гладила своего добродушного друга.
Выкапывать по осени картошку в огороде помогал и вездесущий Тарзан. Он видел, что его любимая кормилица копалась в земле. Четвероногий друг не хотел отставать от участия в этой игре и усердно передними лапами рыл землю где попало.
– Молодчина! – смеясь, говорила Анна Михайловна, поглядывая лукаво на мужа.
Тарзану нравилась похвала. Определив, что его хвалит старшая хозяйка, он весело мчался к ней, весь перепачканный землей. С разбегу, налетев на женщину, опирался на её плечи передними ногами, старался лизнуть её в лицо.
– Да уймись ты, окаянный! – смеялась та. – Вот чумной, вымазал всю меня землёй!
Но только стоило хозяину сказать: «Чего расшумелся?» – весёлость Тарзана сразу пропадала, и он виновато трусил к любимой Галинке. Заглядывая ей в глаза, он ждал одобрения и любви, и стоило ей дотронуться до него и сказать: «Не грусти, всё хорошо!» – Тарзан забывал всю нелюбовь хозяина, которую чувствовал на расстоянии. Пёс никогда не подходил к нему, даже когда тот подзывал его. Непонятно почему: то ли помнил, как глава семьи выгнал его маленьким, то ли действительно чувствовал неприязнь.
Пришла зима, суровая и снежная. Галинка утеплила дупло – жилище Тарзана, натаскав в него бараньей шерсти. Мама спохватилась:
– Куда шерсть у меня исчезает? Вчера только принесла в сени целую охапку, а половины уже нет! – сокрушалась она, поглядывая на дочь, – Тарзану отнесла? – уже строже спросила мать.
– На улице вон как холодно, – пролепетала с надеждой девочка.
– Что же ты не спросила у меня, а тайно унесла, вроде как украла? – пытала она дочь.
Галинка сразу напугалась этого страшного слова «украла» и замотала головой. В глазах заблестели слёзы от обиды и стыда. Она вспомнила, как однажды принесла домой десять рублей, которые нашла у кинотеатра. Мать, занятая своими делами, не сразу обратила внимание на возбужденную дочь, а счастливая Галинка мечтала на них купить лимонаду, семечек, конфет и всяких сладостей. Ей казалось, что у неё целое состояние! И вдруг мать вечером перед сном спросила:
– Дочь, ты случайно не заболела? Что-то ты вся красная!
Счастливая дочь показала ей десять рублей.
– Ты где их взяла? – строго произнесла Анна.
По её тону, по ощутимому волнению мамы, Галинка поняла, что сделала что-то ужасное.
– Я их нашла, – испуганно проговорила девочка, – возле кинотеатра.
– Одевайся! – с какой-то болью воскликнула та.
До кинотеатра шли молча. Уже стемнело, и Галинке не так было стыдно, что её как воровку ведут на место преступления. Положив десять рублей на прежнее место, они зашагали обратно.
– Стыдно, дочка, а если у человека больше не было денег, кроме этих десяти рублей? – печально выговаривала мама. – Может, он уже приходил их искать?
У девочки по щекам катились горячие слезы. Если бы мама кричала на неё, даже ударила, было бы не так стыдно, а она говорила тихо и печально. – Соблазн всегда есть, но если понимать, что тебя просто проверяет сама…, – она не успела договорить, дочь воскликнула:
– Кто проверяет? – по её голосу, мать догадалась, что девочка плачет.
– Жизнь проверяет, такие ситуации дают человеку для проверки его совести. Ведь не ты положила туда деньги, значит, не тебе их и брать. Ладно, не расстраивайся, я понимаю, – обняв дочь, тихо прошептала она, – я верю, что ты просто не подумала. Ведь так? – спросила мать ещё тише.
И от срывающегося маминого голоса, от её боли, сердце девочки захлестнула такая волна стыда, что Галинка заревела в голос. Они долго тогда говорили о достоинстве человека.
– Если ты причинила человеку боль, даже случайно, постарайся исправить дело. Слово «прости» остудит эту боль, но след всё равно останется в сердце. Наша память – надёжное хранилище всех слов и поступков. Старайся, чтобы тебя помнили добром. Зло прилипчивое и, если в сердце есть ему место, оно закрадывается так глубоко, что выгнать его потом, будет довольно трудно. Не открывай ему своё сердечко, если протягиваешь руку за чужим, знай, что своё добро оставила открытым, но не всегда им воспользуется добрый человек, и вырастает зло до определённых размеров, разве это правильно? – ласково задала мать вопрос...
И вот опять. Девочка собрала все своё мужество и смело посмотрела маме в глаза:
– Я не успела тебе рассказать. Тебя просто не было. На улице так холодно, а Тарзан там один… – слёзы потекли непрерывным потоком.
– Да у него у самого такая шуба, что никакой мороз не страшен! – улыбаясь, сказала мама. – Но это хорошо, что ты не забываешь о друге. Нельзя быть добрым в одном месте, а в другом навредить самому себе. Надо и к себе допускать добро.
Галинка кинулась к ней, прижалась и замерла от благодарности.
Сибирская зима с метелями да морозами то затихала, то опять набрасывалась обильными снегопадами и вьюгами. В магазин за хлебом приходилось идти чуть ли не через всю деревню. Девочка брала санки, совмещая приятное с полезным. Как-то возвращаясь из магазина, она увидела Тарзана, мчавшегося к ней со всех ног. Налетев на хозяйку и сбросив её с саней, радостно порыкивая, Тарзан вывалял девочку в снегу. Возвращались вместе. Солнце светило ярче, мороз не сильно кусался, потому что рядом был настоящий Друг. От общения друзья ощущали полное блаженство.
– Тарзанчик, я часто вспоминаю тот день, когда ты пришёл к нашему дому! – девочка ласково потрепала пса по загривку, – а если бы ты ушёл к другим людям? – опустившись на колени, хозяюшка обняла собаку.
Тарзан подождал немного, лизнув ей щёку, он уткнулся спасительнице в плечо. Галинке казалось, что пёс понял, о чём она ему говорила. В порыве благодарности, отломив большой кусок хлеба, она протянула собаке. Осторожно понюхав лакомство, зверь лизнул хозяйку.
– Ты не хочешь есть? – девочка удивлённо уставилась на друга.
Тарзан выжидательно смотрел на неё, будто ждал очередного вопроса.
– Думаешь, что меня будут ругать за отломленный кусок? Не будут! Ешь! – пёс подождал немного, прислушиваясь к голосу хозяйки, и убедившись, что она весела, одним махом проглотил хлеб. Он фыркал, когда снег попадал в нос и смахивал его лапой. – Тарзан, ты что чихаешь? – пёс кидался на хозяюшку, свалив её с ног, пока та не начинала кричать – «помогите!»
Люди с улыбкой обходили эту парочку, зная их обоюдную привязанность.
Придя домой, Галинка сменила на санках веревку, привязав намного длиннее. В следующий раз из магазина её вез Тарзан. С тех пор любимый и преданный пёс часто катал свою маленькую хозяйку. Как-то за обедом Алексей Егорович стал подробно расспрашивать о Тарзане.
– пёс таким телёнком стал! Здоровенный, упитанный! Это всё ты его подкармливаешь? – полустрого, полушутя спросил отец.
Галинка не понимала, куда он клонит. В доме давно не было собаки, предыдущая Лайка умерла от болезни, а отец никак не мог подобрать ей замену. Он всё ещё любил и помнил бывшую старожилу дома.
– Мальчишки затеяли возню, – рассказывал он, – кинули палкой в собак, что носились по деревне, так твой Тарзан бросился на них с таким лаем, что я не поверил поначалу – он ли это?! – говорил увлечённо отец. – Не терпит злобных, это хорошо. Взять, что ли, его в дом?
– Тятечка, возьми! – кинулась к нему дочь. – Он очень хороший и добрый!
– Зачем мне его доброта, мне надо, чтобы собака дом охраняла, – отрезал отец. – Ладно, веди его.
Счастливая Галинка выбежала из дома и кинулась на поиски друга. Но как назло, его нигде не было. В этот день она не нашла четвероногого друга. Только на следующий день, под вечер, девочка увидела его в кругу собак.
– Тарзан, ко мне! – волнуясь, позвала она беглеца.
Тот остановился, долго смотрел на свою хозяйку, и уже было кинулся за остальными собаками, как услышал снова призывный голос.
– Тарзан, Тарзан, ко мне! – кричала девочка и бежала к нему навстречу.
Нехотя развернувшись, ещё раз с завистью бросил взгляд на своих сородичей и Тарзан побежал на зов хозяйки. Твердая поступь, широкая грудь, спокойные добрые глаза и серьёзное их выражение говорили о том, что перед Галинкой стоял взрослый и умный пёс. В нём не было игривости, и только хвост выдавал его приветливое расположение.
– Ты почему меня не слушаешься? – обиженно выговаривала она. – Я зову, зову тебя, а ты не слышишь? Больше любишь своих собак?!
И тут ей стало неловко. Ведь и она не всегда играла только с ним, её тоже тянуло к своим друзьям. Девочка почувствовала, что если сейчас не проявить строгость, Тарзан может убежать от неё навсегда.
– Ты почему такой неблагодарный? – как можно строже спросила она. – Так и будешь носиться бездомным? У каждого должен быть свой дом! – распалялась она, – тебя тятя зовёт, хочет, чтобы ты был нашим, понимаешь?
Тарзан прижал уши, поняв, что его любимица сердится. Он подошёл к хозяйке и уткнулся ей в руку мордой, прося прощения. У девочки сжалось сердце от жалости, но она поняла, что выбрала правильный тон, разговаривая с этим, уже выросшим зверем.
– А ну, проводи меня домой! Пошли, пошли, – уже более миролюбиво проговорила Галинка, держа его за загривок.
Тарзан понял, что ему надо идти. Он с тоской оглянулся на сородичей, которых и след давно простыл, и послушно отправился за девочкой, ведь он всё-таки считал её своей хозяйкой. Зверь был благодарным псом! Мела позёмка, зализывая обочины дороги, наваливаясь на них извилистой белой полосой.
В сердце к Галинке пришла весна, настроение, как весенний цветок расцвело в груди: отец всё же решил взять Тарзана! И пёс её послушался, пошёл с ней домой, хотя был уже самостоятельным и большим. Кругом была такая красота, что захватывало дух. Снег белым ковром прикрыл всю черноту и грязь, что развела осень. Нарядил в белые шапочки крыши домов, деревья и кустарники. Галинка любила наблюдать за обновлением пространства. Когда хлопьями летели огромные снежинки, девочке казалось, что это добрые волшебники на небесах колдуют и посылают на землю такие маленькие красивые и узорные салфеточки. А когда мела метель, Галинка представляла, что Дед Мороз спускается на землю, кружится, кружится (Земля то круглая), пока все круги не опишет, вот и кружится снег, вьюжит по всем дорогам. Или приходила на память сказка о Кае и Герде, и представлялась Снежная Королева, мчавшаяся на санях по снежному небосклону. Галинке нравилось смотреть на эти зимние хороводы из снежинок–салфеток, и она нисколько не боялась этой ледяной владычицы. Она любила смотреть на снежные вихри через маленький «глазок», проделанный в разрисованном узорами стекле. Этот «танец» завораживал, и она без отрыва сидела возле окна, пока мать или отец не оторвут дочь от этого занятия. «Что там можно увидеть? – недовольно ворчал отец, – понимаю, было бы лето! Галина, примёрзнешь».
Девочка вздрагивала и поспешно отходила от окна. И только наедине с собой, восстановив в памяти вихревой танец, раскинув руки, мечтательница кружилась и кружилась, как маленькая ажурная салфеточка. Вот и сейчас хороводный танец зимы набирал обороты: он, то стелился по дороге, то взлетал ввысь, цепляясь за накрахмаленные ветки, сбивая с них ажурные рукавички.
Привязанный Тарзан заскучал. Первые три дня он отказывался от пищи. Девочка не отходила от него, убеждая, что ему так будет лучше. В домике-будке она навела порядок, застелив ему тёплую постель. Тарзана ничего не радовало, даже надоедливые воробьи не привлекали его внимание. Они налетали на чашку, беспрестанно чирикая, будто споря, кто должен подкрепиться первым, а кому надо и подождать. Стайка прилетела к дому на второй день заточения Тарзана, и улетала на свободу лишь на небольшое время. Некоторые их них топтались на крыше будки, самые смелые толпились у её входа, словно здороваясь с хозяином нового теремочка, не опасаясь его острых зубов. Тарзан привык к вольной жизни и не понимал, за что его наказали, привязав цепью. Ему снилась постель в его дупле, где он провёл своё самое счастливое время. На четвёртый день пёс понял, что вольной жизни пришёл конец, и, нехотя отогнав пернатых, чуть поев, удалился в конуру. Он не радовался ничему: ни своей хозяйке, всё крутившейся возле него; ни старшей хозяйке, благосклонно относящейся к нему; ни хозяину, которого он старался не замечать.
Прошло две недели. Тарзан по-прежнему безучастно относился ко всему. Галинка, обняв пленника, нашёптывала ему ласковые слова, чувствуя себя немного виноватой.
– Ну, Тарзанчик, не грусти, пожалуйста, – говорила она сквозь слёзы, – вот увидишь, ты привыкнешь, и всё будет хорошо. Это навсегда теперь твой дом, понимаешь? – с надеждой задавала она ему вопрос.
Тарзан видел, что его хозяйка опечалена, как и он. Лизнув её по-братски для утешения, пёс снова закрывал глаза, погружаясь в свои собачьи думы и воспоминания. Воробьи усаживались на него и замирали в тепле и тишине.
– Толку от него не будет, – как-то вечером сказал Алексей Егорович. – Придётся выгонять. Ну что за сторож? Хоть кто заходит, он не реагирует! – досадовал хозяин, – воробьи по нему пешком ходят, скоро на нём гнёзда будут вить, а ему хоть бы хны! Что за пёс?!
– Тарзан никак не привыкнет, – заступаясь за друга, тихо проговорила дочь. – Надо потерпеть, он уже почти свыкся со своим положением.
Она сама надеялась на это. Ей было страшно от одной мысли, что её Тарзан может убежать к своим сородичам, и она потеряет с ним всякую связь. Девочка чувствовала, что Тарзан уже не тот, каким был когда-то. Она вынесла ему ужин и с обидой накинулась на друга:
– Глупый, глупый Тарзан! Неужели ты не понимаешь, что тебя выгонят, если ты не будешь защищать дом? Тебе хочется быть подальше от меня? Ну и беги! – кричала она сквозь слёзы на ничего не понимающего пса.
На улице слегка вьюжило. Тусклый диск солнца, спрятанный за белой бахромой, иногда прорывался, и приходило ощущение какого-то зимнего праздника, как будто наступил бал метельной зимы. Снежное утро завораживало. Галинка давно проснулась и стоя у окна, наблюдала за сменой погоды. Алексей Егорович ушёл чистить снег и должен был принести дров на растопку печи, но что-то его задержало. Девочка не понимала, почему у неё с утра не было никакого настроения. Ссора с Тарзаном, слова отца – всё перемешалось, и её сердечко тревожно колотилось.
– Да что он там застрял?! – услышала она голос матери. – Куда с дровами-то провалился? – ворчала жена на мужа.
У Галинки непонятно от чего перехватило дыхание. Быстро одевшись, она вышла во двор, следом за дочерью вышла мать.
– Ты что, Тарзан? – услышали они просящий голос Алексея, – я же твой хозяин!
Открыв дверь, они увидели довольно смешную картину: мужчина лежал на земле, вокруг были разбросаны дрова, но одно полено осталось в руке Алексея Егоровича. Тарзан передними лапами стоял на груди хозяина и рычал при малейшем его движении.
– Тарзан, назад! – Галинка кинулась к зверю и оттащила упирающегося и недовольного пса.
Хозяин дома собрал поленья и молча зашёл в дом. Растопили печь, вскипятили чай, и уже за завтраком он рассказал:
– Набрал я поленьев, а Тарзан вылез из будки и идёт ко мне. Я ему и сказал, что он глупый лентяй, что я его прогоню со двора. И замахнулся на него поленом. Он как бес бросился на меня, свалил и придавил к земле, не давая и слова сказать. Рычит, как чёрт, – уже смеясь, довольно закончил Алексей.
Почему чёрт рычит, было непонятно, но ясно одно: отец доволен. – Хороший пёс, продолжал он с теплотой в голосе, – гордый! Это хорошо! Ничего, привыкнет, будет хорошим сторожем.
Галинка ликовала! Наспех одевшись, выскочила во двор и, обняв своего друга, весело рассмеялась:
– Ай да Тарзан, ай да молодец! Ты здорово тятю напугал!
Тарзан и правда стал настоящим стражем дома. Он впускал всех, кто хотел войти в дом, не подавая даже вида, что обращает на входящего внимание. Копошащиеся на нём воробьи убеждали пришедшего, что ему нечего опасаться. Но выйти из дома без хозяев никто не мог. Пёс спокойно подбегал и, оскалив зубы (а у него были огромные, внушительные клыки), рычал до тех пор, пока гость не прятался в доме. И не проявлял никакого интереса, когда посетителей провожал кто-нибудь из семьи.
– Я же тебе говорила, что всё будет хорошо! – весело смеясь и обнимая Тарзана, ворковала Галинка, – ты теперь член нашей семьи, и я счастлива от такого прибавления в семействе!