Графоман Пантюшкин задумал написать эпическую поэму о деревне и обессмертить свое имя. Остаться, так сказать, в анналах. Ушибленный этой мыслью, он сгреб немногочисленные пожитки в походный рюкзачок, чмокнул сонную жену в лоб и отбыл в глушь.
В забытой богом деревеньке с романтичным названием «Пупы», Пантюшкин несколько дней вдохновлялся самогоном в компании крепкого деда Михея. Михей говорил мало, но по существу. В основном, короткими тостами. Пантюшкин закусывал сорванным с огорода огурцом и бормотал что-то про облака и шумливые кроны берез. Однако, возвращение из города суровой супруги деда положило вдохновению конец.
Пантюшкин остался один, мучимый мрачным похмельем и голодом. Немногочисленные деньги таяли, словно дым. Дед Михей, застав графомана за кражей огурцов в ночи, пригрозил зарядом соли в место пониже спины и оторвать яйца. Пантюшкин здраво рассудил, что с солью он еще как-нибудь проживет, а вот без яиц будет тоскливо.
Совсем уже отчаялся графоман. Поэма не писалась, муза сложила анорексичные крылья, солнце припекало и без того дурную голову. Лежа в луговой траве и пожевывая лист одуванчика, Пантюшкин утешал себя тем, что в страданиях человек укрепляется, и жизненный опыт такого рода необходим любому уважающему себя поэту. И вдруг увидал ее. Белоснежную, крупную и очень аппетитную птицу.
-Как мимолетное виденье, как гений чистой красоты! -облизнулась поникшая было муза.
Гусь прохаживался неподалеку и совершенно графомана не боялся. Пантюшкин, сглатывая слюну, гнал от себя нелестное сравнение со стариком Паниковским. Дождавшись, когда ничего не подозревающий гусь подойдет поближе, графоман бросился вперед и накрыл птицу хилым телом. Гусь хлопал крыльями, кусался и вопил о помощи. Озверевший от голода Пантюшкин готов был перегрызть гусиную шею, но ухватить зубами не мог.
— Ах ты гад! — подбежавшая на крики домашнего питомца бабка со всей силы стеганула Пантюшкина хворостиной по спине.
Графоман взревел и разжал объятия. Гусь, почувствовав свободу и поддержку хозяйки, долбанул его клювом по макушке и, усевшись неподалеку, принялся чистить перья.
Напрасно Пантюшкин объяснял вредной старухе, что он поэт и ловил птицу лишь затем, чтобы дернуть из хвоста пару перьев, дабы при свете лучины прославлять деревню, подобно классикам. Бабка от литературы была далека, зато с хворостиной управлялась мастерски.
Дед Михей, пожалев Пантюшкина, смазал кровоточащие раны зеленкой, налил сто грамм, дал бутерброд с салом, подарил денег на билет и отвез на вокзал в кузове старого грузовика.
Дома Пантюшкин немедленно влез в интернет и написал полный жгучей ненависти и страдания пост о деревне. Его жалели и комментировали активно.
Изображение mordilla-net с сайта Pixabay