Я вышла в туалет, благо там еще никого не было, начла делать дыхательные упражнения, потом качать головой, потом постучала пальцами по затылку, пытаясь услышать «небесные барабаны» и вдруг ощутила, реально легчает! Так это, спокойненько и плавно меня отпускают никем не изведанные душевные муки невообразимых, трагическо-драматических открытий. Мой мир, такой уютный, в котором я жила рушился. На него подняла свой сермяжный сапог правда-матка, а может и правдец-отец. Но слезы, сопли, сдавленные крики и стоны, а так же желания рвать и метать, все клочки этих чувств спакойненько разместились по закоулочкам моих чувственных складов, ожидая вызова.
Вернувшись за стол, я обнаружила на нем, неожиданно, как ту серебряную монету, излучавший сияние, лежавший пропуск - приглашение, весь в вензелях и печатях. Как будто, это был пропуск и для меня, за стену моих личных переживаний, за стену руды разрушенных и не разрушенных иллюзий, в тишину. А лежащий на столе пропуск давал еще и шанс на будущее, на фуршет. Все знаменитости или значительная их часть, мои мечты или что там еще, вчера наговорила Ай всемогущему Виктору Семеновичу. Только теперь, когда эта невероятная игра, которую затеяла Ай обернулась явью, выходя из зоны вздохов, стрессов и пр. личной жизни, я поняла – «Вот встряла!».
Думать, или даже говорить кому-нибудь, кто ни черта не понимает в журналистике, что ты супер-пупер «акула пера», матерая журналюга, современная Тэффи, что ты можешь кропать шедевры, а тебе просто не дают, тебя не ценят, придираются – это одно, но поднять настоящую тему, да еще такого масштаба совсем другое.
О каждом из этих теноров и контральто писано, переписано, причем на доброй сотне языков по всему миру. Нужно сказать что-то новое, необычное, чтобы любая баба Катя, щелкая на кухне семечки, впала в читабельное упоение от моих откровений о певцах. Хочется написать так, чтобы любой дядя Вася в перерыве между сменами под пирожки, прочел мои культурные изыски, перед тем как с этой статьей сходить в туалет, и расхотел идти, а потом у него отобрал ее слесарь Петров и прочитав про тенора Ковальджини, пел не только в туалете, но и на рабочем месте, и, оставшись после работы два этих, знаменитых на весь ЖЭК сантехника, спорили, ныряя в очередной забитый унитаз тети Кати, а сможет или нет спеть тот тенор арию Верди. Или там с утра преподаватели вокала в консерватории спрашивали друг друга: «А Вы читали в Новой газете про Домиания? Оказывается, вот он, такой… »
Этот треп волной прошел по моему статическому мозгу и упал в позвоночник, и, видимо найдя отверстие, просочится в таз. Но что делать? Заболеть? Не пойти? Вообще, это Ай придумала! Пусть и выкручивается! Второй эмоционально-вопросительный вал пал на мой уже начавший размягчаться мозг. Внутренний спор начал меня поглощать. Я глянула на лист. – «ОСТАНОВИСЬ!» - там висело это магическое слово. Я бы разревелась, отгрызла себе локти и заодно коленки, я бы искусала собственную задницу, если бы это помогло найти выход из этого положения. Я достала сумочку в поисках платка, но наткнулась на монету. Она, казалось, сама скользнула в руку - рука, ладонь посередине опять нагрелась. Я стала дышать через лоб. Казалось, твердость монеты передалась мне, и особенно моему мозгу, он прекратил размягчаться как и мой дух. Я уставилась в отпечатанный лист. И подпрыгнула! Я сама своими руками, напечатала слова, как мне казалось, жизнеутверждающего девиза: «Пришло твое время - действуй!» - это явилось последней точкой в череде переживаний и внутренних споров.
Спустившись в бутики, на первый этаж, я купила зеленого чаю, печенья, шоколада и вновь поднявшись на лифте, подошла к дверям ответственного секретаря. На мой стук и появление он поднял голову из-за монитора и кивнул, что означало: «проходи, но не вздумай мне мешать».
Я мышкой, хотя вру, лисонькой, шмыгнула к тумбочке с чайником и чашками, включила что надо, протерла салфетками что нужно, положила, что было, и куда смогла. Запах жасмина и заваренного чая щекотал ноздри и я уже дважды зачем-то приподнимала подол своего достаточно скромного, достаточно стильного и достаточно заметного платья, пытаясь понять, какой дурак подрубал подол нитками, которые цепляются за колготки? В то же время обдумывая успех, и тактику своей миссии, когда ответственный секретарь, ответственно достучал клавиатуру до состояния полной ответственности, ответственно проверил текст и, возложив всю ответственность на электронику, потягиваясь, поправив очки, повернулся в мою сторону.
- Ну-с? С чем вы сегодня?
- С чаем-с - в тон ему ответила я. Китайцы на чай с жасмином переходят только летом, но мне так нравиться аромат, и так нравятся длинные китайские церемонии, - говоря это, я подала ему чашку, парящую ароматами какой-то там Сычуани, или еще какой-то провинции, хотя та провинция, о которой говорила Ай, начиналась не с «Сы», а как-то поприличней. Он аккуратно взял чашку, понюхал, блаженно улыбаясь, и даже чуть прижмурясь, превращаясь из ответственного секретаря в просто ответственного человека. И я, так сказать, «пошла на абордаж», как говорят старые «пираты пера».
- Вениамин Семенович, Вы мне вчера не совсем поверили, но я была искренней, в смысле осознание собственной никчемности. Моя заносчивость практически привела меня к тому, что я вот этим вот лицом, падаю в грязь общественного позора и порицания.
Он хохотнул, прихлебывая чай под печенюшку.
- Не удивляйтесь, пожалуйста, но я давно хотела написать что-нибудь стоящее, и не про городские проблемы защиты старушек от старости, а молодушек от молодости, резвушек от инвалидности, хотя искренне верю, что и про это надо писать.
Он уже веселился, или делал вид, но мне уже было все равно.
- Хотелось бы написать о чем-то высоком, чего так не хватает каждый день простым слесарям, токарям и домохозяйкам - про музыку, про оперу. Вы же знаете, наша администрация расстаралась и привезла самых голосистых оперативных певцов со всего, так сказать, света. Вот об них, голубчиках, я и размечталась что-нибудь накропать. Я вчера их послушала.
Он заинтересованно посмотрел на меня.
- А доступ к столь «прославленным телам» у Вас будет, или так хотите, как сейчас принято стало: пособирать чужие мысли и обороты, слухи, там?
- В том то и дело, что хочу потрогать, пощупать из чего они, может и пойму, но чувствую,- и я указала на свой пупок, повертев на этом месте платье, - может развязаться, от такого веса темы.
- Да я вижу, Вы серьезно взялись. Я знаю, шеф хотел договориться об эксклюзивных интервью, хоть об одном, но его отшили, у них там, оказывается и это в райдерах указано.
- Ладно, - в его глазах, а может в очках мелькнул игривый огонек - а вы готовы слушать таких старых, замшелых динозавров, как я?
- Клянусь! Зуб отдам, нет, вот эту коронку! Нет, правда, Вениамин Семенович, помогите! - доверительно склонила я голову.
- Ну что ж, как говорил бывший вождь бывшего мирового пролетариата, обращаясь к молодежи, - он встал, заложив одну рук, за жилетку, сняв очки и воздев руку в светлое будущее, при этом нацепив на голову кепку, лежащую поверх папок на углу стола и, картавя, голосом Владимира Ильича Ленина произнес, как с трибуны:
- Ну что ж, товарищи, - учиться, учиться и еще раз учиться!
- Всегда готова ! – вскочила я, со смехом, вскидывая руку в пионерском салюте.
- Жаль конечно, что Вы не Наденька, не Инесса, и в конце концов, не Леночка, я бы с Вами и сам еще поучился! - не выходя из роли, отечески проговорил мне вождь.
- А теперь за работу, товарищи!
Мы рассмеялись.
- Я просто обалдела! Вениамин Семенович, ущипните меня, а то какой-то сдвиг! Я не верю ни глазам, ни ушам, ни другим органам обоняния, - заявила я.
- Ха, а Вы думали, этот ответсек зануда, только и способен приставать к юным, одаренным, талантливым мадемуазелям и мадамам? «А Вы почему не сдали материал, а Вы опять нарушаете график выпуска» ?!
- Честно?! - улыбнулась я.
- Честно! - кивнул он.
-Честное -пречестное, до вчерашнего дня так и думала. А вчера меня что-то того. Решила никого не слушать, а рассмотреть, потрогать, так сказать, самой, вот и пришла.
- Ну и как вчера - потрогали? - глаза его сияли.
- Я просто стала сама рассматривать. И обалдеть - все не так! И я уже так совсем не могу думать, ни о Вас, ни о некоторых других людях в нашей редакции.
- Ну, я понял, что Вы меня и других в нашей редакции, таким образом, похвалили, - засмеялся он - давайте к вашему делу. Я прикинул, времени у меня, конечно, нет, но какие-то направления, для развития темы, я обозначу, Вы беретесь за очень сложное дело, да Вы, видимо, и сами уже почувствовали. Вам еще придется к кому-нибудь обратиться за помощью, ну, к Виктории Павловне, например. Я знаю, что у Вас с ней достаточно сложные служебные отношения, но вот тут, как раз и посмотрим, серьезно ли Ваше желание вырасти из своих "штанишек".
- У меня рейтузики, но поверьте, хочу, ой как хочу, и на все готова. Но Виктория Павловна… если у Вас есть хоть вот такая, маленькая, возможность - то замолвите за меня словечко, я действительно не представляю, как с ней взаимодействовать.
- Ладно, замолвлю, - усмехнулся он - а Вы тоже в какой-нибудь КВН-овской команде играли в универе?
- Пробовала, но всего один сезон. Отчислили, видимо, за бездарное самомнение и туповатость. Хотя я была самоотверженной.
- Хм. Если бы Вы учились в мое время, я бы оставил. Тогда я был капитаном команды на журфаке.
- Вот это да! Вот это действительно, тайна так тайна, – искренне удивилась я.
- Ладно, мадмуазель. Ваша клятва, как дамоклов хрен, то есть, меч, пробужденного от вековой спячки пролетариата, висит над Вами. За работу, товарищи! Пока наройте на них, то есть теноров и прочих, компромат. Все старье, какое можете. Через пару часов выкрою для тебя время.
Я улизнула. Непостижимо: жизнь, работа, явь, сон, правда, ложь, друзья, враги - все смешалось. Предатели, любимые, посторонние — Кто? Где? С кем? И сама я, в первую очередь. Почему я так думаю, почему я так говорю, почему я так делаю? Еще два дня назад, я была совершенно иной - иначе думала, иначе говорила и никогда бы не смогла совершить вот это все, все, что теперь нужно разгребать, хоть совковой лопатой, хоть граблями. Эти мысли залегли где-то среди выпуклостей и вмятин (как нас когда-то учили на биологии) серого вещества, которое у людей почему-то называется мозгом. А у меня оно называется…Хотя, я порой сомневалась уже, есть ли там что-нибудь, на самом деле, чему надо давать название.
Через пару часов поисков и находок на информационных свалках планеты я еще больше стала осознавать, что я не просто падаю в лужу, что я туда уже лечу всем фэйсом, «по самую биг роуз бэл». Хотя, наверное, не биг, все - таки, а так, средних размеров, бэл. Но от этого в этот момент легче не становилось.
Вениамин Семенович зашел точно через два часа, восхитив меня своей пунктуальностью и аккуратностью.
- Вижу, идет пар, торчат только уши. И вот вам подмога. Я был у главного, в смысле редактора, он одобрил Ваш проект. В следующих пяти номерах - по Вашей полосе!- он наслаждался эффектом.
Я просто шалела, но меня спасало, видимо, действительно, отсутствие всякого вещества в голове, иначе оно бы вытекло. Худшей новости невозможно было придумать для меня в этот день, и в этот час.
- Ну-с, - продолжил он - и Вы, голубушка, не верите пролетарским поэтам и писателям, что рожденный ползать летать не может.
- Мы, - в его голосе опять появилась картавость вождя бывшего пролетариата,- мы научим любую доярку, любую колхозницу. - глаза смеялись за очками, очки тоже.
Я сделала вид, что у меня немного отлегло, где-то здесь, в левой части груди, но на самом деле, все было не так, мне казалось, что там что-то тяжелое прилегло. Девчонки, из отдела, с любопытством поглядывали на нас. Ответсек ушел. Мне некогда было удовлетворять коллегиальное любопытство, так как, действительно, у меня "из ушей шел пар!" Зазвенел телефон, я поднесла трубку к уху, не вылезая из мировых сетей и услышала, вздрогнув, голос Ай.
- Ну как, ты готова?!
Готова? Я готова кричать: «во что ты меня втянула»! Мне дали пять полос в номерах. Для не особо одаренных в журналистике - это пять страниц!!! Я никогда толком не писала о музыке, меня с позором выпрут после того, как я дам первые материалы, и ни один красный уголок, ни одна жилконтора не позволит мне писать в свою стенгазету. Мне хана.
- Так! Остановись. Фуршет перенесли, он начнется раньше. Мой предмет у тебя с собой? – отрешенно, твердым голосом произнесла она.
- Какой предмет? Да о чем ты говоришь? - и Мария и Анна и все вместе уже готовы были кричать в трубку.
- Монета, - спокойненько ответила Ай, будто ее совершенно не касались мои отчаянные завывания.
- Со мной, но что от этого толку?
- Возьми ее в руку, а потом себя.
- А на фига, да при чем тут?.. - я продолжала молоть взволнованную чушь. Монета оказалась в моей ладони, я инстинктивно сжала ее.
- Стой! - с нажимом в голосе скомандовала Ай.
Тепло из монеты потекло в руку. Слова застряли в горле, я не могла их уже протолкнуть наружу.
- День твоей Великой Битвы уже настал, будь готова, будь достойна! Ты мечтала о ней, ты всю жизнь готовилась к ней, - ее заговорщицкий голос располагал, и казалось, впечатывался в моей голове.
Права защищены.