Однажды весной, когда я ходила в подготовительную группу детского сада, воспитательница Любовь Михайловна после обеда не отправила нас, как обычно, в спальню на тихий час, а усадила в группе на стульчики, окинула всех взглядом, как командир строй солдат, и велела:
– Так! Ручки на коленочки!
Мы с лучшей подружкой Сашей переглянулись. Такое лихое начало не предвещало нам ничего хорошего. Обычно это «ручки на коленочки» говорилось перед порядочной выволочкой. Я и Саша одновременно пожали плечами – нам было совершенно непонятно, за что нас сегодня будут ругать.
– А сейчас, – загадочно сказала Любовь Михайловна, когда все притихли, – я расскажу вам об одном подарке.
В группе стало ещё тише, хотя казалось, что тише быть не может. Ещё бы! Подарок! Это сладкое слово волновало наше воображение сильнее, чем разрешение воспитательницы покататься на лошадке с педалями. Потому что даже дурачок поймёт, что катание на детсадовской лошадке – это временное и короткое удовольствие, а подарок (если это не шоколадные конфеты, конечно) всегда будет твоим... Но оказалось, его ещё нужно заслужить. Это нас расстроило.
– Сегодня наша нянечка тётя Шура начнёт делать удивительную красоту, – объявила Любовь Михайловна. – И эту красоту мы подарим самому послушному ребёнку нашей группы в августе, когда будем провожать вас в первый класс.
Все сразу повернули головы в сторону тёти Шуры, кругленькой весёлой женщины с чёрными волосами, собранными в узел на затылке. Она приносила с кухни еду, мыла пол в группе, расстилала постели перед тихим часом. У неё это всё прекрасно получалось. Но что за красоту она может сделать?
Тётя Шура улыбнулась:
– Да, дети, пока вы будете спать, я начну делать вот такую шкатулку из открыток, – и она показала нам фотографию из журнала.
Это была самая красивая шкатулка, которую я видела в своей жизни. Прямоугольная, с фигурной объёмной крышкой, стоявшая на ножках, она была великолепна. Если не присматриваться специально, сразу и не догадаешься, что детали шкатулки вырезаны из обычных почтовых открыток.
– Ух, ты! – зазвучали восторженные возгласы.
Даже мальчики не остались равнодушными к шкатулке.
– Её, наверно, надо целый год шить!
– Королевская шкатулка!
Как же мы старались! Были вежливыми, слушались воспитателей, не выкрикивали на занятиях с места, убирали за собой игрушки.
– Я всё замечаю, – время от времени напоминала Любовь Михайловна. – И всё запоминаю!
Это заставляло нас если не ходить по струнке, то быть вполне воспитанными детьми. Шло время. Каждый день после сонного часа мы подходили к столу в спальне, за которым нянечка шила шкатулку, и с любопытством наблюдали, как продвигается работа.
Пришло лето, прекрасная шкатулка была уже почти готова. Наконец наступил наш долгожданный выпускной! Никогда до этого мы ещё не были выпускниками.
С раннего утра я наряжалась. Ажурные ослепительно белые гольфы сверху были украшены помпончиками на шнурочках. Новое платье, новые белоснежные ленты в косах – капроновые, широкие, по краям с блестящими полосками. И банты из них получились пышными и красивыми. Когда всё это великолепие оказалось на мне, я, боясь дышать, подошла к зеркалу, оглядела себя с ног до головы и довольно улыбнулась.
– Ну-ка, повернись ко мне! – попросила мама.
Я важно развернулась.
– Хороша! Через пять минут выходим, – сказала мама, водя помадой по губам.
Потом она слегка помазала духами у себя за ушами, а я попросила:
– Меня тоже. Я тоже хочу духи.
– Духи? – удивилась мама. – Духи для взрослых тётенек.
Я нахмурилась и закусила губу. Чтобы сразить всех в детском саду наповал, мне не хватало только капли духов.
– Ну, хорошо, – сжалилась мама. – Самую малость.
Она взяла пузырёк с духами и в следующее мгновение прикоснулась прохладным душистым пальцем к коже за мочками моих ушей.
По дороге в детский сад мы с мамой разговаривали о том, что завтра мне уже не нужно туда идти. Остался месяц до школы – можно отдыхать. В детском саду я любила почти всё, кроме сонного часа. «Наконец-то никто не будет меня заставлять спать днём!» – радовалась я.
В детском саду царило радостное оживление: со второго этажа, из музыкального зала, доносились звуки песен, туда-сюда бегали нарядные выпускники. Белые банты, галстуки-бабочки, пёстрое великолепие девчоночьих платьев – всё смешалось в одну непередаваемо прекрасную живую картинку.
Взявшись за руки, мы должны были парами подняться на второй этаж. Идти в паре с моей подружкой Сашей нам не разрешили. Воспитательница, когда мы с Сашей взялись за руки, внимательно посмотрела на нас и строго сказала:
– Кому было сказано: девочки с мальчиками?
Мы встали в пары с мальчиками, но рядом. И поднимаясь по лестнице, успели с Сашей пошептаться.
– Мне кажется, мне не подарят шкатулку, – сказала я. – Я даже не умею нормально встать в пару.
– Мне тоже не подарят, – тихо сказала в ответ Саша. – Я вчера во время тихого часа разговаривала.
Родители уже сидели на маленьких стульчиках, а наш музыкальный руководитель – красивая худощавая женщина в белой блузке с воротником жабо и ярко-синей расклешённой юбке, свисающей до самого пола, уже сидела за пианино и наигрывала весёлую мелодию.
Мы читали стихи, пели песни и танцевали. Воспитатели и нянечки желали нам хорошо учиться в школе. Родители хлопали и улыбались. Всё это длилось довольно долго, под конец я даже почувствовала, что устала и хочу сесть.
И вот вперёд вышла наша воспитательница со шкатулкой в руках. Наступила пронзительная тишина. Через открытое окно был слышен звук проезжающего мотоцикла. Мы переглянулись с Сашей и вздохнули одновременно. Но надежда ещё не совсем растаяла.
– Ещё весной мы объявили детям, что наша нянечка готовит свой подарок и что достанется он самому послушному и вежливому ребёнку нашей группы, – начала воспитательница свою речь. – Мы внимательно следили за поведением ребят и сегодня обсудили, кому же должна достаться эта чудесная шкатулка.
Она посмотрела на Ирочку, свою любимицу.
– Мы решили, что подарим её Ирочке, нашей умнице, воспитанной и прилежной девочке.
Воспитательница перевела взгляд в сторону родителей и сказала, как будто они могли усомниться в правдивости её слов:
– Она лучше всех готова к школе, знает все буквы и бегло читает!
И все одновременно – и родители, и дети – тоже посмотрели на Ирочку.
Повисла небольшая пауза, во время которой я почувствовала, что слёзы уже стоят у меня в глазах и вот-вот прольются на новое платье. Я выпучила глаза, чтобы они ушли внутрь и не оставили мокрого пятна на видном месте – после праздника нам предстояло ещё фотографироваться на память. Это длилось каких-то пару секунд. Тишина, я стою с выпученными глазами. И вдруг я увидела маму. Она улыбалась и указательным пальцем постукивала себя по кончику носа. Я отлично знала этот её жест. «Выше нос!» – вот что он означал. Я тоже улыбнулась и кивнула маме. В следующий миг уже раздались аплодисменты, Ирочка подошла к воспитательнице за своей шкатулкой. Больше я в ту сторону не смотрела.
Когда объявили, что праздник окончен, дети стали строиться в пары. Мы с Сашей взялись за руки. Нам теперь не страшны запреты. Мы сюда больше не придём. А шкатулка нам всё равно не досталась. Мы спускались по лестнице и говорили о том, что тоже знаем все буквы и умеем читать.
Стоял солнечный день, и во дворе нас уже ждал фотограф с фотоаппаратом на высокой четырёхногой подставке. Воспитатели выстроили нас так, чтобы все лица были видны на фотографии. Фотограф попросил не моргать, улыбнулся и пообещал, что сейчас выпорхнет птичка, а сам спрятался под чёрную накидку. Щёлк – птичка не вылетела. Или просто очень резвая была птичка, настолько резвая, что никто не успел её заметить. Ещё раз щёлкнул фотограф на всякий случай, и нас повели в группу – обедать. После обеда родители сразу забрали нас домой. Это было так удивительно. Свобода! Мы попрощались с Сашей, дав друг другу обещание, что в школе обязательно сядем за одну парту.
А на следующий день мы с мамой отправились на почту за посылкой от бабушки Таси. Ящик оказался довольно тяжёлым. Папа должен был приехать с работы поздно вечером, поэтому, естественно, мама сама открыла посылку, поддев равномерно со всех сторон крышку краешком маленького топорика.
Внутри были подарки для всех. Папе – новая рубашка, маме – духи, нам с сестрёнкой по новому платью, пакет грецких орехов для всех и ещё что-то лёгкое, упакованное в плотную картонную коробку и перевязанное крест-накрест лохматой бечёвкой. На крышке было написано: «Будущей первокласснице». Это значит – мне! Я насторожилась. Бабушка Тася –мастерица на сюрпризы. Что же будет на этот раз? Я кинулась к коробке, стараясь развязать верёвочку.
– Подожди! Что за нетерпеливость такая? – отстранила меня мама.
Она разрезала бечёвку ножницами и протянула мне коробку. С бьющимся сердцем я сняла крышку. Внутри лежала высокая вазочка в форме цветка тюльпана, сшитая из ярких открыток. Вот это да! Она была даже лучше той шкатулки, которую я так мечтала заполучить! Мы с мамой замерли в восхищении. Мама заглянула внутрь вазочки и сказала: «А там записка». Действительно, в вазочке лежал сложенный трубочкой тетрадный листок, на котором рукой бабушки Таси было написано: «Дорогая моя первоклассница! Это вазочка для ручек и карандашей. Надеюсь, что она тебе скоро пригодится!»
– Конечно, пригодится! Ещё как пригодится! – запрыгала я вокруг стола с подарком в руках.
Весь день, до самого вечера, я не спускала глаз с вазы. Мне было даже смешно, что я ещё недавно страдала из-за какой-то несчастной шкатулки, в которую мне и положить-то нечего. Вот ваза для карандашей – это вещь! Полезная!
Вечером я рассказала папе, как переживала из-за шкатулки и как потом обрадовалась бабушкиной вазочке.
– Пап, мне кажется, у нас какая-то волшебная бабушка.
Папа улыбнулся.
– Пап, она точно волшебница. Вот как она узнала, что мне хочется именно такую вещь, именно из открыток? И прислала посылку именно сейчас?
– Просто она твоя бабушка. Она тебя любит, – снова улыбнулся папа. – А когда любишь человека, то всегда чувствуешь, что его может порадовать.