На работе Матвей обратил внимание, что все сослуживцы ведут себе неестественно.
Наливая чай, Совенок – системный админ, всегда очень скрупулезный в выборе «приправы» к кофе, жевал твердый пряник, а Голькина – манерная девица из экономического отдела, никогда не разговаривающая ни с кем, кроме Пряникова, сегодня вела беседу с самым низшим слоем – Барякиным, что служил пятый год кладовщиком и экспедитором по совместительству.
Матвей зажмурился, представил, что начальник – огромная муха, придавленная огромным тапком, открыл глаза и спокойно пошел разбираться с письмами, присланные безмозглыми клиентами. Он не очень уважал их, особенно тех, кто каверкал его имя, называя его не Матвей Витальевич, а Матвей Владимирович, думая, что это одно и то же.
Письма за последние два дня содержали в себе какую-то нездоровую агрессию.
Конечно, продавать мышей не самое лучшее занятие, но это его работа. Мыши- брелки, мыши-визитки, мыши, заполняющие стол.
Он откинул голову и уперся глазами в потолок. Что-то не так. Казалось, стало больше разводов, панели провисли и казалось до них можно дотянуться рукой. И этот жуткий треск. Наверняка, протечка и все может плачевно закончиться. Об этом он сказал генералу. Матвей убеждал, что интуиция не подводит и генерал попросил подсобника Желудева проверить обшивку – а то не дай бог во время рабочего дня накроет к такой-то матери.
Парень налил себе кофе, добавил лимон, взял сахарницу, но передумал. Вокруг происходило что-то странное – две пожилые женщины из пошивочного застыли возле кофемашины. Прошло пять минут, и никакого движения.
– Что с вами? – крикнул Матвей.
– Ничего, – ответила одна. – А что такое? – спросила другая.
– Вы же только что?
– А что мы?
– Я думал, что плохо. Хотел врача вызвать.
– Себе вызови.
Действительно, ночные посиделки до утра ни к чему хорошему привести не могут.
Но что он мог поделать. Жена его была на шестом месяце, и ей нужно было пространство в постели. Вот он и устраивался в кресле, смотрел фильмы до полуночи, а когда преодолевал барьер сна, перевозбуждался и так до утра и просиживал, засыпая с первыми лучами.
Рабочий день подошел к концу. Сидящая рядом Щекина, неприятно скрипела зубами и часто чмокала, чего раньше за ней не замечалось. Он шикнул на нее и та кинула в него степлер, но попала в Репкина, который болезненно относился ко всякого рода критике.
Матвей не извинился, так как Репкин тоже сегодня был, как не кстати, одет в ядовито-желтого цвета рубашку, из которого торчал платочек с красными вишенками, на которых была какая-то зеленая бугристая роса и только Матвей знал, что это.
Часы показывали шесть, но стрелки лениво перетекали от одного деления к другому.
– Этот долбанный кондиционер, – думал он, – работает только на часть офиса. Пора на воздух!
Но и на улице было что-то не то. Все словно подговорились. Прохожие танцевали синхронно, как будто в общем танце. В небе летали оголтелые птицы – они застыли, как фотокарточки в воздухе.. К нему подошел кот и стал тереться об ногу, обходя со всех сторон.
– Что тебе нужно?
Неожиданно подошла еще одна пушистая «дура» и повторила действия первой.
– Что вы все хотите от меня? – крикнул он.
Третья кошка – сидевшая на капоте, спрыгнула на землю и направилась к нему.
– Нет! – закричал Матвей и побежал.
Бежал он долго, пока не показалась толпа, ожидающая перейти дорогу. Он остановился около пожилой женщины с перевязанным лицом, от которой пахло лимонами.
– Какой странный день, – подумал Матвей. – Сегодня нужно обязательно выспаться.
Домой он пришел в жутком состоянии. Жены не было дома. На столе лежала записка "Я в поликлинике". Он скинул с себя всю одежду и пошел в душ. Холодная вода его немного взбодрила. Он накинул на себя халат, не стал вытирать всю воду, позволяя халату впитать в себя часть влаги, как заметил какие-то пятна на стенах. Он не понимал, что произошло.
Следы на стенах в разных местах были цвета запекшейся крови. Они были на ковре в зале, в спальне около картины с лошадьми и дельфинами, в туалете около висящих полотенец.
Матвей тяжело дышал. Он тер одно пятно, но оно не проходило – напротив, оно растекалось и становилось еще больше. Он стал тереть еще сильнее, прикладывая к этому еще больше сил, пока, наконец, не выбился из сил.
Он вышел на балкон покурить. Небо было ясным и птицы вели себя обычно. Все приходило в норму. Сейчас только очищу эти пятна. Вернувшись, он нервно захихикал. Пятен не было – ни на кухне, ни в зале, ни в туалете. Матвей долго изучал стену, тер глаза и еще раз принял душ, на этот раз тщательно протерев себя полотенцем.
Пришла Галя. Он подошел к ней, нежно обнял, поцеловал, погладил живот, она разлила суп и поставила тарелку с курицей. Они стали есть суп с лапшой и Галя стала говорить. Он смотрел на свою жену – какая она домашняя, в ней столько спокойствия, на двоих хватит, и невольно стал отводить глаза…о, ужас.
– Га-Галь, – едва проговорил он, – не поверишь, но курица мне улыбнулась.
– Ты чего? У курицы нет головы. Она не может улыбнуться.
– Тогда что со мной? – протянул Матвей и так жалобно сказал, – Помоги мне.
Галя обняла Матвея, и тот так сильно прижался к ней, ее округлому телу, что она никак не ожидала и так спокойно, не решаясь сразу начала его гладить по голове. Матвей всхлипнул, потом еще и теперь Галя его гладила, а он плакал.
– Снова травяной чай пил? – неожиданно спросила жена.
– Чай? Да, а что?
– И ты странно себя чувствуешь? – продолжала она.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю, – спокойно говорила она, начиная тяжело вздыхать. - Эх ты, Матвеюшка. Я, ведь почему не пью его? А потому, что у него есть свои побочные действия. От него голова становится тяжелой. Я уже провела один день на скамейке со странными птицами и людьми.
– И ты тоже, – закричал он, как ребенок, посмотрев строго на чай в темной банке с золотым ободком. – Так это ты…
На этом история заканчивается. Матвей перестал пить чай и все окружение, стало нормальным, точнее стало вести себя как прежде. Конечно, иногда, он пил чай, чтобы посмеяться или разбавить свою спокойную жизнь.
Не судите строго, но в этой истории достаточно много правды.
Пишите свои советы, вопросы в комментариях или на почту: roma-tea79@mail.ru
До встречи!