ART1 попытался разобраться, что представляет из себя кровавая аллюзия на Звягинцева.
На российские экраны вышла картина «Папа, сдохни» Кирилла Соколова, которая стала обладателем главного приза кинофестиваля в Выборге «Окно в Европу 2018». ART1 пришлось всматриваться в экран, чтобы обнаружить в фильме заслуги, за которые The Hollywood Reporter наградил дебют 29-летнего режиссера хвалебными строками.
Фабула фильма проста: некий юнец (Александр Кузнецов), собирая в кулак все свои юношеские силы, отправляется в гости к отцу (Виталий Хаев) возлюбленной (Евгения Крегжде), чтобы отправить его на тот свет за грязные дела прошлых лет. Но внезапно он сталкивается сразу с несколькими непредвиденными обстоятельствами: папаша оказывается опером с богатым опытом за плечами, а скромная и тихая мама (Елена Шевченко) забыла уехать на дачу, как обещала.
«Папа, сдохни» (нет, правда, как можно было так назвать фильм?! Спасибо иноязычным переводчикам, которые представили кинокартину миру как «Why Don't You Just Die!») с первых минут заявляет о себе как о кроваво-красном сгустке эффектов, намеренных полтора часа играть в «кошки-мышки» со зрительской психикой. Оглушающие выстрелы, звонко ломающиеся фаланги, пульсация артериальной крови и даже треск лопающегося капилляра — все это сразу изгоняет из зала слабых духом, не готовых захлебываться неестественно яркой кровью, которой в кадре больше, чем может вместить тело человека. Обилие буквально изрыгающих свою искусственность смертей напомнит даже самому неискушенному зрителю о мастере в вариациях разрыва плоти — Квентине Тарантино. Но не тут-то было! Кирилл Соколов считает, что Тарантино слишком «замешан на поп-культуре», а потому ему ближе азиатские постановщики — Пак Чхан-Ук, Ким Джи-Ун, а также ирландский Мартин МакДона, о чем российский режиссер-дебютант рассказывает в одном из своих интервью.
Критики хвалят Соколова за его умение апеллировать западными «фишками» и тем самым сочинять старую зарубежную сказку на современный русский лад. Однако молодой режиссер считает, что его дебют ничуть не американизирован, а как нельзя лучше отражает аутентичный отечественный быт, внутрисемейные неурядицы, и вообще, если обращаться к прямым цитатам автора, то это «жанровое кино с понятными элементами и аттракционами, при этом с нашей (отечественной) ментальностью».
Согласиться с ним можно, но сложно. Скорее, как раз эта пресловутая ментальность и не дает жителю русских земель адекватно воспринять кинокартину — мешает неверная считываемость жанра, которого, вообще-то, у фильма нет. Это не комедия, не триллер, не детектив, не вестерн, не драма, и уж тем более не трагедия. Фильм представляет собой подвид жанра, где совокупность привычных нам критериев сталкиваются на одной платформе, ранее не подразумевающей подобное смешение.
Здесь и кроется сложность восприятия: отечественный зритель видит в папе-опере, жующем возле холодильника палку копченой колбасы, которой он периодически хлопает свою жену по лбу, близкого товарища, себя самого / друга / брата или соседа по лестничной клетке, а потому — смешно, да и только. А собрат-иноземец непременно отметит совершенно иные образы, за перечисление которых мне, по нынешним меркам, грозит статья, потому лишь намекну, что политического и драматического там куда больше, чем комедийного.
Образ «главного мстителя» с молотком в руке и в толстовке с Бэтменом, а также пугающего маньяка в спортивной куртке с надписью «Россия» заставляет воскресить в памяти историю Звягинцева, о чем и сам Соколов не забывает, сводя подобные совпадения к шутке, мол, данное пересечение стоит расценивать только как ироническое. «Это я так пошутить решил», — пожимает плечами режиссер, и нам ничего не остается, кроме как кивнуть в ответ. Потому что хуже Звягинцева может быть только очевидная и признаваемая аллюзия на Звягинцева.
Текст: Яна Телова