10 апреля во всём мире отмечают Международный день движения Сопротивления. Он посвящён всем, кто нашёл в себе силы противодействовать фашистам во время Второй мировой войны на территориях, оккупированных войсками Третьего рейха. В этот день мы рассказываем историю человека, который участвовал в подпольной организации концлагеря Бухенвальд, спасал людей от газовых камер и готовил победное восстание против фашистов.
В комнату мягко сочится дневной свет. На стене висят снимки в аккуратных рамках, на маленькой тумбе веточка вербы, хрустальная ваза. В центре комнаты стоит дубовый стол, на нём — небольшая кружевная салфетка. На ней стоит графин с водой. Рядом — массивный фотоальбом, где на каждой странице полуовальные прорези для фотографий. Изображения на них чёрно-белые. С одного снимка смотрит красивый мужчина с солдатской выправкой, одетый в военную форму. На другом — он же, вполоборота, треплет, широко улыбаясь, конскую гриву. На третьем он стоит в строгом плаще и шляпе на фоне школы, директором которой работал после войны.
Над альбомом склонилась Аза Степановна — на фотографиях изображён её отец. О Степане Александровиче она говорит в присущем ей строгом тоне. В 1941 году мужчина попал на фронт, несколько раз бежал из немецких тюрем, за что был отправлен в концентрационный лагерь Бухенвальд. Там, рискуя жизнью, участвовал в подпольной организации, которая не только подняла восстание, в честь которого 10 апреля ежегодно отмечается Международный день Сопротивления фашизму, но и спасла несколько десятков людей от расстрела и газовых камер.
Жестокое время
Аза Степановна — доктор культурологии, кандидат философских наук. Она говорит медленно, чеканя каждое слово. Смотрит строгими серыми глазами, в первые минуты оценивая собеседника.
Когда отец ушёл на войну, ей было всего три года, но его возвращение, долгие рассказы о пережитом, его уроки истории — Степан Александрович был школьным учителем — она помнит очень хорошо.
Этот материал подготовлен на основе рассказов Азы Степановны об отце, его воспоминаний в рукописях, которыми она с нами поделилась, стенограмме его выступления перед ветеранами ВОВ, а также монографии под названием «Сквозь ад Бухенвальда», которую написали Георгий Коровин, Галина Аверина и Мария Ускова — авторы «Каслинского альманаха». Они посвятили её Степану Александровичу.
Вместе с Азой Степановной проходим в гостинную. На столе уже лежит кипа пожелтевших газет с упоминаниями об отце и родственниках Азы, истрёпанные временем страницы выступления отца перед ветеранами, рядом — белые листы перепечатанных воспоминаний Степана Александровича, которые ему помогала записывать ученица — после войны мужчина был истощён — не хватало сил даже держать в руках карандаш.
«Отец был к нам требователен и строг, — начинает женщина. — Мы с Галей (это родная сестра Азы Степановны — прим. ЕЧ) боялись одного его взгляда. Папа, вернувшись из Бухенвальда, как многие другие фронтовики, ждал, что может возобновиться война. Он считал, что мы должны уметь делать любую крестьянскую работу: полоть, копать землю, топить печь, возить на лошадях стоги сена. В детстве мы с сестрой не понимали суровость отца, но став взрослыми, осознали ценность этого воспитания.
Это было жёсткое и жестокое время. Нужно было готовить людей выживать в любой ситуации. В таких условиях дети, которые привыкли себя жалеть, став взрослыми, не смогли бы справиться со всеми трудностями, выпавшими на их годы. Отец часто вспоминал о беспомощности интеллигентов в условиях фашистских тюрем и концлагерей, говорил, что люди интеллектуального труда погибали первыми».
Степан Александрович Бердников родился в 1910 году в селе Огнёво Челябинской области. В восемнадцать лет он вступил в ВЛКСМ (Всесоюзный Ленинский коммунистический союз молодежи). Через одиннадцать лет поступил в коммунистическую партию большевиков. По образованию он был учителем истории.
В тридцатые годы, вспоминает Аза Степановна, заботы о семье считались мещанством: в первую очередь человек должен был думать о Родине и товарищах. Для примера она рассказала, как в магазин привозили хлеб, а отец, будучи до войны начальником политотдела совхоза «Пионер», становился рядом с продавцом, ждал, чтобы хлебом обеспечили рабочих, потом — специалистов, если что-то оставалось — брал себе. Семья частенько оставалась без хлеба. Мама и бабушка Азы рассказывали об этом с восхищением.
На войне
На стене в гостиной Азы Степановны висят портреты: сестра, родители, бабушка с дедушкой, дети и внуки. Она подходит к снимкам, внимательно смотрит на них, указывает на фотографию с отцом, долго молчит.
Когда началась война, Степану Александровичу было тридцать лет. Он несколько раз подавал заявление, чтобы идти добровольцем на фронт: считал, что взрослому мужчине стыдно оставаться в тылу, когда вокруг гибнут люди. Разрешение дали только после третьего прошения. Степан Александрович стал командиром миномётной роты танково-десантной бригады.
Уже через год, в 1942-ом, мужчина попал в плен. Перед этим, пишет он в своих воспоминаниях, вместе с товарищами спрятал свои документы в мох болота, чтобы они не достались немцам. Вместе с товарищами он хотел вернуться за ними, но этого так и не произошло.
«В 1943 году, — читаю на трескучих от времени страницах, — я трижды бежал из плена и трижды был пойман, не мог уйти от фашистских ищеек. Вы видели в картине “Судьба человека” побег Андрея Соколова, и как он за него расплатился. Я тоже не досчитываюсь десятка зубов, носил кандалы, пересидел в семи тюрьмах, три месяца в карцере и был брошен в лагерь смерти — в Бухенвальд».
«Ему сказали, — говорит Аза Степановна, чуть повысив голос. — Что оттуда он сможет бежать только через трубу. Отец сначала не понял, о чём идёт речь, пока не узнал: в лагере был крематорий, где сжигали людей».
Бухенвальд — один из крупнейших концлагерей на территории Германии, ставший впоследствии «лагерем смерти». С июля 1937 по апрель 1945 года в лагере было заключено около 250000 человек. Среди узников были политзаключённые, свидетели Иеговы, гомосексуальные мужчины, советские военнопленные, евреи, а также военнопленные из всех европейских стран. Из четверти миллиона узников погибли около 56000 человек.
Жизнь подле смерти
У Азы Степановны на сухих пожелтевших листах сохранилась набранная на печатной машинке стенограмма заседания секции ветеранов Великой Отечественной войны 1958 года. Юная стенографистка, стараясь угнаться за выступающим, делала ошибки в словах — в нескольких местах они исправлены стремительным летящим почерком. Из монолога Степана Александровича, отпечатанного на этих страницах, вырастают сведения о бескрайнем ужасе, царившем в лагере. Стенограмма начинается словами: «Товарищи! Разрешите поделиться воспоминаниями о периоде борьбы русских патриотов в немецко-фашистских лагерях».
Он попал в Бухенвальд 1 января 1944 года. Своё нахождение в лагере Степан Александрович начинает описывать с первых проведённых в нём минут:
«При входе большой постамент. На пьедестале каменная глыба с надписью: “Сооружено в 1937 году. Хайль, Гитлер!”. Кроме того, на воротах написано: “Каждому своё”. Это значит, что одни должны быть гестаповцами, другие — рабами. “Орёл” (герб Третьего рейха — прим. ЕЧ) направил свои крылья на Восток...».
Новоприбывших военнопленных избили, затем выстроили в ряд, стали искать «особые» категории, с которыми хотели расправиться в первую очередь — комиссаров, коммунистов, евреев. Люди молчали. «Молчим. Снова пощёчины и резиновые дубинки идут по рядам. Молчим. Были среди нас и коммунисты, и комиссары, и евреи, но только не было предателей».
После трёх часов пыток новоприбывших заключённых погнали вглубь лагеря: «Громадное здание бани. Приказали раздеться и сдать свои пожитки в камеру. Выполняем. Приказывают смазать тело вонючей зелёной глиной, едучей, как скипидар, и падать с головой в бассейн, в мутную, густую, зелёную массу. Эта профилактика делалась, чтобы не занести инфекции в “Великую Германию”».
Степан Александрович рассказывает, что Бухенвальд делился на две части: «Большой лагерь» и «Малый лагерь». В первом жили заключённые, которые находились в «Рабочих командах», во втором — новоприбывшие, проходившие «карантин».
В «Большом лагере» на нарах спало сразу несколько человек. Они лежали друг к другу так тесно и плотно, что один человек не мог повернуться на другой бок: для этого должны были поворачиваться все лежащие. Вместо матрацев были рваные мешки, вместо одеял — тонкие лоскуты бумажной материи. В «Малом лагере» люди спали на голых досках, изнемогая от холода: температура внутри и снаружи ничем не отличалась, а климат в районе лагеря был ужасным: 800 метров над уровнем моря и подставлен всем северным ветрам. В обоих бараках было много клопов и блох.
У заключённых не было нормальной одежды. Узники постоянно болели: туберкулёз, воспаление лёгких, дизентерия, плеврит, непрекращающиеся простуды. В лагере был голод, Степан Александрович, вернувшись из Бухенвальда, весил всего 54 килограмма.
Аза Степановна держит в руках тонкую в зелёной обложке книгу. Это — монография под названием «Сквозь ад Бухенвальда». На обложке снимок: Степан Александрович уже после войны, у него осунувшееся лицо, выдающиеся скулы, пристальный взгляд виден даже на фото. В конце книги напечатан знак с его личным номером в Бухенвальде: «37766». Ниже номера значится: «Berdnikow, Stepan, geb. 7.8.10 in Ognevo La derbei ter. Polit. RUSSE. Enemal. SUK. 1. Jan. 1944».
Отец рассказывал Азе, что узники ходили в тонкой полосатой робе. Советские военнопленные считались одной из самых опасных категорий: их помечали красным треугольником и буквой R — «русский». На спине и груди тех, кто уже предпринимал попытки к бегству, была мишень: в любой момент охранник мог выстрелить — цель уже обозначена. Была такая и у Степана Александровича.
Узников истязали: в каменоломнях, где работали пленные, охрана могла сбросить с края карьера тяжёлый камень, который убивал или калечил людей внизу. На заключённых натравливали собак, ежедневно избивали, многих публично вешали. Фашисты могли бросить окурок, сырую картошку или корку хлеба в толпу людей, а затем смотреть, как люди, находящиеся на грани смерти, бросаются на «подачку». На работу, а чаще всего — на смерть людей весёлой музыкой сопровождал духовой оркестр, с работы убитых несли под неё же.
В концлагере применяли разные средства массового уничтожения. Была «Конюшня смерти», — так называли её сами заключённые — которая снаружи ничем не отличалась от обычной, перед ней даже лежала большая куча навоза. Лошадей там давно не было. Обречённых на смерть людей заводили внутрь, приказывали раздеться догола. Внутри было два динамика, из которых звучала весёлая музыка. Бдительность жертв усыпляли, они думали, что идут на медосмотр. Человека взвешивали, затем подводили к измерителю роста. «Медик», находившийся рядом, направлял его голову под планку измерителя, в который был вмонтирован пистолет. Как только человек становился к нему, эсэсовец, находившийся за специальной занавеской, стрелял.
Вторым местом уничтожения был крематорий: там сжигали не только тех, кто умер от пыток, но и живых людей. С марта по апрель 1945 года крематорий не работал, трупы свозили и закапывали в котлованах поблизости.
Степан Александрович вспоминал, как однажды заглянул в дыру забора, который отделял печи крематория от всего лагеря. Перед печами лежала гора мёртвых тел, которые должны были сжечь. Из этой горы выполз человек, чтобы выпить воды из лужи. Напившись, он лёг умирать.
В Бухенвальде действовал «Институт гигиены»: Степан Александрович вспоминал и описывал, как над заключёнными проводили медицинские опыты и эксперименты: «...операции над (так в источнике — прим. ФР) сердцем, над лёгкими, вскрывали черепную коробку, всякие эксперименты проделывали, которые надо было испытать, чтобы потом применять у себя».
Заключённых заражали тифом и другими болезнями, проверяли на них действие лечебной сыворотки и новых ядовитых лекарств, устанавливая смертельную дозу. Люди умирали мучительной смертью. Сохранились документы о проведении опытов над гомосексуалами: во время операций гомосексуальным мужчинам в паховую область вшивали капсулу с «мужским гормоном», которая должна была сделать из них гетеросексуалов.
«...кто туда попадал, не возвращался. Кроме того, у них была сделана в этом же блоке коллекция голов русского, украинца, узбека… какие только там были национальности. Человека вызывали, отрубали ему голову, потом заспиртовывали в большую бутыль. Некоторые головы были засушены...У нас был переводчик французский негр. И вот, когда мы освободились, мы обнаружили, что его голова заспиртована в бутыли».
В своих воспоминаниях Степан Александрович отдельно пишет о коменданте и его жене — Карле и Эльзе Кох, которая организовала производство ридикюлей и абажуров из кожи людей, чьи татуировки казались наиболее интересными и красивыми:
«Когда мы захватили помещение коменданта лагеря (во время восстания в апреле 1945 года — прим. ЕЧ), то нашли потрясающие доказательства жертв фашистов. Здесь были разные ридикюльчики, ламповый абажур и др., сделанные из человеческой кожи с татуировками».
Подполье
Многие заключённые не могли мириться с происходящим в лагере ужасами. В Бухенвальде складывалось мощное подпольное движение.
Политзаключённые из оккупированных европейских стран создавали в Бухенвальде группы сопротивления. Из этих групп был в июле 1943 года создан Интернациональный лагерный комитет, который под руководством коммуниста Вальтера Бартеля сопротивлялся нацистам. Комитет был основан в больничном бараке, там же проходили его тайные заседания. В его составе был «Русский Комитет» — подполье, организованное советскими военнопленными, к которым примкнул и Степан Александрович.
«...в лагере было 19 национальностей, каждая национальность сформировала свою подпольную группу во главе с руководителем. Из этих руководителей формировался подпольный центр во главе с Вальтером Бартелем».
В Бухенвальде Степан Александрович встретил друга, вместе с которым два раза бежал из фашистских тюрем. Тот рассказал ему про «Русский Комитет», в котором уже состоял. Хорошо зная Степана, он сообщил о нём по цепочке и после тщательного изучения и проверки руководитель политотдела русского подполья предложил Степану Александровичу вступить в его ряды, строго соблюдать конспирацию. В случае провала Степан Александрович должен был умереть, но не выдавать товарищей и организацию.
«Я был комиссаром, — вспоминал Степан Александрович. — Таким образом, в Бухенвальде было четыре русских бригады. Перед бригадами стояла задача — достать оружие. Для того, чтобы вести борьбу...».
В апреле 1944 года «Русский комитет» поручил Степану Александровичу создать сеть подпольной организации. Для этого ему нужно было общаться с людьми, проверять, кто из них подходит для подполья, не предаст организацию, обладает достаточными смелостью и мужеством. Так Степан Александрович стал комиссаром бригады «Малого лагеря». Ровно через год, в момент восстания, бригада «Малого лагеря» вместе с бригадой «Деревянных блоков» прорвёт колючую проволоку и захватит склады СС с вооружением и боеприпасами.
Вместе с руководством бригадой по заданию «Русского комитета» Степан Александрович проводил пропагандистскую работу в лагере: рассказывал заключённым о коммунизме, убеждал в необходимости борьбы с фашистским режимом в лагере, писал тексты, которые должны были поднять боевой дух подпольщиков. Аза Степановна рассказывает, что временами тексты из-за отсутствия чернил писались собственной кровью.
Многих заключённых невыносимые условия лагеря, изнуряющие работы и пытки доводили до самоубийства. В противовес этому подпольщики проводили беседы среди заключённых, разъясняли реальное положение дел на фронтах, убеждали их в разгроме фашистской армии. У русского подполья был самодельный радиоприёмник, вмонтированный в старое ведро из-под мармелада, в котором для маскировки была сапожная мазь — так заключённые могли узнавать последние новости с Восточного и Западного фронтов.
Чтобы не было провала, каждый из участников подполья знал только своего руководителя и ещё пять человек, которыми руководил сам. Так была устроена организация, чтобы тот, кто не выдержит пыток, не смог сдать всех её членов. От руководителя Степан получал задания на себя и следующие пять человек.
«Подпольная организация не только готовила восстание и освобождение лагеря, она пыталась спасти людей от расстрела и газовых камер, — говорит Аза Степановна. — В лагере существовала так называемая санчасть, лазарет. Ревир — называл её отец (от немецкого «revier» — «санчасть», прим. ЕЧ). В этом ревире постоянно умирали люди от болезней и голода. Все заключенные в Бухенвальде были под номерами. Ночью из своего малого лагеря — советских военнопленных держали отдельно — подпольщики бежали туда, при освещении, почти на виду у охранников, некоторые не добегали — в них стреляли.
Там, в ревире они брали номер с уже умершего человека и крепили тому, кто завтра должен быть расстрелян или убит в газовой камере. У подпольщиков был свой человек из немецких коммунистов, который под видом охранника лагеря добывал информацию о будущих убитых. Когда фашисты приходили за ними на следующий день и зачитывали нужные номера, им говорили, что эти заключённые погибли сами — в лагере бушевали болезни и голод, люди умирали сотнями. Таким образом отец спас тридцать пять человек».
С некоторыми из тех, кого Степан Александрович спас от газовых камер, Аза Степановна виделась. Один из них, Евгений Эмильевич Кирш организовал в московской школе музей памяти Холокоста, другой — Григорий Черванцев, приезжал в Екатеринбург специально, чтобы встретиться с дочерью своего освободителя. Никого из них давно уже нет в живых.
Помимо спасения жизней узников концлагеря основная цель подпольщиков была — организовать восстание, перехватить контроль над лагерем и обрести свободу.
Конец первой части
Текст: Марина-Майя Говзман