Памяти Ганса Христиана Андерсена
* * *
Газеты писали, что это была некрасивая восемнадцатилетняя девушка с неустоявшейся психикой, обозленная, падшая и немного не в себе. Что тут сказать? Обычное газетное враньё. Она была совершенно другой.
Невысокая, с длинными чёрными волосами, спадавшими почти до пояса. С крупными карими глазами, небольшим носиком и совсем игрушечными бровями, аккуратно огибающими на небольшом девичьем лице.
Несомненно, подобное сокровище невольно вызывает самое положительное отношение у любого, кто мог бы с ней познакомиться несколько лет, да что там лет, несколько дней назад. До того момента, как это изящное лицо стало украшать порядком окрасившуюся в красный цвет лужу на одной из самых грязных улиц Москвы. Но это не самое мерзкое – журналисты не смогли устоять и разукрасили новость не только смертью малолетней девочки, но и ещё одним фактом.
Проституция. Вот уж мерзкое нехорошее слово, уже несколько тысяч лет срывающееся с уст миллиардов тысяч лиц. Именно оно заложило фундамент этой печальной кровавой смерти, где Жанна играла крайне яркую, почти звездную роль, начавшуюся около шести лет назад, когда ей стукнуло двенадцать лет.
* * *
Жанна была единственным ребенком в семье. Что было отчасти хорошо, потому что в среду дождливого 2010 года сиротой оказался один ребенок. Родители умерли мгновенно, разбившись о тяжелое бетонное ограждение, когда её отец не справился с управлением, пытаясь уйти от фуры, выехавшей на встречную полосу движения.
Скоропостижная смерть была шоком, ужасом и одновременно неплохим трамплином в жизнь, сразу же оборвавшим все привычные блага. Ни шоколада, ни конфет, ни телефонов. Лишь медленно, но уверенно копившиеся долги за квартиру, да неизвестно откуда появившиеся родственники, а точнее, родственник. Крупный толстый мужчина, рьяно начавший добиваться опекунства.
Жанна не сразу догадалась об истинной цели своего нового «папы». Но спустя месяц всё стало на свои места, когда он впервые залез к ней под юбку. Тогда же она и сбежала из дома в первый раз, испугавшись странной мрачной действительности, в которую втягивала её жизнь. Но так было лишь в первый раз, потому что быстро осознавший её шустрость «папа» уже не стал давать ей подобного шанса и при очередном изнасиловании закрывал дверь на ключ.
Десять, пятнадцать, двадцать. Сердце каждый раз выдавало в ней ребенка. Она не могла привыкнуть, не знала, как спастись и не могла предложить себе ничего, кроме как – бежать. Бежать подальше от издевательств, боли, унижений. Впрочем, замена была не лучше – первый же приют ей дали также за возможные интим-услуги. Только в этот раз уже не били и даже немного приплачивали, позволяя лучше одеваться и кормиться.
Один, второй, третий. Уже за первый месяц она потеряла им счет, так как в день обслуживала не меньше двадцати четырёх, пользуясь тем, что ещё крайне молода и привлекательна. К тому же её никто особо не щадил, отправляя на самых мерзких клиентов. Но всё равно это было лучше того, что мог ей предложить впервые изнасиловавший её родственник, который слишком глубоко засел тяжёлым камнем в её детской измученной душе.
Впрочем, светлые стороны всё же были. Раз или два в неделю к ним заходил местный драгдилер, который неизменно приносил более-менее сносный товар, позволяющий нервной системе девушки немного сбавить обороты и убрать гнетущую атмосферу. Жанне он нравился ещё и потому, что картинный герой – крепкий мужчина в синих лоснящихся трусах, который красовался на старом комиксе на грязной стене борделя, неизменно оживал, показывая всем своим существованием силу, выносливость и красоту. Он был эталоном, а не каким-нибудь очередным сносным телом.
Герой, который победит что угодно и кого угодно. Тьму, окутывающую её со всех сторон, запахи, постоянно повторяющиеся сны. Однажды он победит всё, явившись и вытащив её из этого ада. Но время шло, а этого не случалось. Ни героя, ни светлого будущего… Только так, очередной дурно воспитанный клиент. Но Жанна не отчаивалась, она свято верила в драгдилера и его товар, который неизменно оживлял её любимого мужчину из комиксов.
И всё же чудо произошло, оно явилось неожиданно, как и положено чуду. Внезапно, вмиг изменив всё и вся. Это был истинный момент осознания своего места в мире. И произошёл он благодаря великому мастеру жестких сказок, мудрому и почитаемому Гансу Христиану Андерсону, написавшему невесть как попавшую в руки Жанны «Девочку и спички».
Это был рассказ о точно такой же девочке, только не изнасилованной отчимом, а просто нищей, которая торговала спичками и умерла от холода, истратив весь коробок. Никто и ничто не спасло её от этого. Ни изначальный баланс полностью забитого коробка, ни более или менее понимание сервиса по продаже товара. Даже погода была против неё.
Жанна проглотила ещё одну таблетку. Увы, но на этот раз её картинный герой не пришёл. Его заменила стужа из зловещей детской истории, которую она только что прочитала. Впрочем, она могла подарить и свою историю, только в этой она уже не будет вести себя подобным образом.
Она встала, подошла к старой, чистой, но всё равно убогой кухне. Даже острое желание чистоты не могло сделать её лучше. Взяла нож. Оказалось, что маленькие красивые ладошки едва могли удержать его. И, сжав оружие посильнее, она повернулась к выходу. Черное мамино пальто, чулки, разбитые туфли, всё то, в чем она сбежала от отчима. Все казалось таким легким. Жанна любовно покрутила пуговицу. Она всё ещё помнила маму, то, как она ласково говорила ей, что когда она вырастет, то тоже получит точно такое же взрослое пальто. Что ж, её пожелание сбылось.
Улица. Дождь. Вечный холодный дождь, моросящий мелкими каплями. Она шла, едва касаясь земли. Наркотик всё ещё освещал её сознание, хотя и начинал понемногу гаснуть. Слава богу, до родственника было недалеко. Он предпочитал жить неподалеку, этот толстый жирный ублюдок.
Он вошла в знакомый подъезд, еле дотянулась до звонка и нажала, после чего услышала столь знакомые тяжелые шаги. Он умирал медленно, с бульканьем. Она нанесла около двадцати колото-резаных ран, пока, наконец, нож не затупился о толстые твердые кости, мешающие проникновению в тело. О да, его безумные глаза буквально впились в неё, пытаясь дотянуться до сути поступка. До причины, которой ему было не понять.
Качаясь, Жанна встала. Оставленные дилером лекарства всё ещё действовали и позволяли продолжать борьбу, они были её спичками, зажигавшимися и таявшими, как в той печальной сказке. Открыв двери, она пошла дальше, она не такая, как та девочка, она не примет такую же судьбу, она сама решит, как ей жить.
А дальше, дальше был мужчина лет сорока, слишком близко подошедший к ней. Женщина, грязно выругавшаяся при её виде. Собака, пытавшаяся её понюхать. Всё они стали отличной площадкой для очередного доказательства, что она намного сильнее сказочной героини и не повинуется своей печальной судьбе. Она не бабочка, она пламя, сжигающее всё на своем пути. При этом улыбающееся и поющее старую мамину колыбельную, которую она никак не могла забыть.