Найти тему

Можно ли развлекаться в Великий пост?

Вот и наступила весна духовная – Великий Пост. Пожалуй, большинство людей, пусть и вступающих на этот спасительный путь далеко не впервые, может сознаться себе в том, что говеть мы только учимся. Помогают нам это понять те нелепые крайности, в которые мы так часто по своей неопытности, а то и гордыне, впадаем.

У кого-то от резкого перехода на сухари и квас обостряется застарелый гастрит. У некоторых, решившихся на сухоядение (вкушение неварёной пищи без масла), не остаётся сил не только на повседневные обязанности, но и на саму молитву и походы в храм. Ну а кто-то, возомнив себя преподобным Антонием Великим и вдаваясь в «настоящий», как ему кажется, аскетизм, вместо плодов духовных получает нечто противоположное: нелюбовь к ближним, уныние, нетерпение и раздражительность.

Впрочем, если в количестве еды и длительности молитвы, то есть в телесной и духовной стороне нашего бытия, мы более-менее находим равновесие, то вот со сферой чувственной – душевной – это оказывается не совсем просто. Что же это за сфера, и какие у неё потребности?

Святитель Феофан Затворник, говоря о трёхсоставности человека, указывает на то, что тело нуждается в пище и физической нагрузке, дух, как высшая часть души – в молитве и богомыслии, ну а сама душа – в переживании возвышенных чувств и стройных мыслей. Одним словом душевная область – это то, что мы чаще всего ассоциируем с культурным времяпрепровождением: чтение книг, просмотр хороших спектаклей и фильмов, а также общение с близкими людьми.

Кстати, интересно, что сам святитель Феофан, будучи выдающимся аскетом, помимо ежедневого служения литургии, многих молитв и ответов на сотни писем, находил время для того, чтобы поиграть на скрипке и фисгармонии, поработать за токарным станком, установленным в его келье, и позаниматься иконописью.

Великим постом мы теряемся и попросту не знаем, чем можно заполнить наш досуг, ведь не всё же время состоит у нас из работы и молитвы. В житии уже упомянутого преподобного Антония есть поучительный сюжет, в котором некий охотник увидел преподобного, рассказывающего своему ученику шутку, и смутился. Ну а преподобный, увидев это, попросил смутившегося мирянина натянуть тетиву лука. Когда тот исполнил просимое, преподобный стал просить натянуть ее ещё и ещё сильнее. На это охотник ответил, что если натянуть сильнее, то лук сломается. «Вот также и человек, превысивший меру своего естества, может сломаться… Потому надо иногда ослаблять тетиву и давать место доброй шутке…», ― пояснил великий святой.

Чем же заполнить свой досуг в святую Четыредесятницу? О вкусах не спорят, но например это может быть наша старая добрая отечественная классическая литература. Пушкин, Гоголь, Достоевский, ранний Лесков и поздний Чехов. Необыкновенный Шмелёв, столь красочно описывавший детские религиозные переживания, связанные с говением и Пасхой. И даже большинство произведений безбожных Тургенева и Толстого однозначно позволят не только провести время с пользой, но и возвысить душу говеющего читателя.

При желании совместить художественное слово с глубиной богословской мысли, можно выбрать прекрасные христианские тексты и у зарубежных авторов, таких как Клайв Стейплз Льюис и Гилберт Кийт Честертон. Льюис – это не только «Хроники Нарнии» и хрестоматийные «Письма Баламута», но и фантастические философские романы «Космической трилогии», и «Расторжение брака» ― размышления об аде и рае, и трактат «Любовь». А Честертон – не только автор коротких детективных рассказов о католическом священнике, сыщике поневоле. Это, в первую очередь, пламенный миссионер, апологет, эссеист, использующий во имя Христа все «спецэффекты» английской литературы с ее любовью к парадоксу, красивой фразе и острой шутке.

Но мера поста у каждого своя. Если вы ещё не привыкли поститься, и без ярких зрительных впечатлений вас одолевает дух уныния, то, наверное, по согласованию с духовником, вполне можно в воскресенье посмотреть и какой-нибудь спокойный добрый фильм. Главное, не забывать при этом, что всё же пост – это время покаяния. Но и покаяние – это не то же, что уныние.