По мотивам романа «Чайка Джонатан Левингстон»
Предисловие.
Меня зовут Ричард. Так сложилось, что я человек, так сложилось, что мир вокруг меня не создан для полётов. Но есть мысль, мысль о свободе. Не той «свободе» что мы получаем из за отсутствия занятий или получении того, что желаем – когда желаем. Нет, я говорю о другой Свободе Абсолютной (на латыни). Именно эта мысль поднимает в небо сотни людей ежедневно по средством металлов и сложных расчётов. В небо... Куда же ещё? В место, где нет ничего, что бы отвлекало от созерцания бесконечности, подвластной лишь только небу, я думаю.
«Моя религия – это полёты» Ричард Бах.
1
Мог бы человек летать? Опять же повторюсь не летать, совершая перелёт, а Летать осознавая что он волен, что свобода его безгранична. Лететь посредством силы мысли, так ли безумна эта идея, как кажется на первый взгляд? Ведь я уверен Абсолютная свобода она Там, там, где не на что опереться и ничего не притягивает.
У каждого человека есть Чайка, она где то Там, высоко, но она есть, маленькая или огромная, но в одном все они сходятся, они все лишь закрывают яркое нечто от нас или нас от яркого Нечто .
Видел ли я Чайку? Ту самую, думаю, нет. Кто то может посмотреть под ноги или, в крайнем, случае вперёд, что бы сказать: «Вот же она у меня!» и ткнуть пальцем на тень. Со мной, всё по-другому, жизнь человека крайне несправедлива. Я долго думал над этим, я пробовал создать её, как мои знакомые над коими нависает эта тень, но у меня ничего не вышло. Некоторые Чайки настолько велики, что накрывают собой несколько людей, другие же, так малы, что почти незаметны. Но она есть у каждого, кроме меня. Каждый человек говорит «моя чайка лучше, она даёт мне Абсолютную свободу»… И я гневаюсь, где он мой Абсолют? Тогда то в моей голове возникла идея. Если у меня нет чайки, я должен её найти. Во что бы то ни стало.
2
Лётное поле стало моим домом, запах солярки стал моим запахом. Но сколько бы я не поднимался вверх, я не видел ни чужих Чаек, ни тем более своей. Я стал одержим, раз за разом уходя всё выше и выше. Многие люди говорили мне «Оставь эту затею, там ничего нет! И сколь высоко бы ты не поднимался, даже самая захудалая Чайка будет выше, Чайкам место наверху, людям внизу, так было и так будет», но, я обязан её найти. Может, она настолько мала, что невидима глазу? Но почему она не говорит со мной, ведь она свободна… а если свободна и не говорит, значит не хочет… Но почему? Этот вопрос надолго повис в воздухе. Но однажды я понял, что Чайка то может и не хочет, но я то хочу!
3
Собрав силой технической мысли то, что должно было помочь мне выполнить задуманное, вытирая руки от масла и гари, я смотрел на чудо. Чудо блестело матовым блеском, поигрывая искрами лучей на клапанах. Двигатель способный работать при максимально низком давлении. Ещё спустя какое то время я отвинтил и выкинул всё, что можно было, для снижения веса. Матовый блеск крыльев стал залогом моей уверенности, в том, что я найду то, что ищу. Не может столько усилий быть впустую. Не может. С этой мыслью я дёрнул пропеллер, он описал дугу, я был доволен собой. Надел шлем, надел куртку и сел на место пилота. Потом подумал: «А ведь это тоже вес!». Что бы добраться до Абсолютной свободы, даже малый вес губителен. Я вылез из кабины, спрыгнув на насыпь и пошёл в сторону ангара. Невозможно… Абсолютная свобода не может быть недостижима из – за одежды! Я сел на гору старых покрышек. Я снял шлем. Я снял куртку.
4
Около недели я молча смотрел как один за другим ввысь уходят самолётики… Покачивая крылом и жужжа вдалеке скрываются. Я сидел, а они всё взлетали… Плавно так, не спеша. Словно сытые птицы. Поели и ладно, взлетели и больно хорошо.
Одни чуть повыше… Другие... Хм. Я встал. Смяв кожаный лётный шлем, оставил его на покрышке. Теребя куртку из коричневой кожи, я направился к первому шагу к своему пути, пути к Чайке. Скрепя сердцем аккуратно повесил куртку на бетонный столбик и, бросив прощальный взгляд, пошёл вперёд, более не оборачиваясь. Дошёл, положил руку на борт… Снял ногами ботинки, наступил на холодную гальку. Сел в кабину, босыми ногами пошуршав по металлическому остову. Попробовал штурвал, проверил закрылки. Вдох, выдох. Три движения, заурчал двигатель. Подождав , машина начала разбег.
Вдох – выдох. 1,2,3.
5
20 секунд - взлёт. Подумал, наверно сейчас я выгляжу так же неуклюже… Но цель другая , а значит и сам полёт другой, даже если я повторяю всё тоже – цель всё равно другая.
40 секунд – свист в ушах. Я набрал высоту. Двигатель не подвёл, он как живой уже не монотонно урчал, а как сердце, мне казалось, я слышал его биение. Я закрыл глаза, час пробил. Потянув на себя штурвал, я почувствовал тяжесть. Казалось, всё, что я прожил и все кто на земле одновременно навалились на меня.
60 секунд - 1000 метров. Я скорее почувствовал эту отметку, нежели сверялся с показаниями датчика. Лицо занемело, я упорно поднимался ввысь. Пора.
120 секунд – вытягиваю штурвал до упора и потихоньку отпускаю. Меня вжало в кресло без обивки, звуки исчезли, я открыл глаза. Вокруг меня серая мгла. Внизу облака. Приглядевшись, я стал различать силуэты чаек. Они были повсюду! Казалось что они вовсе не летят , образовали сферу и сплошным потоком вертятся вокруг.
160 секунд – чайки, казалось, смотрят на меня. Подумать только что за наглец! « Это наше небо! Таким как ты, тут не место!» говорили их взгляды и покачивание голов на лету. Но я не выпускал штурвал. Я знал что моей Чайки среди них нет. Скорость начала падать, мотор сбавляет обороты. Крылатая машина выглядела уродом среди этой серой стихии, но продолжала двигаться вверх.
184 секунды – мир замер. А потом начал стремительно падать. Глупец! На что я надеялся!? Я отпустил руки со штурвала, он с щелчком встал на исходную, я падал, но мне было всё равно.
200 секунд – я вижу землю. Она приближается ко мне, как будто я настраиваю приближение в подзорной трубе. Картинка из миллиона теней на её поверхности была в движении как рябь на воде. Я видел всё, каждую частицу. Видел всё, кроме своей собственной тени! Вот он! То, что так тревожило меня с самого начала, то что ускользало всё это время. Я и есть Чайка! Вернее Чайка и есть я.
Эта мысль, казалось, всегда была частью меня, такой же естественной как небо вокруг меня. Вой корпуса, пропускающего через себя воздух, победной маршем смерти пел мне последнюю песню, набирая скорость запредельную для управляемого самолёта. Как же я раньше не понял!
220 секунд – крылья вспыхнули белизной первого снега, как тысячи снежных солнц. Вот же оно! Я просто заблудился, забыл кто я, выдумал себе имя, выдумал себе внешность, выдумал этих глупых чаек.
239 секунд – белоснежные крылья неуловимо переломились, взмах и смертельное пике сменилось взлётом торжества. Казалось, яркий луч пронзил небо струной, почти от земли до бесконечности.
После кто то скажет что это были пришельцы или секретные разработки военных или особо редкие явления природы, но все они будут не правы. Это я – Чайка Джонатан Левингстон.
А дымящиеся осколки прошлой жизни, врезавшейся в опору ЛЭП, остались там, на земле. В жизни человека. Человека по имени Ричард.
