Вечеринка в доме друга, в одиннадцать часов, все еще теплым вечером. В метре от вас оживленно беседует группа людей. Кто-то рассказывает анекдот, возможно, что-то о поездке на поезде или о несчастном случае на чьем-то велосипеде, и их спутники время от времени прерывают его громким смехом и рассказывают свои собственные истории. Группа в целом кажется уверенной и привлекательной, А главный рассказчик особенно. Но с таким же успехом между вами может быть высокая кирпичная стена или ров, заполненный паразитами. Нет решительно никакого способа, которым вы могли бы воспользоваться, чтобы поздороваться. Вы улыбаетесь своей характерной слабой улыбкой неудачника, делаете вид, что изучаете книжную полку, и через десять минут уходите.
Большая часть советов касается того, что можно сказать в данных обстоятельствах. Лучше начать с чего-нибудь другого: с того, что следует думать. Хроническая застенчивость-это догадка о том, каковы другие люди.Хотя это не похоже на то, когда оно затопило нас, оно отражает рационально обоснованную оценку природы и намерений других членов нашего вида. Это не химический дисбаланс или импульс: это философия, хотя и глубоко бесполезная.
Его основная предпосылка состоит в том, что другие люди самодостаточны, что они не испытывают недостатка в компании, что они ни с чем не одиноки, что они понимают все, что им нужно знать, и что они не разделяют ни одной из наших слабостей, колебаний, тайных желаний или заблуждений. Это перекликается во взрослой форме с предположениями, которые ребенок мог бы сделать о своем учителе, компетентном суровом взрослом, который, кажется, никогда не был молодым, глупым, нежным или заинтересованным в борьбе подушками.
Это отсутствие веры в человечность других - естественная тенденция нашего ума. Мы идем по внешним сигналам – и мало кто чувствует себя достаточно безопасно, чтобы показать свои уязвимости. Поэтому мы приходим к выводу, что живем среди высших, покрытых металлом киборгов, а не среди хрупких, наполненных водой неопределенных сущностей. Мы не можем поверить, что большая часть того, что мы знаем о наших собственных умах, особенно неуверенность в себе, тревога и печаль, должны существовать и в умах незнакомцев.
Мы забываем, что мы также даем мало сигналов о том, каковы мы на самом деле. Мы тоже переполнены эмоциями и интересами, которые мы непреднамеренно скрываем, которые другие обычно не ожидают от нас – и это может легко привести к тому, что незнакомец будет недооценивать нас и чувствовать себя запуганным.
Но мы не спешим превращать это важнейшее прозрение в социальную стратегию, в уверенность в том, что и другие должны, как и мы, питать необходимые дозы тепла, тоски, любопытства и печали-ингредиенты, из которых строятся новые дружеские отношения. Казалось бы, счастливо женатый человек может иметь много агонии в ходе своих отношений; драчливый спортсмен может страдать от хронического беспокойства и стыда; генеральный директор может иметь яркие воспоминания о своей борьбе и много места в своем воображении для людей, чья карьера еще не взлетела. Очень интеллектуальный человек может-внутренне-тосковать по новому другу, который мог бы терпеливо поощрять их танцевать (или прощать их неумелые гирации). Наша ошибка состоит в том, что мы полагаем, что человек выглядит так, каков он есть на самом деле: наша тревога закрывает тот основной факт, что все мы гораздо более доступны, чем кажемся.
Ключ к вере в себя-и к мышлению, позволяющему успешно разговаривать с незнакомыми людьми, – не в том, чтобы настойчиво настаивать на собственных достоинствах; его источник – более точный и менее запретный способ воображения внутренней жизни, и особенно внутренних проблем, других.