В столицу едут многие, но большинство их тех многих не знает, как она отнесется к появлению нового человека-гостя, непрошенного получается, в своем доме. Все лелеют надежду, что они останутся здесь, заработают на квартиру и станут одним из тех, кто торопливо спешит к метро и отоваривается в «Ашане», ходит по музеям и скандирует на городских праздниках «Да здравствует, Москва!».
Город, из которого мы приехали, был за тысячу километров от Москвы. Мне приходилось бывать в городе М как-то по юности. Тогда мне не очень хотелось учиться, заканчивать авиационный институт, а еще больше становиться инженером на одном из увядающих заводов нашего городка. Я намеренно, перед самой сдачей диплома, сказал себе, что должен что-то сделать. И уехал. Тогда я приехал в тот город – он встретил меня моросящим дождиком и Арбат, лоснящийся от воды, скрыл всех героев под сводами домов, полиэтиленом и люди мне тогда показались такими нечеткими, с разводами. И пусть после этого пятнадцать раз было солнце, я все равно запомнил это мое самое первое впечатление.
И вот через почти пять лет я снова возвращаюсь в этот город, намеренно потеряв работу, поругавшись с родными, друзьями, которым ничего не нужно было в этой жизни, кроме выпивки и развлечений по выходным, в тайне от своих жен и девушек. Они мечтали о творческих делах, хотели себя посвятить актерской профессии, написать пьесу, сценарий фантастического блокбастера, но для этого нужно, как минимум, написать, попробовать…а они, я знал, протрезвев, будут выяснять отношения с противоположным полом и их творческие замыслы вновь отложатся до следующей пьянки.
Я отвернулся от них, а они найдут себе других собутыльников – это просто. Больше тех, кто не вырвался, и остался там, с ними. А я порвал эти цепи, восьмого марта купил билет на поезд, постригся, одел свой единственный костюм, и девятого мой поезд уже мчался в сторону «счастья».
Да, за мной увязалась одна девчонка, которая в последствии стала моей женой, так как я понял, что она за мной пойдет и в огонь, и в воду. И то было главным качеством, из-за которого я выбрал ее.
– Москва – это же… – после этого шел град всего неприятного. Так говорили ее родственники и пожимали плечами то ли от того, что она решила поехать именно в такой «сумасшедший, не очень полезный для здоровья город» или же от того, что остановилась именно на моей кандидатуре.
Мои же родители понимали меня, и мама часто вспоминала, как она в юности ездила в подмосковный санаторий и в выходные ездила в Москву, чтобы отовариться в ГУМе. Она говорила, что помнит, как в метро большинство людей читали (книги, газеты), и для нее это была так странно, так как в нашем городке, по ее словам, тогда все люди во время поездки в автобусе смотрели друг на друга или, на крайний случай, спали.
– И я почувствовала, что здесь живут самые счастливые люди, каких нет ни в каком другом городе, – говорила мама.
Мы с женой тоже думали, как мама, но прожив два года и еще два месяца в столице, решили уехать. Точнее я решил, а жена…она, да куда она денется. Поедет за мной.
Сперва, все шло, как нельзя лучше. В первую же неделю я устроился на работу в билетные кассы. Стал билетером. Весь день сидел в киоске и продавал билеты во все театры этого города. Не самая приятная профессия, но выбор мой был сделан скорее потому, что помимо самой работы, я получил возможность ходить во все театры совершенно бесплатно. Любил я театр и даже когда-то мечтал стать актером.
Моя жена (тогда еще неофициальная) искала работу дольше меня. В первые дни она очень болезненно отнеслась к городу – часто лила слезы и хотела домой. Но человек привыкает ко всему и она привыкла. Перестала плакать, стала интересоваться тем, ради чего мы сюда и приехали.
Я ушел из кассы, проработав всего месяц, так как не умел обращаться с принтером, который печатал билеты. К тому же я понял, как трудно сидеть в стеклянной будке целый день и терпеть выходки, прежде всего, этого аппарата и только потом, клиентов.
Ушел в кино, стал ходить на массовки. Сперва, мне это очень нравилось – интересные люди, звезды, места, бесплатный обед (не всегда, конечно) и возможность быть частью чего-то вечного. Но потом я как-то устал – во-первых, оплата мизерная (нам нужно было оплачивать комнату, и мы собирались снимать отдельную квартиру), во-вторых, большее время мы (актеры массовых сцен) сидели и ждали пока установят свет, декорации, и это было так долго, что клонило в сон, а для меня если на работе тянет в сон, то задай себе вопрос «а это точно то, что ты искал?». И как-то, на второй месяц съемок, я попытался себе задать тот самый вопрос, и уже на следующий день не пошел играть труппа в какой-то криминальном фильме компании НТВ.
Моя благоверная стала работать корректором в одной юридической Академии на Нахимовском проспекте, мы сняли однушку на Чертановской, а я стал заниматься выставками в церковной компании «Узорочье». У меня никогда не было офисной работы – это была первая и первую неделю, а то и две мне даже нравилось. Я писал сценарии мероприятий – выставок в ближайших городах, звонил потенциальным заказчикам, которые выставлялись на этих выставках со своей продукцией, и общался с большим коллективом в количестве семидесяти двух человек. Через каждые два дня они праздновали дни рождения, юбилеи, рождение ребенка, свадьбу и прочее, прочее. Было весело, но что-то было не так…я потерял смысл. Не понимал, зачем я это делаю. Именно поэтому я ушел, желая найти смысл в другом. И я стал писать, точнее, я уже писал долгое время. Первая пьеса, «Слоны и ангелы» была написана мной в институте – она была обо мне и, наверное, была не самой сильной, но тогда я почувствовал, что это занятие мне нравится, оно меня затягивает. После этого я ее распечатал, положил в шкаф и редко вспоминал.
И вот сейчас, настроенный решительно, я достал свой начатый, еще на родине, роман. «Дегустаторы» – так он назывался. И я стал его писать. Сперва, трудно, потом я стал втягиваться и я уже не помню, как подрабатывал почтальоном, уборщиком, иногда все же бегал на съемки и грузил ящики с пивом. Как-то смутно пролетела наша свадьба, редкие поездки домой, музеи, театры (документ-пропуск в театры я себе оставил). И однажды, примерно утром, на рассвете, я пил кофе, моя жена спала, а я смотрел на белых голубей, к которым я уже стал привыкать – они летали каждое утро на высоте девятого этажа, садились на провода и их всегда было ровно пять при любой погоде, всегда. А тут их только четыре.
– Странно, – подумал я. – Где же он? Попал в лапы кошки, решил остаться дома или улетел? Но зачем? Наверняка, у него прекрасная жизнь – корм и все остальное. Но почему он решил от всего этого отказаться? Там лучше? Или не в этом дело?
И через полчаса, на пятой чашке кофе, я понял все. Москва – тот же город, что и наш. Немного больше, суетливей. Про возможности ничего не хочу сказать, но снимать квартиру за двадцать в месяц, или брать ипотеку, связывая себя навеки вечные, не хотелось.
Роман мой подходил к завершающей стадии, и я знал, что хочу закончить его не здесь. Мне тогда казалось, что со стороны будет намного виднее. Я писал о Москве (разве я об этом не сказал?).
Дегустаторы – наверное, мы, которые пробовали столичную жизнь на вкус. И не все, что мы пробовали, можно было есть повседневно. В метро мне было плохо от духоты, от загазованности в городе я не мог дышать, к тому же не было спокойно от бесконечных манифестантов. У родителей каждый раз сердце кровью обливалось, когда они слышали про какие-нибудь волнения в Москве. Обязательно звонили и убеждались, что мы находимся не рядом с «горячей точкой». Все это компенсировалось, конечно, другим – не буду перечислять, это и так ясно. Но все же перевес был значительный.
Она горевала, когда мы шли по Воздвиженке, наблюдая с другой стороны на рок-концерт у метро «Арбатская», говорила о том, что для нее все стало таким родным и что все это от себя оторвать очень трудно. Я молчал, а она надеялась до последнего дня, что я передумаю. Но я был тверд, в своем намерении.
Ночью мы не спали. Она приходила с работы, ужинали, пили чай с большим количеством сладкого (таким образом, она снимала стресс), смотрели фильм или совершали прогулку по аллее, растворяясь в ее ядовитом, желтом свете от фонарей и листьев, и разговаривали. Потом приходили домой, стелили, выключали свет и разговор продолжался.
О чем мы говорили? Она все больше вспоминала самые яркие моменты, и хоть я уверял ее, что эти моменты у нее никто не отнимет, она грустила и плакала, когда говорила о нашем походе в театр «Эрмитаж» на «Золотого теленка», и после спектакля душевного разговора под пиво о том, что они точно останутся здесь и ничто их не сломит, когда мы ходили на ночь музеев и плескались в фонтане на Охотном, особенно в жаркие дни летом. Про лес в Бутово, где мы праздновали месяц в Москве, заедая шампанское котлетами, про то, как нас кинули с квартирой и мы это преодолели, про нехватку денег и оптимизм в трудные дни, когда мы питались одной пшенкой без мяса. Про музей Пушкина, Востока и бульвары, на которые хочется возвращаться.
Я взял билеты, связался с компанией по грузоперевозкам. Мы продолжали жить в Москве, в том же месте на Чертановской, но не все было так, как раньше. Когда мы садились за стол, то молчание мешало нам. Бывало – выходные проведем в парке Горького, покатаемся на лодке и…нас нельзя было остановить. Жажда куда-то ходить и что-то делать была неуемная. Мы перебивали друг друга, нет, не ругались, просто спорили, получая от этого удовольствие. А сейчас – молчание, я смотрю на нее, а она боится поднять глаза. Вещи забирают завтра. Два баула, челночные сумки, весом сто килограмм (мы все взвешивали маленькими весами) и груз весом в тонну в ее подрагивающих веках.
На следующей неделе мы сдавали модем, прощались с работой, уже почти не плакали, так как пока не верилось, что это действительно произойдет. Мы хотели пойти в театр, но не пошли, так как опоздали из-за того, что не хотели ничего, кроме того, чтобы просто идти по улице, слушать звуки, смотреть на разных людей и не говорить, ни в коем случае, разве что про себя. Потом было такси, безумные носильщики и я, взваливший на себя оставшиеся тридцать килограмм, которые решил донести до вагона сам. И я это делаю, садимся в поезд…до свидания.
Мы ехали и всю дорогу, она смотрела в окно и читала книгу. Я же смотрел Чаплина «Новые времена» и думал о том, что мы сейчас – то же самое черно-белое прошлое, только через сто лет. Вот мы грустим, пьем чай, которого уже не будет и нашу грусть никто не узнает, ведь никого уже не будет.
Пишите свои вопросы в комментариях или на почту: roma-tea79@mail.ru
До встречи!