…Часа через четыре они лежали на опушке, внимательно вглядываясь в дома на окраине. Из деревни не доносилось ни звука. Только стоящий далеко слева дом деда Власа выглядел обжитым – над крышей курился легкий дымок. Снег на дороге уже растаял, да и притаежный луг щедро попятнали обширные проталины. Матвей лежал рядом с отцом, напряженно вглядываясь в небо над деревней. Там кружило воронье. Он толкнул отца локтем, глазами показал на кружащихся над деревней птиц. Отец присмотрелся, сплюнул зло:
- Знать, пропастина какая на дороге лежит. Посмотрим. Вот что, сын, - он повернул голову и посмотрел на Матвея усталыми внимательными глазами, - сейчас мы с тобой пройдем с версту по тайге в сторону реки. Там перейдем вброд, поднимемся к деду Власу, поговорим. А потом на легкой ноге по деревне пробежим. Пошли.
Ступая легко, крадучись, поглядывая на деревню, они пошли к реке по самому краю тайги, не выходя на луг. Берданка уверенно тянула вниз, напоминая о подступающей усталости, но Матвей не обращал внимания – такая усталость была привычной и до настоящей усталости было еще очень далеко. Шли тихо, дышали бесшумно, отец за всю дорогу ни разу не закурил. Добрались, наконец, до намеченного места. Еще раз осмотрелись, прислушались.
В деревне по-прежнему тихо. Воронье опустилось вниз, не кружилось больше. Скорым шагом они двинулись к речке, быстро пересекли ее вброд – талая вода с гор еще не пошла, вода на перекате была не высокой, едва достигая середины голени. Так что перешли, не начерпав воды в сапоги. Дальше быстро поднялись к дому деда Власа – тот уже открыл калитку и встречал их на пороге. Каюр крутился у ног, обнюхивая гостей – от них пахло тайгой. Зашли обнялись, похлопывая друг друга по плечам. Дед Влас улыбался им как родным – наскучался старик в одиночестве.
Уселись в доме, дед Влас суетился, вынимая из печи чугунок с похлебкой и разливая ее по тарелкам. И говорил без умолку:
- Уж верно голодные, соколики? Чай, в тайге не дом родной, холодно да голодно по весне…
Отец с улыбкой сказал:
- Да где ж голодно, Влас Микитич? Мы ж с собой и скот увели, и птицу, да и тайга кормит.
Дед Влас отмахнулся:
- Знаю я ваш скот – трясетесь над ним, как над торбой писаной. Нате-ка, похлебайте, сварил с вечеру, на косточке мясной, с перловкой да грибочками. Хороша получилась, навариста, - он выставил на стол полные до краев тарелки, соленые огурцы, хлеб. Сам сел напротив, уставившись на них слезящимися от старости глазами – сдал дед Влас, буквально за эту зиму сдал. Они рядиться не стали, споро принялись за еду, расспрашивая хозяина о житье-бытье.
- Влас Микитич, приходил кто в деревню? – отец шумно отхлебнул густой похлебки, глядя на деда.
Тот сказал:
- Нет, Матвей, не было никого (отца он всегда звал просто по имени, чем немало удивлял Матвея). Я по деревне гуляю каженный день, приглядываю. На вашей улице корова подохлая лежит, Васькина. Как он ее проворонил?... Страшно в деревне, - добавил он вдруг и вздохнул тяжело.
Матвей оторвался от похлебки, которая и вправду была очень вкусной:
- А отчего страшно, Влас Микитич?
Тот глянул на него с грустью, ответил упавшим голосом:
- А от того, Матвей Матвеич, что дома вокруг мертвые стоят. Смотрят на тебя пустыми окнами как черепа глазницами, и ни звука. Скрипнет где ставня, так сердце обрывается. А когда ветерок, так вообще хоть плачь – воет он в пустых трубах, как волк раненый. И вся деревня как раненая. Или убитая….
Матвей передернул плечами, представив себе эту картину. Прав дед Влас, без людей мертва деревня.
Отец, спеша сменить тягостную тему, спросил у хозяина:
- Влас Микитич, тебе может надо чего? Дров там, мяса привезти? Завтра же все привезем.
Дед Влас кивнул благодарно, глянул повлажневшими глазами:
- Дров полон дровяник, не надобно. А мяса…много ли мне нынче надо, Матвей? Есть пока запас, хватит. А вот вам я с собой солонины да рыбы вяленой дам – много у меня. Все хотел сыну отдать, да он все не едет…, - в голосе его слышалась такая тоска, что Матвею не по себе стало. И он предпринял еще одну попытку заманить деда в тайгу:
- Влас Микитич, а может все же с нами пойдешь? Нам там в тайге без твоего опыта ох как тяжко…
Влас Микитич глянул на него не по-стариковски остро, покачал головой:
- Хитер ты, Матвей Матвеич, ох и хитер. Пошто тебе в тайге мой опыт? Вы с отцом два первых таежника в деревне, чем я вам там помогу?
Но Матвей видел, что старику бальзамом на душу упали слова о его нужности. Отец одобрительно взглянул на него, кивнул и подхватил:
- Верно говоришь, Влас Микитич, в тайге мы лучшие. Но мы ведь в тайге деревню ставим, жизнь налаживаем, вот этот опыт твой нам очень нужен. Тебя все в деревне знают и любят, к слову твоему каждый прислушается. А и тебе веселей, не одному тут сычем сидеть. С домом твоим не случится ничего, на отшибе он. Пошли с нами? – он вопросительно уставился на деда Власа. Тот кивнул нехотя:
- Подумаю, Матвей. Крепко подумаю. Твоя правда, тяжко мне одному. И тоскливо в деревне, хоть ложись и с ней вместе помирай.
Отец встал из-за стола, одернул подпоясанный ремне коротки полушубок:
- Мы пойдем по деревне пробежимся. Надо поглядеть, где у кого бревна лежат – вывозить хотим, дома ставить. Народ по сарайкам с детьми живет, попростудились все. А обратным ходом к тебе заглянем.
Дед Влас кивнул и пошел их проводить. Они пошли, а он стоял в калитке и глядел на тайгу. Матвей был уверен – деда они заберут. Но не сегодня, не на себе же его нести? Завтра приедут подводы за бревнами, на одну из них и устроят деда с его небогатыми пожитками…
В деревне они разделились, пошли разными улицами. Отец еще раз наказал Матвею:
- Смотри внимательно по сторонам и слушай. Первая задача – не попасться никому на глаза. Вторая задача – запоминать, где и сколько бревен лежит. Третья задача – запоминать, сколько у кого дров запасено. Вывозить будем все запасы.
Матвей кивнул, и они разошлись...
Продолжение завтра!