Тяжкий грех. Беременность
Александра возвращалась домой последним автобусом. Она села на заднее сиденье, прислонила голову к окну, закрыла глаза, сделала вид, что дремлет, чтобы никто не приставал с разговорами, да и не хотелось никого видеть. Правда пассажиров было не много.
Лето подходило к концу, но было всё еще очень жарко, стояла сильная духота. Детвора и молодёжь до сих пор бегали к мельнице, купаться в заводи. Беседа в автобусе, в основном крутилась вокруг урожая, много культур посохло от жары, люди тоже изнывали от такой погоды, хотелось уже прохлады.
— Надо поговорить с Татьяной, — думает Александра, — надо что-то делать. Вот уже неделю она почти не общается с дочерью и внуком, даже смотреть на них не хочет. С того самого дня, когда утром, войдя со двора в дом, Александра, проходя мимо комнаты Николая и видя, что дверь приоткрыта, заглянула в его комнату. Уже светало. Парня в комнате не было, кровать не разобрана, сомнений нет, – он не ложился спать. Если бы ему нужно было рано встать, то он предупредил бы с вечера. Получается, что Колька не ночевал дома. А где? Может пришёл поздно и лёг в хатёнке, чтобы никого не разбудить? Вроде бы вечером она из своей комнаты слышала голоса детей, решила, что они уже вернулись из клуба. Неужели он потом опять куда-то отправился? Александра заволновалась. Может Николай с Зинулей, или еще с кем-то загулял? Терзаемая всякими домыслами, она решила зайти к дочери. А вдруг и её нет дома?
Александра приоткрыла дверь Танькиной комнаты и заглянула туда. То, что открылось её глазам, прямо-таки парализовало её. Она остолбенела. Схватившись за дверь, чтобы не упасть, так как ноги у неё начали подгибаться, Александра застонала: — Ой! Что это?
Её дочь и её внук лежали на кровати, обнявшись, совершенно голые, и вся их поза не оставляла никаких иллюзий в подлинности происходящего. Родственники так не спят. Нет, это лежали не брат с сестрой, как они себя обычно называли, и даже не тётя с племянником, кем они являлись на самом деле. Танька лежала на спине, Колька, на боку, рядом, одной рукой обнимая Таньку. Простыня сползла куда-то вниз, так что детки предстали перед матерью во всей красе.
Проснулись они сразу. Колька, отвернувшись, быстро, по-солдатски, натянул брюки. Танька прикрылась простыней, сидела на кровати, поджав ноги и уткнувшись лицом в колени, распустившиеся волосы почти полностью закрыли её. Она тихо плакала. Колька отвернулся к окну, стараясь не смотреть на Александру. Он досадовал, что потерял бдительность.
Несколько минут мать стояла в дверях, она больше не могла вымолвить ни слова, затем повернулась, на ватных ногах кое-как доплелась до своей кровати, села и бессмысленно уставилась в стенку. Впервые она растерялась и не знала, как поступить и что делать в этой ситуации.
Ребята уже оделись и теперь тихонько сидели в комнате. Александра негромко причитала: — Что же вы наделали? Что же вы натворили? Твари, подлые твари! Как же вы могли так поступить? Слёзы текли по её щекам. Ещё ни разу никто не видел её плачущей и слабой.
Танька не выдержала, подбежала к матери, упала перед ней на колени, обняла за ноги: — Мамочка, прости! Прости! — Уйди, — сказала, Александра. — Пошли вон! Оба! Я не желаю вас больше видеть. Прочь с моих глаз! Она оттолкнула Таньку, та встала, понуро вышла из комнаты.
Мать закрыла за ней дверь, легла на кровать, уткнулась в подушку. Грустные мысли копошились в её голове. Вот так, воспитывая чужих детей, она упустила своих, считая, что душещипательные беседы им не нужны. Ведь видят же они, как мать трудится на работе и дома, выбиваясь из сил, поздно ложится, рано встаёт. Думала, если стараются во всем помочь, значит всё понимают, сочувствуют, но о таком и помыслить не могла. Жить не хотелось, подступила какая-то пустота и безразличие.
Она слышала, как Колька ушёл на работу. Танька тихо сидела в своей комнате. Так прошёл день. Александра пролежала до вечера, иногда вставая, чтобы попить воды. Вечером пришёл с работы Николай, Танюшка сама его покормила. Потом замычала корова, дочь её загнала, но вскоре прибежала со слезами: — Мам, Зорьку надо подоить, она меня не подпускает. Александра молчала. — Мам, ну, пожалуйста! — Выйди вон! — резко крикнула дочери. Но делать нечего, встала, взяла ведро, пошла доить корову. Проходя мимо Кольки, который всё ещё сидел на кухне, даже не взглянув на него, отчеканила тоном, не допускающим возражений: — Ночевать будешь в хатёнке. Сюда заходи только, чтобы поесть.
Почти целую неделю Александра молчала, только иногда бросала какие-нибудь слова тоном приказа. Вечером, собирая на стол, посылала Таньку: — Зови его есть, — и больше — ни слова. Ужинали они теперь молча, в гнетущей тишине.
А два дня назад, когда за ужином Татьяна что-то спросила у матери, та жёстко ответила: — Отстань от меня, — и, не сдержавшись (ей хотелось сделать им как можно больнее, унизить, морально уничтожить), прошипела: — проститутка, дешёвая шлюшка. Александра прежде никогда не ругалась и никого не обзывала. Танька зарыдала в голос. Николай возмутился: — Мам, не ругай ты Танюшку. Зачем ты её мучаешь? Я виноват во всем, меня и казни. Александра Яковлевна резко повернулась к нему: — Какое благородство! Я тебе не мать. Забудь. Я тебе бабка. Вот приедет Анютка за тобой, её и зови матерью. Срамники!
Она повернулась и уже зашла к себе, когда её остановил Колькин крик: — Мам, мам, скорей, Таньке плохо! Обернувшись, она увидела, как Николай подхватил на руки оседавшую на пол Таньку, отнёс её в комнату, бережно положил на кровать. — Мам, что с ней? Она умирает?, — он забыл, что только что получил запрет называть бабушку матерью. — Тань, Танюшка, что с тобой?, — спрашивал Колька, нежно гладя её по голове. Минуту Александра отрешённо смотрела на них. — Залюбуешься, ну прямо, как голубки, — со злой усмешкой подумала она, — Если б только они были не родственники, то самый раз порадоваться, глядя на такие отношения.
Однако, Татьяне было действительно плохо, она потеряла сознание. Александра быстро схватила кружку с водой, крикнула Николаю, чтобы он достал из аптечки нашатырь, водой смочила дочери лицо, шею, сунула под нос пузырёк, та начала приходить в сознание. На всякий случай мать дала ей ещё и валидол под язык.
Смутная догадка вдруг осенила её, впервые она задала им вопрос: — И давно это у вас? Как долго вы уже, — с трудом подбирая слово, которым можно было бы обозначить их связь: — кувыркаетесь? Танька, залившись краской, пролепетала: — С начала июля.
— Ну, тогда поздравляю! Доигрались? Скоро у вас родится ни то сын, ни то дочь, кому внук, а кому и двоюродный брат, короче, неведомый зверушка. Во, натворили дел! Молодцы! Ну, спасибо, вам, детки! Вот так порадовали на старости лет. Наконец-то и до правнуков доживу.
Александра вышла, а они, обалдевшие от неожиданности, остались, не зная, радоваться или горевать. Но мать, тут же вернулась: — Завтра же собирайся на аборт в город, не затягивай! Сама поедешь, можете вдвоём отправляться, я вам в этом помогать не буду.
Колька, набычившись, подал голос: — Ребёнка убивать не дам! Я люблю Таньку. Мы поженимся.
— Вы, что, полные идиоты? Кто же вас поженит? Хватит дурака валять. Не хватало еще дебилов плодить. Вы что, ничего не понимаете? А ты, мне помнится, два года назад уже собирался жениться. На Зинуле. Или забыл? И, вообще, марш в хатёнку!
Александра метала гром и молнии, она во всю дала волю своему гневу, накопившемуся за эту неделю. Колька, весь взъерошенный, выскочил из избы. Танька сжалась от страха, сидела ни жива — ни мертва.
Накричавшись, мать сникла, ушла к себе, легла, зарыдала. Утром, с тяжёлой головой, выгоняя корову в стадо, она и сорвалась на Олечке, не сдержалась. Всё это подтолкнуло её срочно отправиться в райцентр, послать телеграмму Анюте. Хотелось, чтобы в селе поменьше было пересудов.
Читать продолжение
Содержание
1. Соседка - всезнайка
2. Шила в мешке не утаишь
3. Поздняя любовь. Курортный роман
4. Сильная и волевая
6. Тяжкий грех. Беременность (вы здесь)
7. Возвращение из армии. Соблазнение
8. Правнук душегуба
Благодарю всех посетивших мой канал. Надеюсь на новые встречи.
Подписывайтесь на мой канал и ставьте палец вверх!