Пришло время путешествовать, и уютный «Сапсан» уж несёт меня в Петербург. Поезд-экспресс легко преодолевает времена и расстояния. Глубокие мягкие сидения, в которые буквально проваливаешься. Бесконечные просторы за окном. Чистота и опрятность.
Внешние удобства хороши не тем, что они расслабляют тело, а тем, что они отвлекают от мелких житейских неурядиц и по свидетельству Пушкина дают возможность подумать. (Имеется ввиду повесть Пушкина «Путешествие из Москвы в Петербург», написанная в полемике с Радищевым, автором повести «Путешествие из Петербурга в Москву»). Так вот Пушкин, оспаривая антикрепостнические заметки Радищева, попутно писал о том, что дорожная скука по-своему плодотворна: она питает ум.
Да и в «Онегине» есть странная, на первый взгляд, авторская реплика (о Татьяне):
И наша дева насладилась
Дорожной скукою вполне:
Семь суток ехали оне.
Как дорожной скукой можно насладиться? Пушкин знает.
Сапсан едет три часа (ну или три часа с небольшим), однако и этого времени достаточно для того, чтобы развеяться и отвлечься мыслью от всякого рода житейской дребедени.
Мы с женой встали очень рано, фактически ночью – на ранний экспресс – и не успев толком перекусить дома, пошли завтракать в вагон-ресторан.
Безупречная форма обслуживающего персонала. Вежливые улыбки. Идеальная корректность. Точность и оперативность работы.
Однако обращают на себя внимание два неизбежных обстоятельства: во-первых, сами возможности готовки в поезде ограничены, хотя завтрак, насколько этого возможно добиться практически на ходу, всё же очень приличен; во-вторых, в «Сапсане» с посетителей ресторана неизбежно дерут, справедливо полагая, что если уж граждане раскошелились на экспресс и едут развлекаться, они не будут уж очень придирчиво считать копейку. Особенно, конечно, по старому стандарту взвинчивают цены на спиртное.
Но вот мы и в Питере. На вокзале нас буквально обступили таксисты, которые успели подсуетиться заранее и прибыли в аккурат к поезду. Увидев людей с поклажей, они воодушевились, рассчитывая на заработок. Один из таксистов, крупный детина, широко улыбается, как бы предвкушая удовольствие и выказывая готовность подвезти желающих.
Однако миновав таксистов, которые продолжают зазывать сошедших с поезда людей, мы с женой двинулись далее. Петербург всё-таки северный город и не чужд северной суровости. Быть может, поэтому он встречает нас с грустью. На понурых лицах петербуржцев написано: денег нет. И люди, по удачному выражению одного известного общественного деятеля, как могут, держатся. Учитывая, что Петербург – город музеев и всякого рода исторических достопримечательностей, близ вокзала уже продают билеты на экскурсии по городу, водные круизы и т.п. Видно, что люди вынуждены держаться и что-то выдумывать для выживания.
Минуя торговцев всевозможными билетами на всевозможные экскурсии, туры и т.п., мы с женой нырнули в метро и вскоре очутились на Финляндском вокзале. Прочь, прочь из северной столицы на вольный воздух пригородов! И удивительное дело! Только мы с женой садимся в пригородный поезд, идущий в сторону Комарово, окружающая обстановка меняется. И хотя по существующим административно-территориальным мерам мы въезжаем в Ленинградскую область, уже чувствуется приближение Финляндии. Опрятный прибранный вагон. Улыбающиеся лица. Одним словом, позитив.
За окном мелькают леса, в принципе похожие на подмосковные леса. Ели, берёзы, осины. А всё-таки чем-то неуловимым северный лес отличается от подмосковного, хотя состав растительности как будто тот же. И всё-таки чувствуется север, отличный от средней полосы России. Много сосен. Много высоких елей. Попадаются, конечно, и лиственные деревья. И всё это растёт на холмах или на взгорьях, тогда как в средней полосе России мы привыкли к равнинам. Здесь же помимо высоких и стройных – северных – елей по существу угадываются холмы, которые становятся всё выше по мере приближения Финляндии. Северный лес – это горный лес, который как бы уже начинается, уже угадывается в пригородах Петербурга.
Ещё одна неуловимая примета северного леса – это причудливые живописные рытвины в земле, цветистые мхи и кое-где – вывороченные ветрами огромные – выше человеческого роста – корневища. Если углубиться в лес, попадаются места, где растут дикая малина и черника.
Остановившись в Келломяки или, по-нынешнему, в Комарово, в отеле у моря, мы с женой на следующее же утро отправились в финский городок Лаппеенранта.
Промежуточный пункт между окраиной России и Финляндией – пограничный город Выборг. Удивительное дело! Соседство с Финляндией влияет на окружающую обстановку. Выборг, по крайней мере, местами, город по-европейски опрятный, прибранный, хотя кое-где встречается то, что мы привыкли наблюдать и в Москве: орут, перекладывают асфальт, так что не пройдёшь и т.п. Иначе говоря, в Выборге наблюдается эклектика.
Поражает зрение, однако, не она, а средневековый замок, который высится невдалеке от железнодорожного вокзала. Едва успев оценить эту величественную громаду с высокой башней и узкими окнами, мы с женой устремились к автовокзалу, где уже толпится народ.
И вот – подъезжает наш автобус, билеты на который были заранее куплены по интернету. (Приобретение билетов – всецело заслуга жены). Водитель – весомый по комплекции человек средних лет. Мрачноватое лицо. Внушительная осанка. Отутюженные брюки. Клетчатая рубашка. Галстук.
На периферии сознания мелькает совершенно неуместная ассоциация. В детстве на даче я читал роман Стивенсона «Остров сокровищ», и там в первых главах появляется гость постоялого двора, отрекомендованный повествователем как «грузный мужчина средних лет». Вскоре выясняется, что в прошлом он пират и зовут его Билли Бонс. Похожая внешность – у водителя междугородного автобуса.
Мы с женой предъявляем водителю билеты, тот согласным кивком провожает нас на одно из сидений. Протискиваемся вглубь автобуса, чтобы занять места. Однако вскоре «Билли Бонс» выказывает некоторое недовольство. Выясняется, что места буквально расхватали петербуржцы, которые сели значительно раньше нас, и нам следовало бы обождать, пока не выявятся оставшиеся места. «Куда вы торопитесь!?» – неприязненно удивляется «Билли Бонс».
И действительно, на сидениях лежат всякого рода авоськи и другие мелкие житейские предметы, которые указывают, что очередное место занято. Вскоре автобус оказывается заполнен людьми, так что мы с женой еле обнаруживаем свободные места в конце. …Да и в принципе где гарантия того, что количество билетов совпадает с количеством мест? Однако всё благополучно, и вот уже заводится мотор. Взревев, махина двигается в Финляндию.
Вокруг самые обыкновенные – узнаваемые – лица наших соотечественников. Сколько же их! Полный автобус. Видно, петербуржцы по-своему осуществляют вышеозначенную программу: съездить в соседнюю Финляндию. Меж тем за окном мелькают невероятной красоты северные виды. На скалистых вершинах растут сосны и ели. Там и сям виднеются многовековые валуны, окружённые пышной зеленью.
И странное дело! По мере того, как мы въезжаем в Финляндию, ландшафт меняется, лес становится более ухоженным что ли; хотя в принципе – по одну и другую сторону границы произрастает всё тот же дикий лес.
Однако по пути появляются контрольные пункты, полицейские будки, шлагбаумы. Граница.
Автобус останавливается. Молчаливо сосредоточенные люди в пограничных формах входят в автобус и хмуро деловито проверяют иностранные паспорта. Даже те, у кого с документами решительно всё в порядке как бы заранее немножко оплошали по факту того, что их проверяют. У японского писателя Акутагавы имеется такой афоризм: рыба, сорвавшаяся с крючка, кажется ещё более пойманной.
Недаром за проверкой документов, которую на всякий случай проводят многократно, следует и личный досмотр. Люди выходят со своим утлым дорожным скарбом и выстраиваются в очередь на контрольном пункте. Не буду в деталях описывать скучную бессмысленную процедуру просвечивания баулов, сумок и чемоданов. К счастью, она заканчивается, однако, оставляя после себя не совсем уместную ассоциацию. Давным-давно (ещё в советские времена) в одной из одесских газет была опубликована сатирическая статья с названием «Рыбки захотелось!». Под углом зрения того, что людям «рыбки захотелось» таможенники воспринимают и пассажиров автобуса, идущего в Финляндию – страну озёр. Мол, ничего криминального в целеполагании путешественников нет, а всё-таки и одобрить их как-то трудно. Все пассажиры успешно проходят контроль, однако их провожает некая неуловимо кислая мина таможенников. «Рыбки захотелось!».
Проверка со стороны Финляндии быстрее, суше и выглядит как простая формальность. Не интересуясь личными вещами, молодые энергичные таможенники, завзятые бодряки, деловито ставят нужные штампы в иностранные паспорта, и люди уже бегут к автобусу.
Но вот все формальности позади и мы – в Финляндии! Её символ – серебряный олень, в форме скульптуры украшающий крышу одного из приграничных зданий. Автобус несётся вглубь Финляндии.
Там и сям мелькают аккуратные ухоженные фермы, сияющие луга. По мере того, как Финляндия становится фоном путешествия, лес становится всё более чистым и ухоженным.
Вскоре въезжаем в черту города. Финский стиль – это изысканный конструктивизм. Большие окна. Большие балконы. Много пространства и стекла..
И вот – мы уже в центре Лаппеенранты. Конечная остановка. Высаживаемся. И тут же оказываемся в среде незнакомого иноязычного города, который живёт своей жизнью и который нас знать не знает. Единственное, что у нас в руках – это адрес гостиницы, которую по интернету заранее забронировала жена. И больше ничего, что могло бы прояснить наше дальнейшее движение.
Палит солнце. Для бодрости покупаем финское мороженное. По контрасту с тем, к чему мы привыкли, ощущается свежий натуральный продукт. Однако впереди полная неизвестность. (Трансфер – это услуга, которую гостиница не предоставляет; жена узнавала). Мелькают такси, но не останавливаются при поднятой руке. В Финляндии это не принято. Правда, неподалёку имеется автобусная остановка, но совершенно неизвестно, какие автобусы идут к отелю. Нещадно печёт солнце.
На английском выспрашиваю у местной жительницы, где и как можно взять такси. С трудом пробиваюсь к смыслу сквозь жестикуляцию и поток звуков, но всё-таки понимаю. Мы с женой пробираемся по людным улицам к площадке рядом с рынком и множеством супермаркетов, где наблюдается скопление такси (шашечки и прочие признаки такси налицо); однако к нашему с женой удивлению (едва ли приятному) обнаруживается, что во всех этих машинах ни одного шофёра. Куда они все подевались? Буквально мыкаясь среди брошенных машин, чтобы найти хоть одного живого человека – и пройдя длинный ряд пустых машин, обнаруживаем русскоговорящую пару – они тоже с машиной. Вот везение!
Объясняемся по-русски. Протягиваем потрёпанную бумажку с адресом гостиницы. Возникает надежда, что если эти люди здесь с машиной, то они освоились в Финляндии и уж, по крайней мере, знают местность и могут нас выручить. Земляки, впрочем, очень доброжелательные, не выказывают ни малейшей готовности нас подвести, поскольку у них уйма своих дел, оглядывая адрес, говорят, что они не знают, где это находится, хотя в принципе и рады бы нам помочь. Уже торопясь и прощаясь с нами, земляки советуют обратиться к кому-то на рынке или в одном из супермаркетов. («Там наверняка есть русскоговорящие сотрудники» – успокаивают нас собеседники).
Меж тем парень уже заводит мотор (он закупил целую машину различных товаров и готовится отъезжать со своей спутницей). По-прежнему палит солнце. Единственно новое, что мы выяснили со слов парня: чтобы уехать на такси, надо позвонить по какому-то телефону, но что это за телефон и сгодятся ли наши купленные в России телефонные карточки при разнице всевозможных роумингов – ничего этого неизвестно. Существует только абстрактный телефон и жара. Полная неизвестность.
На площади у рынка полно всяких забегаловок, бросаемся в одну из них. Ничего толком не выяснив у растерявшихся сотрудников забегаловки (они совсем не русскоговорящие и вообще, кажется, мало что понимающие), почти отчаявшись найти треклятую гостиницу, опрометью выбегаем на улицу и – наконец везение! – на локальном участке дороги видим таксиста с машиной. Видно, что он вот-вот уедет, я нервно сигналю ему, пытаясь его притормозить.
Из окошка машины выглядывает сосредоточенный пожилой водитель . Как могу с ним объясняюсь, просовывая ему в машину всю ту же треклятую бумажку с адресом. Что-то объясняю на английском. Тот, наконец, понимает и так чтобы не промахнуться, пальцами показывает ожидаемую сумму. На лице пожилого водителя написано желание найти клиента, но так, чтобы не отпугнуть этого чрезмерной ценой и вообще, чтобы сумма не была совсем уж бессовестной. Рисуется допустимый максимум.
И вот через полчаса мы уже в уютном заросшем зеленью пригороде Лаппеенранты. Знакомый по фотографии в интернете дом. Отель Карелия парк. (Неожиданный водитель нас всё-таки очень выручил; русскоязычный парень, который уехал со своей спутницей, нам объяснял, что де можно добраться до отеля и пешком, но по такой жаре не зная местности, мы бы и не добрались). Отель Карелия парк расположен по существу в пригороде Лаппеенранты. Очень тихое место.
И вот уже наше прибытие в отель вспоминается как лёгкое дорожное приключение. Уютный и просторный холл. Стойка администратора. Переговоры на английском. Молодая администратор не говорит по-русски, но говорит и понимает по-английски.
Со слов администратора выясняется, что по вечерам можно бесплатно пользоваться сауной (услуга входит в стоимость номера), а утром постояльцам гостиницы предлагаются завтраки, которые тоже входят в стоимость номера.
Осматриваем номер. Большие почти во всю стену окна с видом в парк. Большие окна, много простора – это финский стиль.
Просторная комната. Холодильник. Плита. Удобная мебель, качеству которой могла бы позавидовать иная однокомнатная квартира в Москве. И наконец, просторный письменный стол, за которым можно работать. Абсолютная звукоизоляция.
И всё это – в двухзвёздночном отеле. Каков же должен быть пятизвёздочный?
Обустроившись в номере, спускаемся в холл. Там обнаруживаем меню ресторана, который находится в городе, но как бы прикреплён к отелю, так что подсуетившись и предъявив нужные бумаги, можно даже получить скидки. Ресторан называется «Принцесса Арманда». Меню на нескольких языках, в том числе на русском.
Всё ещё день – часа три – и мы с женой отправляемся в ресторан, а заодно и погулять по городу. Название ресторана «Принцесса Арманда» вызывает у меня неизбежную ассоциацию с Инессой Арманд, возлюбленной Ленина. Вопрос даже не в сходстве фамилий, точнее в одной фамилии, которая имеет полную и краткую форму. Имеет место лишь курьёз случайного совпадения.
Интересно однако то, что Ленин одну из своих ссылок проводил в Финляндии, и после революции он вернул Финляндии часть земель, на которые при царях посягала Россия. Понятно, что интеллигенция, оставшаяся на дачах в том же Келломяки, испытывала противоречивые чувства. Читатель, судите сами! Что почувствуете вы, когда не прикладывая к тому усилий и сами того не желая вдруг окажетесь в другой стране, заметим, при почти полной невозможности вернуться на родину? Можно было с риском для себя вернуться в Петербург за вещами, наспех оставленными в городской квартире, с риском не вернуться никогда. (Простите, читатель, за сомнительный каламбур). Меж тем, из Петербурга, тогдашнего Петрограда, позднее переименованного в Ленинград, до берегов Финляндии доносились страшные вести, например, «дядя уехал». Приходилось читать между слов, приходилось понимать, что такой-то арестован и уехал весьма далеко, может быть, навсегда. Интеллигенты-дачники на своё счастье были избавлены от означенной участи (если конечно сами не пытались вернуться в Россию), но надо же было как-то срочно обустраиваться в новой по существу стране, и жгла ностальгия по России, берега которой были буквально видны с финских окраин. В таком двойственном состоянии невозможности вернуться в Россию и одновременно неприкаянности за рубежом находился, например, Илья Ефимович Репин, чья дача до сих пор сохранилась в Келломяки и превращена в музей.
Как известно, бывшая финская территория снова становится русской лишь в результате жесточайшей войны 1939-го – 1940-го годов, которую ведёт Сталин, тогда как свободная Финляндия несколько парадоксально ассоциируется с Лениным…
В результате наших расспросов и компетентных разъяснений словоохотливой девушки-администратора мы с женой поняли, что в центр Лаппеенранты к ресторану «Принцесса Арманда» идёт 1-ый автобус, туда же можно добраться и на 5-ом, но 5-ый немножко петляет.
Тихая и буквально тонущая в зелени остановка близ отеля. Стоим, ждём. Подходит 1-ый автобус. Лёгкий, компактный, по-европейски комфортабельный. В автобусе мы продолжаем взволнованно обсуждать, где же нам выходить (незнакомый город всё-таки); мы обмениваемся репликами громко, полагая, что нас всё равно никто не понимает и даже не слышит, но мы ошибаемся.
К нам обращается с разъяснениями солидная пожилая женщина со внешностью бывалой воспитательницы или педагога. (Прообразом всех воспитательниц и женщин-педагогов, я убеждён, остаётся Надежда Константиновна Крупская). Я замечаю, что она говорит на нашем языке.
–Да, в Финляндии много людей, которые говорят по-русски – наставительно замечает «Крупская».
Мы пытаемся выяснить у неё, как проехать к ресторану.
– Не знаю. Я по ресторанам не хожу и вам не советую – говорит собеседница и тем не менее худо-бедно поясняет нам, как добраться до остановки, которую мы ищем. Оказывается, нужная остановка находится на улице Kulukatu (практически там же, мы высадились с международного автобуса). И оттуда же рукой подать до озера Сайма. Живописный вид.
Озеро со множеством причудливых островов и со множеством заливов, окружённое поросшими лесом . Вокруг множество плавучих ресторанов, множество частных яхт, сверкающих белоснежной оснасткой, и множество велосипедистов, которые безмятежно колесят вокруг озера,– вот и всё, что напоминает о цивилизации в этом чарующе провинциальном уголке Финляндии.
Собственно о современных домах остаётся сказать, что их немного и что они построены в уникальном стиле финского конструктивизма. Много стекла и простора. Много остроумной изобретательности.
Плавучий ресторан «Принцесса Арманда» находится здесь же близ набережной и мы легко спускаемся к нему с автобусной остановки. (Лаппеенранта, как и Москва, город холмистый).
В России ресторан – это, прежде всего, романтика, а в Европе ресторан – это преимущественно практика. Поэтому в русских ресторанах значим антураж, музыка и большие расстояния между столиками, которые позволяют людям уединиться и поговорить (пища – лишь подспорье к иным целям). Не случайно, например, в русских детективах ресторан – это место встречи (а затем уже еды). Что такое ресторан в России? Это, прежде всего встреча, если не встреча деловых партнёров, то встреча влюблённых (а затем уже еда). В Европе всё несколько иначе, хотя казалось бы, расстояние от Выборга до Лаппеенранты невелико. Входим с женой на палубу корабля, где располагается ресторан «Принцесса Арманда».
Простые без скатертей деревянные столы, стоящие близко друг от друга. Народу много и ресторан стремится быть вместительным. А куда деваться, если нет отбою от посетителей!
Блюда заказывают не как у нас, вальяжно развалившись за столиком и подзывая официанта. В Финляндии – не так. Нужно сначала отстоять очередь, расплатиться, а потом блюда вам принесёт расторопный официант. Впрочем, едва ли приходится думать, что во всех финских ресторанах правила такие же, как здесь, в большинстве съестных заведений можно сделать заказ, как в России, не вставая со столика. Да и очередь в «Принцессе Арманда» проходит быстро, посетителей обслуживают оперативно, компактно, толково. К тому же надо сказать, что при всей видимой простоте обстановки, посетителя ресторана в зависимости от времени суток ждёт романтический завтрак, обед или ужин на свежем воздухе с видом на озеро.
При отсутствии привычных русских реалий (ожидание меню, чаевые и проч.) пища в Финляндии бесподобна! Всё свежее, полноценное, прекрасно приготовленное. За дни пребывания в Лаппеенранто мы с женой отведали отменного лосося и редкую рыбу голец. Их и рекомендуем читателю. Вопреки некоторым мифам (согласно которым широкой, а значит и щедрой до расточительности может быть только русская душа, но не душа практичного европейца) в Финляндии всего вдоволь! Поначалу не зная о том, насколько щедро в ресторане угощают посетителей, мы с женой заказали к рыбе какого-то салата и с трудом его одолели. Рыбы и гарнира к ней достаточно, чтобы хорошенько наестся впрок!
Как уже было замечено, в Лаппеенранте ужасно много русских, так что в одно из посещений ресторана, заказывая обед на английском, мы услышали упреждение: говорите по-русски! И заказ оформила русская официантка. Как выяснилось, она родом из Выборга, а в Лаппеенранте – на заработках. Людей прибывших из России в Лаппеенранте так много, что кое-где встречаются вывески и указатели на русском языке.
После обеда в ресторане мы с женой совершаем прогулку вокруг озера. Своего рода туристический центр Лаппеенранты со множеством достопримечательностей и музеев расположен здесь же на высоком живописном холме. Различные музеи, кафетерии и здания иного назначения располагаются в своеобразном анклаве, который называют Старая крепость.
Поднимаемся в Старую крепость по ступеням, выдолбленным в холме. По мере подъёма оглядываем с высоты окружающий вид. Поодаль по-прежнему простирается озеро Сайма, окружённое лесами, которые растут на возвышенностях.
«Вот говорят, в Европе жёсткая прагматика, а в России истинная романтика. Однако такого не скажешь, оглядывая эти холмы!» – замечаю я. «Здесь довольство и благоустроенность как-то не противостоят поэзии, хотя мы привыкли ошибочно думать, будто поэзия обитает только в «нищей России», воспетой Тютчевым и Блоком. Финляндия развеивает миф о несовместимости поэзии и достатка». «Конечно, развеивает», – вторит мне жена, краевед по специальности. «Северная Европа вообще отличается невероятной красотой», – поясняет жена. Да, это так! Особенно в Финляндии пленяет редкое в России сочетание каменных пород и скалистых возвышенностей с густым лесом. (Лес на горах вообще романтичнее равнинного леса, а сочетание камня и растительности романтичнее просто растительности. Не говорим уж о прелестных финских озёрах). Ах, да! Если где-то и живёт завораживающая сказка, так это в Финляндии!
И мы с женой оба умолкаем, продолжая идти далее. Мы умолкаем перед необъяснимым. В Финляндии прекрасно, а всё-таки больше трёх дней мы бы здесь не выдержали – и неодолимо захотели бы обратно в Россию. Здесь в Финляндии есть всё необходимое для жизни (включая поэзию), а всё-таки что-то необъяснимое, но очень сильное притягивает, буквально зовёт нас обратно в Россию. Мы слышим этот внутренний зов и прибываем в неизбежном удивлении.
В молчании поднимаемся на высокий холм, где расположена Старая крепость, очень живописное место. Не буду описывать в подробностях все достопримечательности Старой крепости. Для того чтобы ознакомиться с ними, лучше приехать в Финляндию. К тому же в интернете имеется карта Старой крепости.
С удовольствием проходим по булыжной мостовой. Старая крепость представляет собой как бы отдельный городок, бродя по которому мы обнаруживаем даже православный храм. Рядом с расписанием Богослужений письменно указано, что местный священник говорит по-русски. «В Финляндии основные конфессии – это православие и протестантизм» – поясняет жена.
Продолжаем прогулку. В Старой крепости чего только нет! Там имеется даже Галерея современного искусства. Оттуда запомнилась выставка фотографий.
Россия и Финляндия как северные страны неизбежно имеют меж собой нечто общее. Поэтому на фотовыставке – знакомые края, которые, однако, узнаёшь по-новому: уникальная природа Валаама, пригороды Петербурга, Финский залив. Вообще очень многие фотографии на выставке посвящены русскому Северу, который подчас запечатлён неприглядно: бедность и заводы, которые вредят экологии. Надписи к фотографиям на двух языках – на финском и русском.
В Старой крепости имеется и живописная чайная. Там можно, например, попить чай или кофе на застеклённой веранде. Чайная обставлена по принципу музея. Антикварные кресла и роскошные столы, за которыми, тем не менее, можно сидеть, удобно устроившись на мягких сидениях. Изысканная обстановка чайной, пожалуй, окончательно разубеждает в том, что в съестных заведениях Финляндии пренебрегают антуражем, делая излишний акцент на пище как таковой. Нет, это не совсем так или вообще не так. Чайная очень романтична. Что же касается ассортимента чайной, то он, конечно, непривычен для русских туристов: всё свежее, душистое, только что из печи и отменного качества. (Как и в «Принцессе Арманде», в чайной среди обслуживающего персонала имеются русскоговорящие).
В Старой крепости существует и исторический музей. Там много старинных гобеленов с Золотым львом и другими финскими этническими символами. Имеются экспонаты, посвящённые русско-финским войнам; среди них – золочёная статуэтка Суворова.
Вечером после прогулки по городу – в отеле сауна. Потрясающая вещь! Описывая сауну, буду употреблять заумного выражения «психофизический катарсис», понятного лишь одним филологам – да и то в лучшем случае. Говоря проще, сауна – это место, где из тела и, хочется надеяться, из души изгоняется всякая дрянь. Хорошо напарившись в сауне, человек испытывает высвобождение и лёгкость.
Утром – в отеле завтрак. Шведский стол. Всё свежее, доброкачественное и всего вдоволь. Ассортимент настолько разнообразен, что физически невозможно отведать всего сразу, и приходится выбирать между различными A, B, C, D, E и F.
Но вот приходит день отъезда. Расчётный час в отеле «Карелия парк», как и во многих отелях России – двенадцать. Так что сдав номер, мы с женой имеем возможность погулять по городу и купить продуктов в ожидании международного автобуса, который будет только вечером.
И вот мы уже на автостанции, как и в России она находится близ железнодорожного вокзала. Обычная пристанционная забегаловка, напоминающая подобные заведения в России. Привычный фастфуд – мороженное, чипсы и всякий подобный товар. Только качество немножко иное, нежели в России, и на ценниках указаны не рубли, а евро. А так – всё житейски стандартно и до тошноты знакомо.
Наконец, прикатил международный автобус – наш! Пора в Россию! В романе австрийского писателя Музиля «Человек без свойств» упоминается шофёр с лицом цвета обёрточной бумаги. Пожалуй, это сравнение применимо и к водителю автобуса, который готов доставить нас в Россию. На лице водителя словно написаны слова популярной песни с ещё более популярным рефреном «А нам всё равно!». (Эту песню исполняет знаменитый Никулин в фильме «Брильянтовая рука»). Вот и водителю, хмурому, индифферентному, привычному к международным рейсам человеку, как видно, всё равно.
За окнами автобуса мелькает знакомый пейзаж. Приближается Россия. Коротая время в предвкушении таможни, жена со слов очевидцев и пострадавших рассказывает, что иногда на таможне отбирают продукты, купленные за рубежом – причём отбирают исключительно в целях личного пользования. Мы везём финский сыр, финскую колбасу, которая называется салями, и прочие съестные припасы, закупленные женой в Лаппеенранте. Отнимут – не отнимут?
И снова – таможня. Уже известная читателю процедура досмотра, проверка паспортов. И всё-таки есть нечто безнадёжно нелепое в вынужденной демонстрации таможенникам каких-то нейтральных предметов быта и предметов одежды – электробритвы, тренировочных штанов, фуфаек и т.п. Всё ужасно скучно, но, наверное, необходимо. Что ж, таможенники такие люди – им виднее.
Продукты у нас не отобрали – это было бы слишком просто и предсказуемо. Словом, не интересно. Опыт учит, что раз на раз не приходится. К тому же настроения таможенников бывают разными.
Всё время, пока автобус шёл из Лаппеенранты в Выборг, водитель однообразно крутил зарубежный триллер, как бы показывая образ жизни за границей по контрасту с отечественной средой обитания. Причём кино транслировалось на электронном экране, который был хорошо виден пассажирам автобуса.
По окончании поездки я даже поинтересовался у водителя, что за фильм. «Один дома» – вяло ответил тот.
Но вот уже и Выборг. Железнодорожный вокзал. Скучающий таксист. (Заведомый рвач). День клонится к вечеру, но по-прежнему печёт солнце.
Оказывается до ближайшего поезда почти час, однако с учётом расстояния до Келломяки, нынешнего Комарово, я предварительно оцениваю поездку на такси в две тысячи. Ровно так и оказывается. Шофёр сообщает нам об этом со спокойным торжеством в голосе. Мол, сами должны понимать, «бесплатно бывает только сыр в мышеловках».
Не то, чтобы мне было принципиально жалко таких денег, но создавалась пугающая диспропорция, которая меня отталкивала. Билеты в Финляндию и обратно, купленные заранее по интернету, стоят столько же или немногим дороже, чем русское такси в пределах пригородов Выборга. Нет уж, лучше спустить пару тысяч где-нибудь в ресторане, чем проездить их на такси! Иначе стоило ли путешествовать?
Что ж, такова игра, такова ирония расстояний. Съездить в Лаппеенранту на автобусе, пожалуй, дешевле, нежели проехаться на такси из конца в конец огромной Москвы. На время оставленная нами Москва являет собой пугающе крупный мегаполис, тогда как расстояние от Выборга до Лаппеенранты сравнительно невелико, несмотря на то, что путь от Выборга до Лаппеенранты и обратно проходит через государственную границу. Иначе говоря, добираться до другой страны территориально ближе, нежели путешествовать из одного конца Москвы в другой или из одного пункта Ленинградской области в другой.
И мы с женой обречённо идём в привокзальную забегаловку, чтобы скоротать время до поезда. Усиливается внутренний хаос.
Его концентрацией становится расхлябанная электричка, где вагоны даже не освещаются изнутри. И мы с женой едем в темноте, которая усиливается. За окнами мелькает всё то, от чего мы успели отвыкнуть за три дня жизни в Финляндии: густой бурелом, беспорядочные свалки, полуразрушенные строения, глухие пустыри.
Впрочем, в хаосе есть своя непередаваемая музыка. И пусть читателя не удивляет, что в сторону Выборга мы ехали в ухоженном поезде, а в сторону Петербурга – в разболтанном поезде. Ведь всё зависит от направления: если направление европейское, то и поезд европейский, а если направление иное, то и поезд вынужден ему соответствовать. По пути мелькают старые – финские – названия станций – например, Ляйпясу.
Но вот уже и станция Комарово, бывшее Келломяки. И странное дело! Келломяки находятся не так уж далеко от Финляндии, а, однако, вернувшись в Комарово, мы попадаем в совершенно иную среду обитания.
Поздний вечер. Дорога к морю. Огромные глухие дачи.
Запомнилось: жёлтая маслянистая луна и густые чёрные ели.
Недаром у меня сложились такие стихи о нашем возвращении из Финляндии:
***
По линии далёкой поезд едет,
осенний, неприкаянный, последний.
Любовь одна в холодном мире есть,
всё остальное – тягостные бредни.
От скаредных, засушливых застав,
терзая душу жёлтыми огнями,
несётся, скучно лязгая, состав
понурыми глухими деревнями.
– Махина оголтелая, постой!
Летят в тоске глухие километры.
И всё-таки сквозь обморок густой
являются глубокие просветы.
Настойчивого сердца не сдержать,
несётся поезд мимо чёрных елей.
Пусть искорку любви внутри стяжать
– значительно дороже прочих целей.
Да, именно такие впечатления связались у меня с возвращением в Россию. Жёлтая маслянистая луна и густые чёрные ели. Вообще-то чёрный и жёлтый – цвета умирания.
Чтобы как-то пережить всё это и как-то адаптироваться к новой среде обитания, мы с женой отправляемся в местный ресторан «Русская рыбалка» попить чаю. Неуклонно близится полночь, но заведение всё ещё работает. Часть столиков расположена у моря почти на пляже.
Хорошо сидеть на открытой террасе рядом с морем и пить чай. Всё ещё чувствуется знойное лето, но с моря веет свежестью. Запах моря мешается с запахом хвои.
Под шум волн и хвойный шорох хорошо засыпать. Здесь же – буквально на пляже у моря в шаговой близости от «Русской рыбалки» – отель «Лайнер», где мы и остановились.
И надо сказать, что отель «Лайнер» ни в коей мере нас не разочаровал, но напротив, превзошёл даже лучшие наши ожидания. Безупречный по дизайну отель, как нельзя более удачно расположенный, позволяет ночью выйти на балкон, подышать морем и вернуться в номер.
Шведские завтраки в отеле «Лайнер» на удивление оказались даже лучше тех, что мы едали в Финляндии. Всё свежее, первосортное, безупречно приготовленное. Ассортимент на редкость разнообразен. И даже время завтраков удобнее, чем там – в Лаппеенранте.
При желании можно и подольше поспать, а можно договориться с персоналом, что мы явимся завтракать чуть раньше обычного. Не говорим уж о том, что в «Лайнере» имеется финская сауна, она даже просторнее той, что имеется в отеле Лаппеенранты, откуда мы приехали. По сауне в «Лайнере» при желании можно даже прогуливаться.
То, что делает персонал отеля – изящно, разумно и самоотверженно. Доходит даже до некоторой парадоксальности. Уже отбывая из «Лайнера» на Московский вокзал, где нас ждал всё тот же Сапсан, мы с женой заказали из отеля утреннее такси. Но водитель зная, что мы едем к определённому поезду, ухитрился просто проспать, опоздав как минимум на полчаса. Так вот, персонал гостиницы беспокоился о том едва ли не больше нас, старший администратор отеля лично звонила в таксопарк скандалить и уж была готова лично нас отвезти, если такси так и не явится. И это всё в ранний час утра, когда большинство местных жителей вообще-то спят…
Попутно остаётся добавить, что таксист, который всё-таки приехал, хотя и позже оговоренного времени, всю дорогу и ухом не вёл, болтал с нами на посторонние темы (например, о сортах водок), настоятельно просил нас не беспокоиться о времени и вообще не усматривал в существующем раскладе решительно никакой проблемы. Меж тем, ещё две-три минуты промедления, и мы с женой просто опоздали бы на Сапсан. Имелся такой реальный риск…
Что ж, может быть, это было бы и к лучшему? В «Лайнере» мы пожили отнюдь не хуже, а может быть, даже и лучше, чем в отеле «Карелия Парк», и это несомненная заслуга персонала отеля «Лайнер».
Безмятежная жизнь в «Лайнере» контрастно уравновешивала привычный хаос. Не обязательно этот хаос выражался в чём-то внешнем – в диком опоздании водителя такси, в совершенно бессмысленных проволочках на таможне или в «суматохе явлений», которая неизбежно ожидала нас в Москве. Хаос присутствовал и в том необъяснимом ужасе чёрного и жёлтого, который сопровождал нас по пути от железнодорожной станции «Комарово» к Приморской улице, где находятся отель «Лайнер» и ресторан «Русская рыбалка».
И вот то, ради чего, – точнее те, ради которых мы приехали в Комарово: Ахматова и её непосредственные поэтические преемники: Рейн, Бродский, Бобышев, Найман. Они были знакомы с Ахматовой лично и гостили у неё в Комарово на даче, где не прекращалась литературная жизнь. Литературная вольница в Комарово собственно и была своего рода стартовой площадкой для официальных преследований, которым позднее подвергся Бродский, что дало повод Ахматовой проницательно заметить: «Какую биографию делают нашему рыжему!». Подумать только! Дача Ахматовой. Полулегендарное место. Впрочем, назвать жилище Ахматовой дачей будет натяжкой. Среди внушительных ажурных дач с уютными балконами, террасами и двухэтажной роскошью ютится домик Ахматовой, бесхитростный по архитектуре и более чем скромный по метражу. Дощатое строение, выкрашенное зелёным. Сама Ахматова в шутку называла своё временное жилище будкой.
И в этой «будке» Ахматова жила на птичьих правах – дача, которую занимала Ахматова, принадлежала и до сих пор принадлежит Литфонду. Он собственно и предоставляет бывшее жильё Ахматовой тем или иным литераторам исключительно на свой выбор.
Мы же, не решаясь войти внутрь, памятуя о том, что на бывшей даче Ахматовой живут, глядим в оба на хлипкий домик. Подумать только! Неприкаянность Ахматовой в собственной стране буквально вопиет о себе: с видом «будки» согласуются строки из поэмы Ахматовой «Реквием», которые до сих пор высечены на стене «Крестов», знаменитой тюрьмы в Петербурге. Она находится совсем рядом с Финляндским вокзалом. Так вот на стене «Крестов» со стороны Невы – строки Ахматовой:
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем - не ставить его
Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.
И пусть с неподвижных и бронзовых век
Как слезы, струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.
Стоим напротив «будки» Ахматовой, пекло июля переходит в августовский зной, а вокруг беснуются и попискивают остроносые северные комары.
Неподалёку кладбище. Могила Ахматовой. Это очень личное. Писать об этом сложно.
Я втайне вопрошал Ахматову о предметах и путях творчества и услышал различимые ответы.
Внутренне замираю и чувствую на душе редкий покой.
Да, собственно ради этого стоило приезжать в Комарово. И всё-таки в Келломяки есть ещё одна достопримечательность, которую я бы поставил на второе место. Совсем неподалёку от «Лайнера» перпендикулярно Приморскому шоссе расположена заброшенная вилла Рено. О да! В своё время Гоголь писал о том, как поэтично подчас сочетание уголков дикой природы с такими участками природы, по которым прошёлся резец цивилизации. Заброшенность придаёт вилле особое очарование, и в то же время дикий ландшафт местами по счастью остаётся ухоженным. По счастью его берегут как заповедник.
Когда-то много-много веков назад часть суши, по которой проходим мы с женой, была занята океаном, поэтому в лесу можно видеть каменистые взгорья и скалистые возвышенности. (Да, да, сочетание камня и растительности – это финское своеобразие). Перед нами разворачивается как бы море-лес. Ступаем по нему.
Дорога густо усеяна еловыми иглами, вокруг причудливые мхи и космически уникальные природные образования – огромные муравейники, которые можно встретить только в Финляндии. Подобные муравейники встречаются и на противоположной стороне железной дороги, где расположена могила Ахматовой, а далее за ней – Щучье озеро. Дивный девственный уголок Келломяки.
В субботу под 29-е июля, под праздник Святого равноапостольного князя Владимира мы с женой выбираемся в Зеленогорск, куда регулярно ходят автобусы по Приморскому шоссе.
В Зеленогорске – собор, освящённый в честь Казанской иконы Божьей матери. Надеемся сколько можем поучаствовать во всенощной, узнать расписание Богослужений на завтра и последующие дни, а до или после всенощной прогуляться по парку в Зеленогорске. Среди посетителей отеля – не одни мы с женой сверяем дни и часы по церковному календарю. Когда я спрашивал у дежурной в отеле, какие имеются поблизости церкви, дежурная сказала, что я не первый из посетителей отеля, кто обращается к ней с таким вопросом.
Прогуливаемся по Зеленогорску. Оказывается, мы приехали как раз к празднованию Дня города. Прямо на свежем воздухе разбита сцена. Гремят тулумбасы. Силясь сам себя перекричать, неистовствует ведущий. Он в ударе.
Дорогу напротив сцены перегородили военные грузовики, как будто есть какая-то неуловимая связь между головокружительным весельем и военным делом. Меж тем оркестр ко дню города продолжает наяривать.
«Это для лохов», – говорю я жене. – «Ну, нет, не то, чтобы я вульгарно осуждал коллективные действия, но я в то же время и не энтузиаст». «Понятненько» – кивает жена, и мы идём далее.
Великолепный парк, у входа в который – статуя знаменитого актёра Вицина. (Он родился в этих местах). Далее по дорожкам парка можно спуститься к морю. Там продают европейское мороженное, по качеству сравнимое с тем, которое продают в финском городе Лаппеенранте. NB! Любопытный контраст массового мероприятия, чуть ли уже не в советском стиле, и европейского мороженного, которое продают здесь же, на берегу моря.
Здесь же в городском парке имеется музей ретро-автомобилей и Колесо обозрения. В музее-гараже выставлены старые модели отечественных автомашин от Эмки до Волги и от Победы до Москвича. Колесо обозрения – вообще-то инфантильная штука; подумаешь подняться в воздух! Но жена меня уговорила купить билет, в результате я оценил вид на море, который открывается с высоты, и вид на Зеленогорск, который также открывается сверху. В Зеленогорске и его окрестностях живы элементы финской архитектуры, город по сути пограничный да к тому же бывшая Финляндия. Подобно многим финским местностям Зеленогорск – город холмистый, в соответствии с этимологией его названия много зелени и взгорий. Впрочем, старое финское название города – Терийоки.
Мы обычно отправляемся туда на автобусе по церковным праздникам и воскресным дням. В День памяти святого равноапостольного Владимира подвижно сосредоточенный батюшка читает осмысленную проповедь, где он даёт свой разбор Евангельского эпизода с хождением апостола Петра по водам.
«Море – это море житейское; мы все по нему проходим с помощью Божией. Пётр оступился и начал тонуть, когда усомнился в вере, убоявшись бури, – однако будучи направляем свыше, Пётр продолжил своё хождение по водам». Далее священник говорит о том, что мы все ходим по морю житейскому и в прямом или переносном смысле тонем, когда впадаем в безумную самость, когда отринув помощь свыше, действуем по своему человеческому разумению и по своей человеческой прихоти. Последствия её пагубны. Однако если мы снова поспешаем прибегнуть к помощи свыше и каемся в своих заблуждениях, «Господь разруливает» – говорит батюшка. Священник выразился именно так, по-современному. Видно, что не фарисей. При желании можно было бы задуматься: является ли благополучное странствие по житейскому единственной целью христианина и всегда ли невзгоды посылаются человеку за грехи, однако несомненно одно: проповедник реалист.
В проповеди нет абстрактного морализирования, а есть честное осознание тех греховных тягот и лютых бедствий, которые несёт на себе нынешнее человечество. На предстоящей неделе 1-го августа День памяти преподобного Серафима, а 2-го августа – день памяти пророка Ильи. Преподобный Серафим – образ смирения, благодарная память о нём греет сердце, а суровый пророк Илья, признаться, немножко отпугивает меня своей эпической мощью. Впрочем, не буду ложно умствовать. Ведь та внутренняя правда, которую несёт в себе и проповедует пророк Илья, раскрепощает душу. Слово пророка несёт в себе внутреннюю свободу, хотя требует самодисциплины и самоограничения. Поэтому внешне иногда кажется, что оно несёт в себе чрезмерную регламентацию жизни, нечто нам навязывает «в обязательном порядке». Но внутренне слово пророка, конечно же, противостоит всякой шагистике и всякому лицемерию…
28-е июля, в субботу, праздник памяти святого равноапостольного князя Владимира 29-е июля, воскресенье, и в этот день мы с женой, с утра побывав в церкви, днём отмечаем в ресторане «Русская рыбалка». Вспоминаем недавнее празднование Дня Владимира святого. И конечно, нас умиляет не та искажённая мумифицированная версия судьбы святого, которая насаждается разъярёнными почвенниками, отливаясь в скульптурную форму, в контур застывшего монумента. Мы чтим князя Владимира – живого, настоящего – того, который сказал: «На Руси есть веселие пити и не можем без того быти». Проходят века, осыпается ветхая мудрость, а слово равноапостольного князя держится до сих пор. Хочется попутно процитировать «Вакхическую песнь» Пушкина:
Так ложная мудрость мерцает и тлеет
Пред солнцем бессмертным ума.
Да здравствует солнце, да скроется тьма!
Конечно, приводя слова поэта, я разумею отнюдь не то бездумное употребление спиртного, которое низводит человека до скотского состояния и делает его бессловесным. Конечно, пить надо с умом, как пишет Пушкин. Алкоголь нужен для того, чтобы пробуждать сердце и раскрепощать ум. Впрочем, неудобно здесь излагать азы искусства пития.
В ресторане мы с женой говорим не только о нынешнем церковном празднике, но знаменитых людях, чья судьба прямо ли косвенно ли связана с Финляндией или прилегающим к ней областям. Вспоминаем поэта Баратынского, который влачил свои дни в Финляндии и которого Пушкин сравнивает с другим изгнанником – Овидием. И конечно, говорим об Ахматовой, о Бродском – о всех тех, ради кого мы приехали сюда, фактически на границу Финляндии.
Ресторан «Русская рыбалка» стоит у самого моря, он открыт стихии благодаря свободному пространству. Официанты понимающие, точные, изящные. Истинные профессионалы.
Рядом с рестораном небольшой зоопарк. Там обитает элегантный страус, страдальчески умудрённый осёл, ужасно симпатичный енот. Но, по правде говоря, животных жалко…
Последний за этот сезон день нашего пребывания в Келломяки – 5-е августа, воскресенье. Едем в храм и возвращаемся из храма в автобусе старого образца. И вот в каждом из автобусов под новым углом зрения как бы возобновляется обсуждение уже знакомой темы: денег нет. Практически в каждом автобусе реклама юридической фирмы, которая занимается… официальным оформлением банкротства. А оно в свою очередь снимает с физических и юридических лиц денежные долги. К рекламе фирмы прилагается какое-то астрономическое число, изобилующее нулями. Оно означает сумму долгов, которые были в общей сложности списаны посредством вышеозначенной фирмы.
В этот же день в воскресенье мы посещаем краеведческий музей. (Он находится на Цветочной улице по противоположную от гостиницы сторону железной дороги). Скромный, но уютный музей совмещён с библиотекой. Буквально смежное с библиотекой небольшое помещение занимает музей. Экскурсии там бывают редко, но на них стоит попасть, если их проводит Ирина Александровна Снеговая – человек невероятно образованный и потрясающая рассказчица. Нам с женой посчастливилось попасть на её экскурсию. Начинает свой рассказ Ирина Александровна со старого названия Комарово. Оказывается, Келломяки по-фински – значит, колокол на сосне. Колокол использовали, когда осваивали болотистые земли. Всю увлекательную многомерную лекцию-экскурсию пересказать невозможно; лучше прийти и послушать. Заканчивается экскурсия рассказом о жизненных мытарствах Бродского и о «будке» Анны Ахматовой.
Подумать только! Политический скандал вокруг Бродского возник на почве совершенно не политического обвинения, которое было ему адресовано. Против Бродского завели всего лишь дело о тунеядстве. Почему оно возымело мировой резонанс? Значит, Бродский кое-кого иррационально раздражал фактом своего творчества.
5-е августа. Завтра Сапсан. Возвращаемся в столицу. Что делать и куда деваться? Остаётся только скучать по Келломяки, терпеть новое и, насколько позволяют возможности, как бы не быть, отсиживаться на даче, растворяться в лёгком дыхании августа.