Денис ПАВЛОВ
Золотая грусть. Иногда ее называют — сердечной печалью. Синонимы.
Я не знаю, откуда она приходит, легкая, как перышко. Гладит по голове теплой ладонью и молчит. Ничего не говорит. Окружает, окутывает серебристой, невидимой, но ощутимой тишиной.
С ней — приятно. Она в белом и с красивым лицом. С большими, светлыми глазами и бледно-розовой улыбкой Джоконды. Она просто рядом и думает вместе с тобой. Вспоминает, размышляет, видит. Ровно, спокойно, меланхолично, безо всякого напряжения. И в этом ее присутствии — вся меркантильность материального мира и вся возвышенность непознаваемой Вселенной. Ты один, но совершенно не одинок в океане почти безмолвия, в собственной комнате.
Вдруг где-то жалобно завыл на привязи маленький пес: вечером плохо покормили. А ведь он так хорошо работал весь день! С утра пораньше заливался в сторожевом лае. Жалуется, плачет себе потихонечку в лапки, не в силах скрыть обиды. Хозяева уже не выйдут, не погладят. Спят...
Луна, вися высоко в небе, все так же, как и тысячи минувших лет, наблюдает за живущими внизу своим ленивым, полуприкрытым оком. Тянутся ворчливые облака. Мурлычет от странного удовольствия кошка. Дремлет, повернув к окну зеленую, колючую голову, пожилой кактус. Все заняты своим делом.
А ты — просто сидишь в старом мягком кресле и не двигаешься.
Не спеша тасуются в памяти солнечные картинки детства и бледно-смутно-винные воспоминания насыщенной, когда-то ясной, горящей мистическим, политическим и творческим огнем, — юности.
Бессознательно путаясь во времени и в последовательности событий, картинки изумрудно-неторопливыми волнами сменяют одна другую, одна — другую, одна — другую. Уже совершенно поблекшей рябью уходят в тот «.веков зеленый сон...» и совершенно пропадают там, где «.дальний берег детства, где звучит аккордеон.», о которых сложена кем-то песня.
День прошедший — кончился. И понимаешь: совсем уже взрослый. А сделано так мало, и ты — как тень. И Золотая грусть — рядом. Пришедшая в гости нежданно, но, как всегда, вовремя. Осенним вечером...