В зал суда в сопровождении полицейского ввели подсудимого. Взгляд и бледное лицо показывали, что он находится в подавленном состоянии.
– Вы – Голиков Александр Андреевич?
– Да, это я.
Судья задавала формальные вопросы. Подсудимый отвечал затверженными фразами. В его фигуре, немножко согнутой, как бы придавленной, в рассеянном взгляде, монотонной бесцветной речи, читался только один вопрос: «Господи! Неужели этот все со мной? За что?»
Секретарь суда, молодая накрашенная девица, заученно продекламировала: «Слушается дело… (номер). Подсудимый, Голиков Александр Андреевич, обвиняется в превышении норм самообороны, которое повлекло за собой смерть гражданина Муцаева Адама Алиевича».
Судья посмотрела на подсудимого, в зал и произнесла, что по просьбе подсудимого в работе суда принимают участие присяжные заседатели. Двенадцать человек, их фамилии по очереди произносила судья, вставали, кивали, садились. Подсудимый смотрел на них без эмоций. Казалось, что реальность для него не существует.
– Слово предоставляется государственному обвинителю, советнику юстиции второго класса.
Далее последовала фамилия, которая также не произвела никакого впечатления на подсудимого.
Советник встал и заговорил: «Уважаемый суд! Подсудимый Голиков Александр Андреевич, ранее не судимый, военнослужащий. Обвиняется в превышении норм самообороны. Деяние повлекло смерть гражданина Муцаева Адама Алиевича.
По сути дела. Седьмого апреля сего года подсудимый со своей супругой Валентиной отмечал ее день рождения в ресторане…».
Советник говорил, излагал события, что-то доказывал. Подсудимый, прикрыв глаза, казалось, дремал. Он не воспринимал речь обвинителя. Перед глазами проходили моменты его жизни.
Школьный поход, организованный учительницей истории по местам боевых действий.
Прошедшая война засевала телами погибших поля, леса, долины и горы. Белый череп, с зубами, с дыркой вместо носа, был вымыт весенними водами реки. Мальчишки его подобрали. Один из них, с большими черными глазами, надел находку на палку и нес в деревню, еще не зная, зачем.
Учительница строго заметила.
– Александр, что это у тебя?
– Это череп! Тут война была!
– Немедленно брось!
– Не могу! Это наш! Надо его похоронить! Дед говорил: «Своих на поле не бросают!»
Германия. Лето. Он младший сержант. Разведчик.
Штаб полка размещался в старинном немецком здании. Во время войны, по рассказам, здесь была жандармская управа. Здание шестигранное, верхушку этого архитектурного изыска венчал четырехгранный шпиль с флюгером. В одну из граней был вмонтирован барельеф.
Барельеф круглый, окрашен в серый цвет, и, если присмотреться, на нем явно просматривался лик бесноватого фюрера. Сколько было попыток изничтожить проклятое изваяние, но ничего не получалось. Весной, перед Днем Победы, ждали приезда Министра обороны в расположение полка. Командир дивизии решил раз и навсегда решить проблему с барельефом. По его приказу в ремонтно-восстановительном батальоне изготовили похожий барельеф, но только с изображением Ленина. На кране подняли его на уровень старого и прикрепили. Получилось довольно прилично. Правда, сам шпиль стал, как будто немного толще, но зато нацистский облик пропал. Генерал обошел по кругу штаб, было видно, что ему понравилось, как лег барельеф.
Раннее майское утро. Солнце только-только начало разрывать темные облака ночи, как на плацу полка прозвучал генеральский рык.
– Дежурный! Дежурный!
– Товарищ генерал! Во время моего дежурства...
Генерал нервно – рукой и всем своим видом прервал доклад.
– Ленин где?
Лицо генерала выражало вопрос, негодование и состояние человека, у которого только что украли мечту.
– Ленин где?
Лицо дежурного вытянулось, по нему пробежала нервная дрожь от висков к подбородку. И он произнес: «В Мавзолее, товарищ генерал!»
– Дурак! Этот Ленин где?
Рука генерала очертила кривую в направлении пресловутой башни. Ночью, не выдержав собственной тяжести, барельеф Ленина соскользнул вниз и разбился вдребезги. Бесноватый фюрер, изрядно издолбленный зубилом и закрашенный серой краской, c вызовом посматривал на генерала.
Что делать? Через два часа министр будет на территории части.
– Товарищ генерал! У ремонтников есть еще один барельеф, он немножко с дефектом.
Это начальник штаба полка.
– Когда крепить? Нет времени!
– Я вызываю разведывательную роту. Она поднимет барельеф и станет его держать, пока министр будет в полку.
Разведывательная рота прибыла к штабу. Машина с барельефом уже стояла у подъезда. К барельефу торочили саперные леера, которыми на учениях обозначали проходы в минных полях. У основания шпиля было помещение, где прижавшись друг к другу, могли стоять четыре человека. Разведчики забрались на технический этаж, и подъем барельефа начался. Он, покачиваясь, медленно пошел в гору и наконец занял свое место.
– Держи!
Это генерал:
– Ребята, держите! Выдержите – дам четыре отпуска на роту.
Министр пробыл в городке два часа. Два часа барельеф Ленина дрожал, двигался вверх-вниз. После прощания с министром генерал подошел в хорошем расположении к штабу.
– Эй! Разведчики! Отпускай!
Барельеф с грохотом устремился вниз, куски гипса разлетелись в разные стороны. Усталые разведчики строились перед штабом.
– Спасибо за службу!
– Служим Советскому Союзу!
Чужая страна, глиняные дома, дувалы. Серые лысые горы. Он – лейтенант, командир группы специального назначения.
Душманы сбили вертолет. Командир отряда поставил задачу – отыскать и спасти экипаж вертолета. Позывной экипажа – Рыжий, его – Тридцатый.
– Рыжий, я – Тридцатый! Иду на помощь!
Колонна начала движение. В небе повисли две «вертушки».
– Тридцатый, я – Четыре полсотни восемь! Вижу духов! Подходят к сбитой «вертушке».
– Я – Тридцатый! Уничтожай самостоятельно!
Дозор, следовавший впереди колонны, упал и спрятался за камнями. Снайпер!
– Волга, я – Тридцатый! Работает снайпер! По оговоренным целям огонь!
Внизу рявкнули гаубицы, и снаряды с шипением умчались за скаты высоты.
Группа перекатами, прикрываясь разрывами снарядов, вышла на каменную гряду. Под ней на небольшой площадке лежал и горел вертолет. Метров в двухстах от него в камнях угадывались силуэты экипажа. Они обозначали себя короткими вспышками выстрелов. Вверху по карнизу размещалось до тридцати духов. Еще около десяти-пятнадцати находились у вертолета.
Он скомандовал:
– Пулеметчикам! В направлении вертолета группа духов! Уничтожить!
Огонь!
Вертолеты, сделав круг, с кряканьем и шипением нанесли удар по карнизу. Грохот, визг, крик ужаса духов.
Огонь!
Со своей группой он броском вышел к экипажу вертолета. Навстречу поднимались два летчика в камуфляже. Двое лежали, не в силах встать. Один летчик был без шлема, с красно-рыжей шевелюрой.
– Ну вот, Рыжий, я и пришел, – сказал лейтенант.
Сыро и пахнет гнилью. Мучительно больно и хочется пить. Руки затекли. Он пленный. Сколько прошло времени с момента, когда взрыв вырвал его из реальности, он не представлял.
Сверху, с потолка, сыплется пыль, перемешиваясь с бараньим навозом. Он в погребе, над ним стойло для скота.
Открылся подпол. За ним пришли. Двое, в шапочках, на которых красовались зеленые ленточки, проводили импровизированный допрос. Кто он. Есть ли семья, друзья. Он офицер, они это знают, значит, стоит дорого. Надо написать письмо родным. Те уплатят выкуп – и он свободен. Для убедительности наносят удары по лицу. Один достал нож и быстро сделал надрез на его плече.
– Больно? Так будет каждый день, пока не привезут выкуп.
– Мне некуда писать. Я разведен. Друзья – такие же офицеры, как и я.
– Думай!
…Взрывы, стрельба. Он освобожден. Спецоперация по его освобождению прошла успешно.
После плена его отправили в госпиталь. Там, в тишине палат, он встретил ту, которая стала его судьбой, смыслом жизни. Это была медсестра Валентина. День за днем ухаживала она за ним, а он за ней. Оттаял душой, окреп телом. И появился у них ребенок. Сын. Назвали его Андреем, в честь деда. Жизнь обрела смысл.
В январе 2009 года по приказу министра обороны, прозванного «Табуреткиным», он был отстранён от службы и выведен в распоряжение. Дни и недели слились в непрерывный процесс выживания. Армии он больше не нужен, но уволить его не могли, так как у него не было квартиры. На работу устроиться не мог, так как числился еще военнослужащим.
Однажды в троллейбусе он увидел лицо, которое запомнил на всю жизнь. Этот человек там, в подвале, резал его, вынуждая заплатить выкуп. Но он точно знал, что всех, кто там был, арестовали. Всем своим существом, взбунтовавшимся разумом, он понял – произошло что-то непонятное. Его мучитель, активный член террористической группы, на свободе. Выглядел он достаточно респектабельно.
Порыв подойти и объясниться он подавил, и на следующей остановке вышел. Дома позвонил знакомому офицеру, военному прокурору. Рассказал, кого видел, добавил, что чувствует. Прокурорский работник ответил ему, что во имя спокойствия и стабильности многие участники бандформирований реабилитированы. Теперь они честные граждане России. Их прошлое не является больше преступным, если только не было возбуждено уголовное преследование. Так что – это было его пожелание – надо придушить в себе обиду и жить спокойно.
В череде дней, постоянных забот обида стала затухать. И потихоньку забылась.
День рождения жены. Они с сыном поздравили ее. Радость и ощущение счастья заполняли все его существо. Вечером, оставив сына друзьям, они с женой отправились в ресторан. Взаимное уважение, хорошее настроение создавали атмосферу единения и любви. В дальнем углу зала, гуляла компания, которая периодически отмечала свое присутствие взрывами хохота и визга.
Заиграла музыка. Они с Валентиной вышли на танцплощадку. Нежно обнимая, медленно и осторожно кружил он ее в танце.
– Привет!
Лицо, обращенное к нему, были именно тем лицом, которое он меньше всего хотел видеть.
– Жив? А я тебя в троллейбусе узнал. Как поживаешь?
– Твоими молитвами.
– Ну, я за тебя не молился. Я теперь уважаемый человек. В охране нашего президента.
Какого президента, он не уточнил.
– Жена?
– Да.
– Красивая.
Танец прекратился, и они с Валентиной вернулись к своему столику. Вечер был испорчен. Он подозвал официанта и попросил счет.
– Уже уходишь?
Улыбаясь, стоя у стула Валентины, человек, вызывающий у него отвращение, пытался продолжить прерванный разговор.
– Я думаю, наш разговор окончен. И я прошу, очень тебя прошу – больше никогда не появляться в поле моего зрения. Так что прощай.
– А я думаю, до свидания. У тебя красивая жена. Можно я с ней потанцую?
– Нет.
– Да брось! У вас, у русских, все можно. Даже твою жену можно танцевать!
Он взял Валентину за руку и попытался вывести ее из-за стола. Она вскрикнула, то ли от боли, то ли от испуга.
Кровь ударила ему в голову.
– Отойди! Отойди, я тебе сказал!
– Ну и что? Что ты сделаешь? Ментов позовешь? Я сам теперь мент!
Человек всем своим видом и поведением показывал, что не уважает его, что он плевал на то, что ему дорого. Он продолжал быть для него врагом. Топтал его душу, его любовь, его будущее.
Удар произошел самопроизвольно, но резко и точно. Челюсть как-то чавкнула, хрустнула, и враг хрюкнул и завалился на соседний столик. Кто-то схватил Александра за руки. Он вырвал их, бил, толкал и рвал все, что в его понимании угрожало ему, его жене, наносило оскорбление. Как во сне он услышал возглас: «Убил! Он его убил!»
Он остановился и увидел, что над телом, которое лежало неподвижно, склонились люди, а по ковровому покрытию расплывается кровавое пятно. Человек, им ударенный, упал и виском напоролся на угол стола. Валентина стояла рядом с мужем, обнимала его, успокаивала. В толпе замелькала фуражка полицейского…
Воспоминания прервались. Он вернулся в реальность. Советник юстиции продолжал:
– Подсудимый нанес удар пострадавшему. В результате пострадавший упал и разбил голову, напоровшись на острый угол стола. Как установлено, смерть наступила в результате повреждения головного мозга, то есть он получил травму головы, несовместимую с жизнью. Подсудимый превысил свое право на оборону. Его действия можно квалифицировать как убийство по неосторожности. Кроме того, подсудимый имеет определенную профессиональную подготовку. Это связанно с его службой в подразделениях специального назначения ГРУ. Навыки рукопашного боя, приобретенные в период этой службы, являются опасными для жизни при применении их против мирных граждан. Считаю подсудимого виновным, и прошу суд наказать его лишением свободы сроком на десять лет.
Десять лет. Сыну десять. Значит, когда он выйдет, тому будет уже двадцать!
Судья посмотрела на подсудимого, на прокурора. Лицо ее было строгим.
– Слово защите. Прошу.
Адвокат – высокий седоватый мужчина. Голос звонкий и ясный.
– Уважаемый суд. Обвинитель в своей речи много говорил о виновности моего подзащитного. Хочу обратить внимание суда, что потерпевший своим поведением сам спровоцировал конфликт. Из показаний свидетелей следует, что компания, в которой присутствовал потерпевший, вела себя в ресторане вызывающе и хамски. Они приставали к женщинам, оскорбляли официантов. Мой подзащитный защищал свою жену, свое достоинство. Вы знаете, наверно, – пришла пора приравнять произнесённое оскорбительное слово к холодному оружию. Ведь именно словом был ранен мой подзащитный, который после оскорблений приступил к защите. Да, сам факт смерти пострадавшего прискорбен. Но ведь это случайность. Причем случайность, возникшая не по воле моего клиента. Прошу уважаемый суд признать моего подзащитного невиновным и освободить его в зале суда.
Судья смотрела на адвоката, на подсудимого.
– Подсудимый! Вам слово!
– Уважаемый суд. Мне нечего добавить, кроме того, что я невиновен.
Судья спрятала бумаги в папку, отложила ее на край стола.
– Уважаемые присяжные заседатели. Вы выслушали обвинение и защиту. Теперь вам необходимо определиться и дать ответ. Виновен ли подсудимый? Если да, то имеет ли место обстоятельство, смягчающее вину. Пройдите в комнату для совещаний. Я буду находиться рядом и готова прийти по первому вашему требованию. В работе суда объявляется перерыв.
Подсудимый встретился взглядом с Валентиной. Ей не разрешили подойти к нему. И теперь они лишь смотрели друг на друга. Ее глаза светились любовью и верой. Она верила, что этот красивый, смелый и сильный человек вскоре вернется к ней и сыну.
После ареста Александра жизнь для нее превратилась в ожидание. Она ждала встреч, времени отправки передач. Ее вызывали на допросы. Следователь вкрадчиво внушал, что драку затеял ее муж, а значит, будет намного лучше, если она расскажет правду. Она молчала, плакала и все отрицала. Ее счастье, любовь в одну минуту были разрушены. Помимо ее воли и желания черные волосатые руки хватали ее за локти и силой выволакивали из-за стола. Она говорила об этом следователю, но тот лишь ухмылялся и отвечал, что все это эмоции, а ее муж убил человека.
Она знала, что будет любить и ждать этого человека, какое бы решение не вынес суд.
– Встать! Суд идет!
Вошла судья.
– Уважаемые присяжные заседатели! Вы готовы ответить на поставленные вопросы?
Пожилой мужчина в сером костюме встал и подал листы бумаги секретарю.
– Да. Уважаемый суд, я, избранный староста присяжных заседателей, утверждаю, что мы ответили на все поставленные вопросы.
Секретарь передал листы судье. Она просмотрела их, поправила мантию, встала и торжественно произнесла: «Присяжные заседатели обсудили предъявленное Голикову Александру обвинение в убийстве, и пришли к выводу: Муцаев Адам явился зачинщиком конфликта, его действия по отношению к подсудимому и его жене носили характер насилия. Голиков Александр, таким образом, имел моральное право на самооборону. На вопрос – «виновен Голиков Александр или не виновен» – заседатели единогласно отвечают: «Не виновен». Поскольку арест и допросы нанесли Голикову моральные страдания, присяжные заседатели предлагают обязать родственников Муцаева выплатить ему денежную компенсацию в размере, который определит суд».
Звучат слова: «Освободить в зале суда!» Автоматически подсудимый подал руки полицейскому, который снял с него наручники. Александр не сводил глаз со своей Валентины.
Вдруг резкая боль сдавила сердце. Перед глазами метнулись языки красного пламени. Все, что он запомнил, – склонённое лицо жены, которое уходило, медленно расплываясь.
Вызванный в зал суда врач вынес вердикт: «Он умер. Инфаркт».
Tags: ОчеркиProject: MolokoAuthor: Матвийчук Анатолий
Книга "Мы всё ещё русские" здесь