Об этом не принято говорить, но наша страна способна похвастать участием в формировании электронной музыки. В начале двадцатого века, когда мир стремительно менялся, а человек верил только в прогресс, новые времена и чудный мир, который можно покорить машиной, создание Страны советов с новым укладом жизни предполагал не только новые отношения между людьми, но и всё вообще; теперь всё будет по-новому.
Среди высокопоставленных проходимцев в нашей стране жили и умельцы, о которых больше вытирали ноги, чем ценили наследие. У нас был Лев Термен, который создал терменвокс — один из первых электронных инструментов, что дожил до наших дней, и который был больше похож на трибуну с антенной. Его даже не надо было касаться — достаточно взмаха одной руки и ты слышишь звук.
Лев Термен показывает работу теременвокса
У нас был Арсений Аврамов, который шел в ногу с итальянскими футуристами — в 1913 году Луиджи Руссоло провозгласил манифест искусства шумов, а Аврамов через пять лет предвосхитил индастриал и французский musique conrete лайвом симфонии гудков. Мы знаем бесполезные сегодня марши и речевки под кумачовым флагом, а про гимн рабочему классу из шума самолетов, паровых свистков, сирен, пушек и «ура» с пристани — нет.
У нас был Евгений Шолпо, который вместе с Аврамовым в 20-х годах был недоволен скудным набором звуковых волн от природы. И проецировал поэтому на звуковые дорожки кинолент собственноручные узоры звуковых волн, которые создавались с математическим расчетом и громадным усердием (воистину: течет вода Кубань реки, куда велят большевики).
Евгений Шолпо. Исполнение Болдырева на Вариофоне (1941)
Евгений Шолпо. Исполнение Корсакова на Вариофоне (1932)
Вскоре Шолпо изобрел Вариафон, который автоматизировал процесс: на картонных дисках вырезались волновые узоры, которые при вращении отпечатывались на звуковой дорожке кинопленки и создавали электронную музыку; очень похожую, которую мы слышали с 8-битных приставок восьмидесятых. У нас был Николай Воинов, который пошел дальше и полностью искусственной (а по сути электронной) рисованной музыкой озвучивал мультфильмы. У нас был и Борис Янковский, который в начале 30-х годов одним из первых начал заниматься анализом спектра звука, поняв, что рисования простых звуковых волн для создания богатого звучания недостаточно.
Николай Воинов показывает экспериментальную технику звука из бумаги для озвучки анимации. Внутри две короткометражки: «Прелюдия» Рахманинова и «Танец вороны» (1934–1935)
У нас был Евгений Мурзин, который 1958 году, через десять лет после начала работы, все-таки собрал свою мечту — первый в мире световой синтезатор АНС, партитура которого записывается на стекле, а не играется с клавиатуры. Его чудо техники имело расширенный диапазон (72 микроинтервала на октаву против ее же 12 полутонов в самом дорогом синтезаторе и фортепиано), что позволяло воссоздать любую точнайше устроенную музыку планеты — было бы только упорство и желание не скатиться в шум.
С Мурзиным работал и Эдуард Артемьев — наш гений электронной музыки, который вплетал красоту светового синтезатора в кино, в том числе и в «Солярис» 1972 года. В книге о Тарковском есть глава воспоминаний Артемьева про то, как он на пару с режиссером создавал плотную и зачастую незаметную звуковую текстуру для разных сцен фильма. Как вызвать чувство тяжести проезда по токийским тоннелям от первого лица? Перебрав множество вариантов и серию наложений пришли к замедленному реву танковой ходовой — то есть и саунд дизайном в Союзе тоже занимались. Пусть и в малых количествах.
Большая удача, что киносъемка создания искусственного звука дошла до наших дней. Большая удача, что исследования одних из первых в истории электронных музыкантов не пропали.
_____