Особенно болезненно в России всегда воспринималось (и сегодня воспринимается) самоопределение украинцев. Это крайне сложный, во многом противоречивый этнический процесс. Его спокойному восприятию мешает чрезвычайная близость русского и украинского языков, заставляющая многих считать украинский язык одним из диалектов русского. Да и само название «Украина» вызывает у русскоговорящего человека ироническую реакцию – что это за страна, называющаяся «окраиной»! Ведь «окраина» – это окраина какого-то другого народа и государства.
Общая история, общее древнее название страны, в которой жили предки обоих народов (Русь) провоцируют многих отрицать само существование Украины как самостоятельной страны и украинцев как отдельной нации. Для России признание самостоятельной Украины, существование отдельной украинской нации со своей историей и культурой представляется оскорбительным, поскольку Киев – «мать городов русских», и отказаться от того, что киевские князья Святослав, Владимир и Ярослав Мудрый принадлежат истории другой страны – немыслимо.
Между тем следует учитывать, что входившие в состав Киевской Руси территории были очень разными. Галицко-Волынское княжество (Червленая Русь) – нынешняя Западная Украина – изначально отличалась большим своеобразием, вызванным прежде всего наличием границы с католическими Польшей и Венгрией, с которыми оно тесно контактировало. В этом княжестве, в частности, феодальные отношения были намного более развиты, чем в других русских землях; там проживало немалое количество европейцев, культурное влияние Европы было велико. Если в восточных землях князья, бояре и нередко простолюдины женились на «красных девках половецких», то галичане брали в жены полек, венгерок и немок, и своих невест отдавали на Запад. Католическая церковь, после разделения с православными, предпринимала большие усилия для обращения галичан в католичество; князь Даниил Галицкий в 1254 г. принял королевскую корону и титул «короля Руси» от папы Римского. Православная церковь постепенно впитывала католические черты – так, православные галицийские священники брили бороды, а в церквях стояли лавки, как в костелах.
После монгольского нашествия (1240-42 гг.) Галиция попала в зависимость от Золотой орды, но время от времени выходила из подчинения и пыталась бороться с татарскими ханами, опираясь на Польшу, Венгрию, Литву и Тевтонский орден. В результате ордынская власть над княжеством было эфемерной, а европейское влияние росло. Большую роль в обособлении Галиции играло и то, что соседние русские княжества – Киевское, Переяславское и Черниговское – были совершенно разгромлены монголами и татарами и обезлюдели. Центральная и восточная части современной Украины располагались очень близко к татарским кочевьям, и поэтому подвергались самым частым и длительным набегам, из-за чего огромные, ранее густонаселенные земли превратились в пустынные лесостепи, ставшие труднопроходимым барьером между западными и восточными осколками Руси.
Тем временем в городах Галиции утверждалось магдебургское право, а Русская правда постепенно забывалась. В 1349 г. ослабевшая Галиция была без особого труда завоевана Польшей, Волынь же поначалу досталась Литве, но к концу столетия тоже отошла полякам. Галиция стала коронной польской землей, количество поляков на ее территории постоянно росло, и галичане, сохраняя русский язык и православную веру, все больше культурно сближались с поляками.
В 1434 г. поляки создали в Галиции Русское воеводство, военной и бюрократической основой которого стали местные православные бояре и дворяне, перенявшие польское наименование «шляхта»; впрочем, значительная их часть, принимая католичество, сочетаясь браками с поляками и переходя на польский язык, утрачивали прежнюю этническую идентичность. Отношения между польско-католической и русско-православной шляхтой долгое время были толерантными: их сплачивали постоянные войны сначала с татарами, а с XV века с новым страшным врагом - турками.
Опустевшие территории нынешней Центральной Украины с Киевом, отошедшие Литве, было некому вновь осваивать и защищать: Литва была малонаселенной страной. И с конца XV века Среднее Приднепровье начало заселяться выходцами из Польши – галичанами и волынцами, именовавшимися в то время «русинами» или «руськими». Новое заселение Киевщины протекало в условиях непрерывной военной опасности. Поэтому в опасные края перемещались поначалу небольшие группы отчаянных людей, не боявшихся крови – беглецы и авантюристы, умевшие воевать. Они соединялись с остатками местного населения, а сохранились там тоже только те, кто умел за себя постоять: все остальные либо давно бежали в дальние края или оказались в турецком рабстве. Полубродячее население Приднепровья представляло собой не столько потомков славян, сколько группы православных половцев, враждебных татарам-мусульманам; и не покорившихся Батыю остатков живших на Руси «своих поганых» - торков, берендеев и «черных клобуков». Они, перемешиваясь с единоверными переселенцами – галичанами и волынцами, заложили основу нового этноса, получившего название «козаки». Козаки носили чисто половецкую одежду, по половецкому же обычаю брили головы, оставляя длинный чуб, и отращивали длинные усы. Песни и пляски козаков также имеют не славянское, а ярко выраженное тюркское происхождение. Все мужчины были воинами, и значительная часть козацких ватаг, как и собратья-казаки на Дону, Тереке, Волге и Урале, первоначально не имела семей. Но природа берет свое, и постепенно кроме чисто мужских козацких братств появились нормальные семьи и села.
В середине XVI века началось освоение Приднепровья крупными феодалами. Они переходили на пустынные земли с большим количеством подданных, строили крепости и селения, распахивали земли. При этом поселенцы не расставались с оружием – новые села составляли полки, и феодалы были их военными и гражданскими начальниками. Таким образом, социальное устройство Приднепровья, а, следовательно, и тамошний менталитет разительно отличались от того, что было в Московской Руси. Примерно в то время за теми землями закрепилось название «Украина», которым прежде обозначались все окраинные земли Руси; оно стало обозначать военную пограничную зону – очевидно, «окраину» как Литвы, так и Московии, так как границы между ними были очень зыбкими (украинцы считают, что термин «Украина» происходит не от окраины, а от общеславянского термина «край» - страна. Возможно, имело место смешение обоих значений). Его население стали время от времени называть «украинцами», но вплоть до XIX века это было не этническое и не языковое, а чисто территориальное обозначение, подобное названиям «рязанец» или «псковитянин».
В 1569 г. Литва, оказавшаяся на грани уничтожения армией Ивана IV, заключила Люблинскую унию (государственный союз) с Польшей, создав федерацию под названием «Речь Посполитая», что является прямым переводом латинского термина «республика» на польский язык. Территории нынешней Украины, контролировавшиеся Литвой, были переданы Польше: Литва все равно не могла их осваивать, и они уже давно заселялись с польских территорий.
Новое население Приднепровья, естественно, называло себя русскими («руськими» или «русинами»). О том, насколько нечетко разделялись в те времена древнерусские земли между польско-литовскими и московскими государствами, свидетельствует судьба волынского магната Дмитрия Вишевецкого – православного подданного Великого княжества литовского. Он сыграл большую роль в заселении Приднепровья, в частности, основав в 1555 г. на острове Хортица первую Запорожскую Сечь. Вишневецкий ратовал за союз Литвы и Московии, считая основным врагом обеих государств Турцию и Крымское ханство. В 1558 г. литовский князь Сигизмунд Август заключил мир с мусульманами, и Вишневецкий со своими козаками перешел на службу в Московию. Он участвовал в Ливонской войне против литовских соотечественников (для человека того времени «московиты», тем более православного, были такими же соотечественниками). Однако в 1563 г. он, как и многие русские военные (например, князь Курбский), перешел на сторону противника; в конце жизненного пути его избрали господарем Молдавии, однако он попал в турецкий плен и был казнен.
В результате заселения земель бывшего Киевского княжества в конце XV – начале XVII века в Среднем Приднепровье образовалось автономное государство – Запорожская Сечь (Гетманщина), ставшая ядром формирования Украины и украинского народа. Это было военное государство: все мужчины были воинами, административными единицами – полки; феодалы (паны) – воинскими начальниками. Господствующим языком Гетманщины был западный вариант русского, основным вероисповеданием – православие. При этом европейское влияние в Гетманщине было весьма высоким: сам термин «гетман» - производное от немецкого Hauptmann (воинский начальник). В условиях поголовной воинской повинности и всеобщей вооруженности населения крепостного права, разумеется, не было. Зато переселенцы из Русского воеводства (польская Галиция) принесли с собой в Киевщину школьное образование: как и в Европе, каждый церковный приход стремился открыть свою школу. Важно и то, что Сечь была республикой, и республиканские, «козацкие» традиции среди украинского народа закрепились очень прочно. Роль Запорожской Сечи в Польской Украине с начала XVII века была определяющей: даже «русины», жившие далеко за ее пределами, называли себя «козаками» и признавали власть запорожского гетмана. После резкого обострения отношений между католиками и православными на рубеже XVI-XVII веков и начала массовых козацких восстаний, массы «русинов» начали переходить на приграничные московские земли – в бывшее Чернигово-Северское княжество. На этих территориях, обезлюдевших еще в XII-XIV веках, украинцы создавали свободные земледельческие колонии, не знавшие крепостничества. Переселенцы объединялись, как и в Гетманщине, в полки; все мужчины были военнообязанными. Так возникла Слободская (свободная, не платившая налогов) Украина, или Слобожанщина – территория нового украинского освоения, входившая в состав Московского царства.
Разумеется, и Запорожская Сечь с тяготевшими к ней украинскими территориями, и Слобожанщина, не говоря уже о Русском воеводстве (Галиции), в XVII веке во всем разительно отличались от Московии, несмотря на сохранявшийся единый этноним, русский язык и православную веру. Впрочем, и русский язык, и православные обряды уже довольно сильно отличались друг от друга; о жизненном укладе, традициях, песенной культуре и вообще менталитете и говорить нечего. С того времени можно говорить о существовании двух родственных, но различных народах, причудой общей истории сохранявшими единое наименование – «русские» (показательно, что «русины» называли русских «москалями» или «москвой», считая русскими только себя; а те, в свою очередь, именовали украинцев «черкасами» и русскими не признавали). Антикатолическое восстание козаков Богдана Хмельницкого, закончившееся Переяславской Радой 1654 г., провозгласившей объединение двух русских государств, стало попыткой воссоединения народов, не забывших о единых корнях. Однако на пути объединения оказалось очень много терний.
***
Здесь уместно сделать отступление в область нравственности. Современная украинская и отчасти европейская историческая традиция не без основания отмечает, что Украина развивалась по европейскому пути, в то время как Московия «погрязла в азиатчине». Причем эти различия нередко трактуются в стиле морального дуализма: «хорошие» украинцы против «плохих» «москалей». Безусловно, это грубое упрощение. Действительно, традиции личной свободы и выборной власти, и развитие образования «козаки» переняли в Европе. Однако, будучи, во-первых, не столько этносом, сколько полиэтническим военным сословием, подобно донским или терским казакам, им были свойственны все моральные пороки пограничников тех времен – нравственная грубость, зверская жестокость, склонность к измене (верность суверену реже определялась единством вероисповедания и клятве, чаще – совпадением личных интересов, или, проще – наличием у суверена достаточных средств). Отсюда – неслыханная по своему изуверству даже в те жестокие времена трагедия Хмельничины: католическое и еврейское население восставшие козаки истребляли поголовно, проявляя при пытках, насилиях и убийствах чудовищную изобретательность. Безусловно, поляки-католики спровоцировали козацкое восстание разрывом обязательств о равноправии православного населения, но женщин и детей они не мучили и не убивали. А евреи, вызывавшие ненависть своим положением мытарей и ростовщиков, а более – своим богатством, вообще были безоружны и беззащитны. Кровавя резня, учиненная козаками Хмельницкого, стоит в одном ряду с самыми масштабными преступлениями, ставшими позором Европы – с погромами, творившимися крестоносцами, с Варфоломеевской ночью и кровавым подавлением ирландцев «круглоголовыми» солдатами Кромвеля. Следует отметить, что необыкновенная жестокость повстанцев Хмельницкого была не какой-то исторической случайностью, а характерной особенностью украинского менталитета: то же самое повторялось при Гайдамачине (антипольские восстания на Правобережной Украине 1734-68 гг.), и гораздо позже – во время гражданской войны на Украине 1917-20 гг., и во время Второй Мировой войны 1941-46 гг., и в ходе антисоветского сопротивления 1944-56 гг. Это зверство, как ни жестоко это звучит, стала одной из характерных черт украинского менталитета.
Не может вызывать симпатий и известная «шатость», т.е. беспринципность, козаков: те же «русины», которые восставали против католических несправедливостей и с нечеловеческой жестокостью истребляли поляков и евреев, впоследствии массами переходили на сторону поляков и помогали уничтожать русских, пришедших по их собственной просьбе им на помощь. Более того: значительная часть запорожских козаков, не желая служить Москве, переходила на службу турецкому султану, активно участвуя в набегах на земли своих соотечественников, сжигая села и продавая в их рабство; это противоречит их имиджу «воинов Христовых». В 1704 г. войско гетмана Мазепы, двигавшееся с Украины к осажденной русскими войсками Нарве, разоряло и выжигало на своем пути все города и села; движение проходило крайне медленно, так как козаки ухитрялись захваченных по дороге «пленных» (т.е. русских крестьян и горожан) транспортировать в Турцию и продавать там в рабство. И ликвидация императрицей Екатериной II Запорожской Сечи была вызвана отнюдь не только неприязнью монархини к казачьей «вольности», а больше тем, что запорожцы терроризировали, грабили, убивали и продавали в рабство колонистов, заселявших по ее приглашению Новороссию – немцев, сербов, греков и армян. Козаки категорически не желали прекращать набеги, что в конце концов вывело великую царицу из терпения. Тем более, что в это время (1775 г.) только закончилась очередная русско-турецкая война (1768-74 гг.), и отгремела Пугачевщина; запорожцы же во время этих испытаний только усилили свои разбои.
Так что несомненная «европейскость» Украины имеет далеко не только положительные черты.
***
После ликвидации Запорожской Сечи, т.е. украинской автономии, начался длительный период русификации украинского этноса. Был ли он насильственным, как утверждают политизированные историки, или же добровольным, как считают их не менее политизированные оппоненты? Было и то, и другое. Украинских (малороссийских) крестьян, ранее свободных, в больших количествах закрепощали – Екатерина II раздавала земли с населением своим фаворитам. Однако в большинстве случаев помещиками становились козацкие полковники, порабощавшие своих вчерашних солдат; а те, кстати, не сопротивлялись. Т.е. ликвидация козацких вольностей, а значит – и автономии, и свободы от крепостничества – происходила в значительной степени во воле самой козацкой верхушки, и при молчаливой покорности самих козаков. Показательно, что козаки и их потомки, непрерывно бунтовавшие с конца XVI века до 1770-х гг., впоследствии жили тихо вплоть до катастрофы 1917 г. (крестьянские волнения наподобие раздутого националистами и «советчиками» движения Устима Кармелюка не в счет).
Образование и книгопечатание на украинском языке то ограничивалось царскими властями, то вновь допускалось, но жестких запретов не было никогда: политика российского правительства, как и в большинстве других нерусских земель, была крайне непоследовательной. Знаменитое Кирилло-Мефодиевское общество, выступавшее в 1840-е гг. за создание федерации славянских республик с Украиной в качестве равноправного участника, было всего лишь кружком из нескольких интеллигентов; их последователи проявят себя только на рубеже ХХ века.
«Русификация» Украины в XIX – начале ХХ века проходила в основном не благодаря насильственным мерам правительства, а в силу переселения великороссов на Украину и особенно в ближнюю к ней Новороссию, и, наоборот, переселения этнических украинцев на Кавказ, Дон, Поволжье, Сибирь и Дальний Восток. При этом на собственно украинских территориях ассимиляция украинцев была очень слабой в силу существования украинских школ, использования украинского языка в быту и церковной службе. Со временем, к концу XIX и особенно в начале XX века, определенную роль начало играть влияние Западной Украины - Королевства Галиции и Лодомерии в составе Австро-Венгерской империи. Образование и печатное дело там были развиты гораздо сильнее, чем в России, и книги, журналы и газеты на украинском языке (который, впрочем, до конца XIX века там назывался «руським») во все возраставшем количестве поступали в украиноговорящие земли России. Австрийские власти всячески способствовали этому, стараясь разжечь антироссийские настроения украинцев. Впрочем, до краха России в 1917 г. эти усилия были тщетными.
В целом, в течение всего периода мирной интеграции Украины в состав России (1775-1917 гг.) различия между русскими (великороссами) и украинцами (малороссами) оставались весьма значительными.
«Идите от Москвы на юг, и вы увидите, что, постепенно находя изменения, за Десной и Семью вы перешли к народу, совершенно отличному от нас, чистых руссов. Язык, одежда, облик лица, жилища, мнения, поверья – совершенно не наши!» – отмечал в 1830 году издатель «Московского телеграфа» Николай Полевой.
«Для русских путешественников начала XIX века русско-украинская граница проходила не на Волыни или в Галиции, а много восточнее, где-то между малороссийским Глуховом и великорусским Севском: «Восхождение солнца мы видели в области хохлов, а захождению его кланялись в России» – писал князь Иван Михайлович Долгорукий в 1817 году.
Князь всего-навсего покинул Черниговскую губернию и переехал в Орловскую. На его пути не было ни широкой реки, ни горного хребта. Однако «область хохлов» даже внешне отличалась от Великороссии. «Вместо ракитника по сторонам дороги красуются высокие развесистые вербы». Арбузы зреют не в барских оранжереях под присмотром садовника, а на баштане (крестьянской бахче). Даже вкус яблок и груш как будто совсем другой. Последнее отмечали не только украинцы, вернувшиеся на родину из Великороссии, но и русские путешественники.
И все-таки две страны разделяла прежде всего не география, а этнография. На русско-украинской этнографической границе были и земли, которые трудно разграничить. Жители Северщины очень долго сохраняли особенности бытовой культуры и даже самоназвание «севрюки». Еще в середине XIX века славянофил Иван Аксаков уверенно писал: «Древняя Северия – не Малороссия». «Севрюки» к тому же носили бороды, что сближало их с русскими крестьянами – их восточными и северо-восточными соседями.
На севере Черниговской губернии жили белорусы и русские староверы, причем русские резко отличались не только своими традициями и одеждой, но и внешностью: «…великолепное раскольничье население, бодрое, богатое, промышленное: все народ крупный и рослый, но несколько угрюмый и суровый на вид». Зато южные уезды Черниговской губернии имели типично малороссийский облик: белые хаты, живописно разбросанные между холмов и долин, приветливо выглядывали «из-за зеленых садов своих».
Другой климат, другая природа, другое жилье, другой народ. «Здесь я уже почитал себя в чужих краях», – признавался князь Долгорукий. В этой «чужой земле» он благодарил Бога не только за встречу с сестрой и зятем, но даже обрадовался русскому торговому мужику, который вез серу из Одессы в Москву. А уже на правобережной Украине, под Новомиргородом, князь увидел селение, основанное русскими крестьянами из Обояни, и «с удовольствием любовался на сарафан нашего покроя, какого уже давно не видал». Как будто и правда в другую страну приехал и нашел там соотечественников.
Славист Измаил Срезневский вырос в Харькове в те годы, когда этот город был центром украинской культуры. Учился в Харьковском университете, где преподавали не только русские и немцы, но и «природные малороссияне» вроде профессора Гулака-Артемовского, одного из основоположников современной украинской литературы. Срезневский увлекался украинской культурой, слушал кобзарей, записывал народные песни и думы, но оставался именно русским человеком. В шестнадцать лет он писал матери: «Вы знаете, маменька, как я любил слушать рассказы <…> о моей милой родине и о русских; я желал, подобно птичке полуденной, вскормленной на чуждой стороне, полететь на свою невиданную родину». Значит, даже Харьков представлялся ему уже «чуждой стороной».
К юго-западу от Севска, Рыльска, Белгорода постепенно исчезали деревни, застроенные бревенчатыми избами, нередко курными, то есть топившимися по-черному, без трубы. Вместо них появлялись слободы, застроенные чистенькими мазанками, беленными известью изнутри и снаружи. «В первом селе Черниговской губернии уже беленькие хатки, соломой крытые, с дымарями, а не серые бревенчатые избы. Костюм, язык, физиономии – совершенно все другое. И вся эта перемена совершается на пространстве двадцати верст. В продолжение одного часа вы уже чувствуете себя как будто в другой атмосфере», – замечал герой Тараса Шевченко.
Дорога в Харьков, столицу Слободской Украины, отмечена теми же приметами. Русский издатель, библиофил и путешественник Николай Сергеевич Всеволожский в 1836 году приехал в Белгород. На почтовом дворе «насилу разбудил двух малороссиян», те лениво запрягли лошадей и поехали. Прекрасный русский Белгород, «наполненный церквями и монастырями», остался позади, начиналась другая страна: «Здесь чувствуешь уже совсем иную природу: ты вступил в Малороссию! Народ не тот, черты лица другие, почва земли, местоположения, все принимает другой вид» (Сергей Беляков «Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя», интернет-версия).
Следует отметить, что уже во времена Гоголя термин «украинцы» приобретает не только географическое (население разноплеменной территории), но и этническое значение: оно превращается в синоним слов «козаки» и «малороссы». И только в начале ХХ века оно получает политическое звучание: «украинцами» начинает называть свой народ национально ориентированная интеллигенция, считавшая, что термины «Малороссия» и «малороссы» звучат обидно. Они становятся употребляемы в среде их оппонентов – русско-ориентированных образованных людей.
***
Украина в составе России развивалась весьма своеобразно. Сохранение и кристаллизация этнического своеобразия развивались согласно общеевропейским тенденциям XIX – начала ХХ веков. Однако языковая, культурная и историческая близость украинцев и русских сильно замедляло превращение украинской народности в отдельную нацию, и к 1917 г. ее формирование было совершенно неочевидно. К тому времени существовали различные варианты украинского национального развития – как в направлении сложения отдельной нации, так и превращении украинцев в своеобразный субэтнос единой русской нации.
Стоит подчеркнуть: малочисленные и маловлиятельные националистические движения в Прибалтике, на Украине и в Грузии до 1917 г. почти все выступали за автономию и свободное развитие свих языков и культуры, а не за отделение от России (В Польше с ее древней самостоятельной историей и в мусульманских регионах дело обстояло иначе).
Рост национализма в Прибалтике, на Украине и в Закавказье (Польшу и Финляндию рассматривать не стоит, поскольку поляки и финны развивались фактически как самостоятельные нации, формально включенные в состав России) проходил по европейским лекалам, однако имел ряд особенностей. Для сравнения: Франция, Италия и Германия тоже состояли из нескольких этносов каждая, но в XIX – XX веках национальный сепаратизм в этих странах ограничивался созданием незначительных и маловлиятельных группировок. Более того: языки местных этносов в этих странах постепенно выходили из употребления, хотя их никто не запрещал и даже не ограничивал (за исключением языка славян-лужичан в Германии при Гитлере). Это связано с высоким уровнем образования, которое давалось на государственных языках; бретонцы или те же лужичане, даже при факультативном преподавании собственного языка в школе, не могли использовать его в личной карьере, так что он не был привлекательным для изучения и использования. (В Испании, намного более бедной и менее образованной, местные этносы – баски, каталонцы и галисийцы – в конце XIX века начали консолидироваться отдельные нации, что стало причиной конфликтов в ХХ и XXI веках).
В России же дело обстояло по-другому: на латвийской, литовской и эстонской этнических территориях можно было жить, работать и делать карьеру, не зная русского языка; литовцы и эстонцы в большинстве своем государственным языком совершенно не владели – он был им не нужен. В сельских районах Украины тоже можно было ограничиться знанием украинского наречия, хотя в городах знание русского было необходимо.
Закон о бесплатном и обязательном начальном образовании в России был принят только в 1908 г., да и он вступил в силу «нелегально», т.к. император отказался его подписывать. А во Франции подобный закон действовал с 1845 г., в германских государствах – примерно с того же времени; в Великобритании, Нидерландах и Скандинавских странах дети традиционно посещали школу почти поголовно еще с начала XIX века. Это и стало главной причиной развития националистических тенденций в западных регионах России, населенных нерусскими народами: европейские традиции диктовали им всеобщую образованность, а русские школы начали создаваться очень поздно и в недостаточном количестве. А природа, как известно, не терпит пустоты: начало развиваться образование и просвещение на языках местных этносов. А это, в свою очередь, постепенно превращало их в нации.
Однако, как уже отмечалось, к 1917 г. этот процесс был далеко не законченным, и его перспективы оставались многовариантными.