В творческом наследии Мустая Карима есть замечательный цикл под весьма простым, на первый взгляд, но по-философски глубинным названием «Память песен». Тем не менее, этот цикл весьма автобиографичен, и надо отдать должное переводчику книги «Мгновения жизни» Ильгизу Мустафовичу Каримову, который объединил эти емкие эссе, или, попросту говоря, житейские раздумья и этюды, в метафорический раздел — в раздел «Узелки судьбы». Их немного в литературном наследии народного поэта. Но в них Мустай Карим ярко выразил свое отношение к быту, эстетике и песенному фольклору башкирского народа.
«Ашкадар»
«Всю мою жизнь песня сердце мое потрясала, дух завораживала. Страстям и печалям мерой была она». Этими строками начинается второй абзац цикла «Ашкадара», и завершается откровением автора: «Господь ни голоса, ни музыкального слуха хотя ему не дал, но душу глухой и без мелодий не оставил. Она слышит».
«Для меня песня вот когда началась, — вспоминает автор. — С берегов Уршака «гостевая девушка», сватья Зубаржат, к нам приехала». Ее, прекрасную невесту, оказывается, привез на кошевых санях Муртаза — самый старший брат Мустафы. Это она, оказывается, с каждым двумя руками поздоровалась, а восьмилетнего Мустафу обняла и сказала: «Мой младший сваток». И сваток на второй же день влюбился в Зу-баржат. Влюбился, как безумец, влюбился без зазрения совести. Как не влюбиться, если красави-ца-енгэ его за волосы ласкает да шутливо приговаривает «барашек мой кудрявенький».
Случилось так, что через три дня глава семейства поехал с женой, то есть с матерью мальчика, в дальний аул на свадьбу, а дома для присмотра осталась старая и глухая матушка. Местная молодежь мигом организовала в их доме посиделки (аулак) и пошли игры, зазвучали песни. В один прекрасный миг все обратились к Зубаржат с неподдельным интересом: «А что на берегах Уршака поют? Спой нам, енгэ, свои песни». А она не заставила себя долго упрашивать. Начала петь, а слушатели, в том числе младший сваток, забыли обо всем, словно «покинули этот мир».
Любимый мой, желанный мой,
ушел, ай, на охоту
На берега Ашкадара за норкой...
Сваток лица ее не видел, так как она к нему боком сидит. «Как она терпит? Как еще не заплакала?» Все-таки мальчик приходит к твердому умозаключению: наверно, глаза Зубаржат-енгэ все-таки полны слез. Восьмилетний мужчина и то держится. Может быть, нельзя петь также песни со слезами на глазах...
На охоту он ушел, пропал
бесследно,
С юных лет оставил меня
одинокой.
Именно с этого вечера песня вошла в душу будущего поэта. Согласно обычаю, сватья Зубаржат «словно родная сестра» прожила в доме Каримовых около месяца. Настал час, и как положено, восьмилетнему свату Мустафе вместе с восемнадцатилетним Муртазой-агаем пришлось сопровождать прекрасную девушку в ее дальний маленький аул. И желание Мустафы было в тот час самое земное и благородное: пусть поженятся агай и эта сватья. И пусть будущая Зубаржат-енгэ никогда не споет ту грустную песню. И пусть они заживут счастливо! По возвращении домой через два дня мальчик узнал, что все родственники тоже желали этого счастливого брака. Ей, оказывается, осенью тоже исполняется восемнадцать — тогда им точно можно пожениться.
Пока готовились и собирались, настала пора очередной весны.
И пришла издалека весть: обломился лед подо Зубаржат-свать-ей, когда набирала воду из полыньи... Ушла красавица-сватья под коварный лед, только коромысло осталось на плаву..
Считаю, что предпоследнюю цитату Мустая Карима надо привести полностью. «Я ее («Ашкадар») на слова, которые сам давно уже придумал, беззвучно в душе пою. Вместо моего самого старшего брата Муртазы, который тоже покинул этот мир совсем молодым, пою:
Суженая моя, желанная,
услышав твою песню, Я, воскреснув, вернулся с охоты. Суженая моя, желанная,
иди в объятия мои, Всплыви из глубины воды.
Сама уже не всплывет, но песня даже в океане времени не утонет, будет жить и печалиться вечно».
.Песня «Ашкадар» до сих пор популярна в народе, создано много легенд. По одной из версий, узнав о том, что муж вместе с конем утонул во время охоты в реке Аш-кадар, убитая горем жена созвала со всей округи знаменитых кура-истов на обильное пиршество и обещала щедро одарить того, кто сочинит достойную памяти мужа песню. Прослушав несколько песен, она вдруг сама запела, и собравшийся народ невольно заплакал. Потом будто бы один из аксакалов пророчески заявил:
— Этой песне суждено долго жить! Народ ее не забудет!
Да, в песне «Ашкадар» — горестные слова утраты. Разве можно забыть трагическую мелодию этой песни о вечной истинной любви? Можно понять, почему наш Мус-тай в своем эссе воздвиг памятник в виде словесного реквиема.
Удивительно, но факт: в деревне Айыусы Стерлитамакского района, на родине известного команди-ра-конника, героя Отечественной войны 1812 года Кахым турэ, в 2005 году благодарные земляки установили еще один памятник — камень с надписью в честь песни «Ашка-дар». Оказывается, холодной осенью 1863 года уроженец именно этого аула Шамсутдин отправился верхом на охоту за норкой и не вернулся. Его жена Кансултан свое большое горе излила в виде песни, которая вскоре превратилась в истинно народную.
История «Ашкадара» продолжается. Совсем недавно сравнительно молодой коллектив радиоканала «Ашкадар ФМ» в деревне Айыусы около школы, носящей имя знаменитого земляка — этнографа Рима Янгужина, заложил березовую аллею и установил памятные ворота с надписью «Аллея радио «Ашкадар».
«Азамат»
Автору этих строк также хорошо известно, что Мустай Карим любил народные песни. Он умел их слушать, как сам признается, слышать всей душой.
Частенько на юбилейных вечерах именно для него, хотя поэт сам и не просил, исполнялись такие шедевры, как «Бейеш», «Ку-луй кантон», «Ашкадар» и, конечно же, «Азамат».
«Азамата» знают и любят все. Достаточно сказать, что на всех важных, в том числе и правительственных, концертах раньше всегда исполнялся именно «Азамат». Мастерство певцов на смотрах и всевозможных конкурсах всегда оценивалось по уровню исполнения именно этой песни. Сложилось так, что ее всегда пели и поют мужчины от мала до велика, и ее исполняют обычно стоя. С давних пор утвердилось, что «Азамат» — песня отважных мужчин, которым волею судьбы выпало много испытаний вдали от родины и родных. Из истории известно, что некоторые тюркские племена, в том числе и башкиры, во времена лихолетий вкладывали в слово «азамат» и значение «воинственный». Мне думается, что не зря великие сардары-полководцы обращались к своим ратникам «О мои азаматы!».
...Ясной осенью 1970 года на братской земле Украины прошли Дни башкирской литературы. Об этом в свое время было написано
Сабир ШАРИПОВ
немало, и вот Мустай Карим свое короткое воспоминание посвятил данному событию.
.В честь башкирской делегации в последний вечер в одном роскошном ресторане Киева организовали пышный прием. На торжественном ужине прозвучало немало русских, украинских, башкирских и татарских песен. И вот, к радости Мустая, безо всяких вступительных пояснений его друг и соратник Муса Гали начал громко петь «Азамат». (Между прочим, поэт исполнял эту песню не хуже именитых певцов.)
Ай, издалека виден, издалека виден
Белый камень на горе Иремель.
Где не побывают, где не увядают
Джигит-мужчина и верный конь.
Весь зал притих. Слушатели очнулись не сразу.
— Великая песня! — произнес «хозяин» застолья Олесь Гончар, обращаясь к сидевшему рядом Мустаю Кариму, и стал рассказывать о содержании песни, о том, как сам понял.
— Родилась она лет сто назад, ну двести. Закваска отваги, заложенной в древности, доныне бродит в ней. Вот что я услышал. Это не военный клич, очень вольное у нее дыхание, слишком для этого она протяжная и мелодичная.
Мустай очень удивился трактовке Олеся, как сам пишет, «чуткости Великого человека Украины, подивился его тонкому вкусу. И вырвалось у нашего поэта искренние слова благодарности: «Спасибо, друг. Не только понял нашу песню, но и возвеличил!».
Далее автор немногословен, но очень зримо, возвышенно рисует минуты расставания в аэропорту. Множество народа провожает нашу делегацию домой.
«Когда Муса Гали поднялся по трапу, Олесь Гончар крикнул снизу:
— Муса, спой прощальную, «Азамат»!
И Муса, стоя на самой верхней ступеньке трапа, запел:
Ай, издалека виден, издалека.
.Мы улетаем. Мы улетаем — песня остается. Грустно.»