Соня встала рано, на улице еще было темно. За окном моросил мелкий дождь, и капли бились о стекло, срываемые порывами ветра. Здесь, в провинции, где она родилась, отделенной от центра и находящейся на отшибе от основных торговых дорог, весна всегда была паскудной. Избыточная влажность, словно густое облако, зависшее над этим местом, любую мало-мальски приемлемую погоду делало невыносимой.
Она плохо спала. Таблетки, прописанные доктором Статниковой, не помогали. Соня ходила к штатному психологу вот уже вторую неделю из-за бессонницы. Ее мучили кошмары, которых она не помнила, просыпаясь, и боли в спине, причины возникновения которых диагностика не показала.
«Я могу тебе прописать это, - Статникова достала из комода ампулу с ядовито-оранжевой вязкой жидкостью. – Но, дорогая, это психосоматика – мы должны найти причину, а не убирать ее проявление». Соня молчала.
Статникова встала, пододвинула свой стул ближе к кушетке, на которой расположилась Соня, выключила диктофон и сказала чуть тише, чем до этого вела разговор: «Возможно, твое состояние как-то связано с пропажей Алины. Ты не думала об этом?»
Соня закрыла глаза. Не хотелось об этом вспоминать лишний раз. Но как вспоминать… Последние 4 года с момента пропажи сестры она жила в состоянии постоянного поиска. Кто и зачем забрал? Или, может, Алина сама ушла, но куда и почему? Где искать, ведь не осталось ни чужой ДНК в квартире, в которой они жили вместе с сестрой, ни следов взлома или борьбы. Алина вышла, как в обычный будний день, в церковную школу, ее видели на первом занятии по физике. Второе занятие уже прошло без нее. Она ни с кем не общалась в то утро, никому ничего не рассказывала накануне. Опросы служительниц школы не дали никакой информации: ничего странного и необычного не замечали, посторонних на территории школы не видели, да и проблематично проникнуть в школу при вооруженной охране. Да, видеонаблюдения на территории школы нет, но оно запрещено в духовных заведениях.
В течение трёх месяцев Межведомственный департамент розыска, в котором сама Соня и служила, стоял на ушах. Трясли всех: информаторов, сутенеров, «продавцов снов», которым все чаще последнее время удавалась добывать детские органы для продажи. Патрульные прошерстили даже закрытую территорию отселения «Инсомниум» – место, вынесенное за черту города, куда отправляли безнадежно или смертельно больных, преступников и приговоренных к смерти. Ни следов, ни свидетелей, ни подозреваемых.
В начале четвертого месяца поисков капитан вызвал Соню и без лишних уклончивых отступлений сказал, что больше не может жертвовать работой всех своих людей. Пропажей детей сейчас уже никого не удивишь. Их тела или останки обычно находят в первые три дня поисковых операций. Если Алину еще не нашли, значит, велика вероятность, что ее не разобрали на органы и скорее всего она цела.
Это был жесткий монолог, но другого решения от капитана не могло и быть. Большая и непозволительная роскошь задействовать весь департамент в решении одной маленькой проблемы маленького человека. Здесь каждый из служащих в какой-то момент своей жизни столкнулся со своей трагедией. Капитан, например, своими руками убил жену и двоих сыновей.