Вениамину Петровичу приснилось, будто он пустыня. Тело ощущало дыхание каждой песчинки, жар солнца, холод ночного неба, экстаз спаривающихся скорпионов, шаги верблюдов, спокойствие бедуинов, легкость перекати-поле.
Проснулся Вениамин Петрович в состоянии, близкому к трансу, сел в кровати и загробным голосом изрек:
— Я — пустыня.
Тень, лежащая у его ног, затрепетала и метнулась в щель на потолке.
— Я — пустыня, — взглянул в глаза собственному отражению Вениамин Петрович.
Отражение вздрогнуло и поседело.
Вениамин Петрович подошел к висевшей на стене карте, долго ее изучал, потом пересчитал имеющуюся наличность и вышел из дому.
***
Пятилетний Лева Кружкин ненавидел детский сад. Поэтому, сидя в переполненном утреннем автобусе, он старательно и плаксиво нудел. Маме Кружкина было за сына стыдно. Чувствуя на себе косые взгляды пассажиров, она тихо бубнила:
— Успокойся, Лева, скоро приедем, веди себя хорошо, а то Дедушка Мороз не подарит на Новый Год подарков.
— Хочу домой! — капризничал Лева. — Хочу мультики, пистолет и в Макдоналдс!
— Слышь, мамаша, — обернулся сидящий впереди похмельный мужик, — уйми спиногрыза, кляп ему вставь, что ли.
— Как вам не стыдно! — возмутилась Кружкина. — Он же ребенок!
— Балованный мальчик, — поджала губы густо накрашенная тетка неопределенного возраста. — Такие вырастают и родителей в дом престарелых сдают.
— Или убивают! — радостно подхватила бабка в пальто с облезлым лисьим воротником. — Вот недавно передачу по телевизору показывали. Сын мать зарезал, засолил в бочке, за свинину выдал и на рынке продал. Проверка пришла, в бочку залезли, а там голова на самом дне, отрубленная. Они ее на стол положили, а она и говорит, убил, мол, меня родной сын, покарайте его, граждане.
— Чего врешь, дура? — ткнул грязным пальцем в лицо старухе похмельный. — Не голова там была, а рука с указующим перстом. Милиционеры ее достали, а она им на убийцу показала.
Весь автобус заахал в притворном ужасе. Бабка злобно прищурилась, выпятила нижнюю челюсть, готовясь стоять за телеправду насмерть, но не успела.
Лева, польщенный вниманием к своей скромной персоне, широко открыл рот и заорал, заглушая общественное мнение:
— Ааааааааа! Не хочу в сад!
— Вот придет сейчас дядька, посадит в мешок и унесет, — попыталась напугать сына Кружкина.
— А я его кулаком! — не уступал Лева. — Вот так!
И со всего размаху треснул похмельного по затылку.
Пассажиры оживились. Обычно в автобусе ехать скучно. Некоторые хихикали и снимали происходящее на телефон.
— Я этого так не оставлю, — вскочил мужик. — Сниму побои и напишу заявление! Будете мне компенсацию платить за моральный ущерб.
— Извините его, — лепетала красная от стыда Кружкина, мечтая провалиться сквозь землю.
Вдруг по рядам прокатилось движение. Люди расступались, пропуская высокого худощавого человека, одетого в черное. Он медленно шел вдоль рядов, глядя в пол. Остановившись напротив Левы с мамой, человек присел на корточки, заглянул мальчику в глаза и тихо сказал:
— Я — пустыня.
Лева замер с разинутым ртом и описался.
***
Старый Варан положил голову на колени Алишеру и хрипло выдохнул:
— Я при смерти.
— Не сочти за грубость, Варан-эфенди, — усмехнулся Алишер. Он сидел на бортике детской песочницы, приколачивая косяк, — но это двести восемьдесят второй случай. И лишь на моей памяти. Если бы нашей семье давали песчинку за каждую твою присмерть…
— Знаю, знаю, — проворчал Варан. — Вы бы давно стали пустыней.
Алишер глубоко затянулся. Варан-эфенди жил в их семье не одно десятилетие. Дед Алишера привел его с собой из очередного похода в пустыню. Дед на пустыне был помешан. Пропадал там месяцами и Варан с ним. На вопрос Алишера, что они там делают, дед хитро улыбался и отвечал, что миражи. Родителей Алишер не знал, хоть часто видел по телевизору. Вскоре после его рождения они приняли участие в реалити-шоу, условиями которого были полный отказ от цивилизации и проживание в дупле дерева. Однажды Варан вернулся один и сказал, что деда забрала пустыня, и Алишер теперь должен продолжить его дело. Алишеру не улыбалась перспектива провести жизнь, шляясь по пустыне в компании старого хитрого варана-ипохондрика, капризного, регулярно симулирующего присмерть, и он переехал в город. Варан-эфенди увязался за ним, ссылаясь на последнюю просьбу деда не оставлять внука без присмотра. Город Алишеру нравился. В нем было много огней, красок, красивых девушек и никакой пустыни. Стройный, темноволосый, экзотически красивый Алишер по ночам работал в стрипклубе, а утром выгуливал Варана на детской площадке около дома.
— Дай затянуться, — попросил Варан.
Алишер протянул рептилии косяк.
— Я часто вспоминаю твоего деда, — выдохнул дым в небо Варан. — Он бы никогда сюда не переехал.
— Извини, — пожал плечами Алишер.
— Посмотри на этот песок, –голос Варана дрогнул. — Он мертвый. А ты, вместо того, чтобы водить меня по пустыне, думаешь о девицах.
— Ты всех переживешь, Варан-эфенди, — равнодушно бросил Алишер.
— Знаю.
Алишер не заметил, как он приблизился. Человек, казалось бы, возник из ниоткуда.
— Я — пустыня, — сказал он Варану.
— Все может быть, — ухмыльнулся Варан. — Алишер, пойди прогуляйся.
Алишер показал Варану средний палец правой руки и отошел на пару метров.
***
За завтраком Лева Кружкин наотрез отказался есть кашу и обозвал воспитательницу дурой. Его поставили в угол. Лева чувствовал спиной злорадно-любопытные взгляды и мечтал поскорее вырасти, добраться до красной кнопки в чемоданчике у президента, нажав которую, он взорвет всех к чертовой матери.
Чтобы убить время, Лева принялся пальцем отколупывать со стены краску. Она на удивление легко поддавалась и бетон под ней тоже. Через несколько минут Лева проковырял в стене дырку размером с дверной глазок.
Заглянув в дырку, Лева увидел пустыню. Горячий ветер подхватил горсть песчинок, покружил их и бросил в Левину сторону.
— Ай! — вскрикнул мальчик.
Песок угодил ему в глаз.
— Ты подумал о своем поведении, Кружкин? — спросила воспитательница.
— Подумал, — ответил чужим незнакомым голосом Лева, потирая пострадавший глаз. — Я — пустыня, а ты дура.
Прежде чем воспитательница обрела дар речи, Лева рассыпался по полу и песчаной струйкой утек в дырку в стене.
Воспитательница лишилась чувств.
***
— Грибы? — спрашивал себя Варан, изучая стоявшего столбом Вениамина Петровича. — Не похоже. Трава? Вряд ли. Синтетические вещества? Исключено. А если так?
Он стукнул Вениамина Петровича хвостом по спине. Вениамин Петрович завибрировал, и с него осыпалась небольшая кучка песка. Взгляд сделался осмысленным и благодарным.
— Спасибо! — горячо обнял Варана Вениамин Петрович. — Вы себе не представляете, насколько тяжело быть пустыней.
— К сожалению, — кисло скривился Варан. — А тебя-то как угораздило?
Вениамин Петрович задумался. Он раньше никогда не видел снов. Даже в детстве. У него была на редкость безоблачная, не богатая впечатлениями жизнь, напоминающая распорядок дня в пионерском лагере.
— Наверное, умственное расстройство от переизбытка эмоций во сне, — предположил Вениамин Петрович.
— Обидно, — вздохнул Варан.
— А мне нет, — насупился Вениамин Петрович. — Я на работу опоздал, у меня неприятности будут. И вообще, это не правильно. Человек не должен быть пустыней.
— С чего это вдруг? — хмыкнул Варан. — Человек может быть кем угодно. Хоть кучей дерьма. А вот варан не может. И это печально.
— Печально не быть кучей дерьма? — спросил уязвленный Вениамин Петрович.
— Типа удачно пошутил? — прищурился Варан. — Я точно знаю, кто я. И не одолевают меня вопросы, почему я варан, какой в этом смысл, есть ли у вселенной на меня планы. А люди вечно морочатся поиском себя и смысла жизни. Частенько находят, но ненадолго.
— И что?
— А то. Пока ты в поисках, ты открыт. Вот и липнет всякое. К кому дерьмо, а к кому пустыня. Или, океан, например.
— То есть мой случай не единичный? — самолюбие Вениамина Петровича было задето. — Я совсем не избранный или как там?
— Конечно нет, — ответил Варан. — Пустыне сейчас скучно без новых миражей. Вот она и решила посмотреть на мир твоими глазами. И не только твоими.
В песочнице вдруг закружился небольшой вихрь. Перед Вараном и Вениамином Петровичем предстал Лева Кружкин.
— Мне всегда казалось, что у людей есть воображение, — капризным голосом изрек Лева. — Если не у больших, так у маленьких точно.
— Люди разные, — почтительно склонил голову Варан.
Вдалеке пронзительно завыла полицейская сирена.
— Мальчик, — обратился к Леве Вениамин Петрович, — где твоя мама?
— Какая мама? — зашипел Варан, наступая Вениамину Петровичу на ногу. — Ты что не понимаешь, кто перед тобой?
— Я, может, и понимаю, а вот они нет, — Вениамин Петрович указал на крепких мужчин в камуфляжной форме, окружающих детскую площадку.
— Ну, трындец! — хохотнул подслушивающий неподалеку Алишер. — Нас с мужиком упекут в тюрьму за педофилию, тебя в зоопарк размножаться на благо вараньей популяции, а пацана в детдом.
— Не хочу размножаться, я старый, — захныкал Варан.
— Граждане педофилы, внимание! Ваша банда полностью блокирована! Все выходы перекрыты!
— Живым не дамся! — рявкнул Лева.
В ответ полицейские забросали их гранатами со слезоточивым газом.
***
Вениамин Петрович очнулся в больнице, опутанный кучей проводов и скованный наручниками. Рядом сидела мама Левы Кружкина с очень виноватым лицом.
— Я попросила их отложить химическую кастрацию. Вы ведь ничего не совершали, — залепетала она. — Только Левочке никто не верит. Он же ребенок. Все эти рассказы про пустыню, варана. Сами понимаете…
Вениамин Петрович кивнул. Он абсолютно ничего не понимал. Кроме, может быть, того, что по каким–то причинам его должны кастрировать, но пока не будут.
Дверь в палату распахнулась, на пороге возник молодой следователь в небрежно накинутом на плечи врачебном халате. Он расковал Вениамина Петровича, извинился за досадное недоразумение, снял все обвинения и осуждающе взглянул на Кружкину.
— Что же вы, дамочка, кипешуете? Родного отца ребенка в педофилии обвиняете.
— Я… я… — вытаращила глаза Кружкина.
— Головка от патефона, — грубо ответил следователь. — Воспитательница дала показания. Из них следует, что вы не разрешали отцу видеться с сыном без достаточных на то оснований. И что сами вы женщина с низкой социальной ответственностью.
— Не смейте оскорблять мою жену! — воскликнул Вениамин Петрович.
Сорвал с себя провода и залепил следователю пощечину.
— Достали, бытовушники. Упечь бы вас всех, — зло сплюнул следовать и удалился.
Через несколько дней он раскрыл громкое коррупционное преступление в околоправительственных кругах, получил медаль, отпуск и совершенно забыл о досадном инциденте в больнице.
— Зачем вы это сделали? — потупилась Кружкина. — Мы ведь с вами даже не знакомы. Я Вера.
— Находясь под угрозой кастрации, начинаешь ценить жизнь, — властно привлек ее к себе на грудь Вениамин Петрович. — А вы весьма красивая женщина.
***
Алишер сидел на краю горного озера, любуясь кувшинками и стрекозами.
— Пойдем, что ли, — ткнулся головой ему в колени Варан-эфенди.
— Подожди, — попросил Алишер. — Это ведь мой первый мираж. Я хочу, чтобы он стал совершенным.
— Кто-то должен объяснить ему, что совершенство не совершенно, — буркнул Варан.
— Пусть мальчик учится, — шепнула пустыня. — Оставь его в покое.